– Он назвал меня Зои, – всхлипывает она. И правда, разве Зои похоже на сокращение от Изабелл? – Как он мог забыть мое имя!
– Ох, не знаю, милая! В каком ты номере? – Погладить ее по голове, дать ей платок, чтоб она высморкалась, налить ей джина с тоником, облегчить страдания. Скатываюсь с кровати. Между ног слегка свербит. Задумчивым взглядом я прощаюсь с моим мальчиком. Об утренних развлечениях придется забыть. О чем речь, я ведь так нужна Иззи. У меня даже нет минуты, чтобы смыть сперму и запах резины.
– Эй, большой… – Я умолкаю. – Эй. – Слегка его трясу. Он открывает глаза и хочет затащить меня обратно в постель.
– С чего такая спешка? – лениво улыбается он. Я уворачиваюсь от его рук, надеваю джемпер и бросаю ему рубашку.
– Подруга звонила, иду к ней.
– Я тебя подожду.
– Нет, это будет слишком… – чуть было не ляпнула «скучно», но нужно быть вежливой. – Это очень любезно с твоей стороны, но ничего не выйдет. Ей очень плохо. Я, наверное, пробуду у нее все утро. Весь день.
– Оставить тебе визитку?
– Конечно, оставь. И я матерински целую его в лоб. Как он молодо выглядит при свете дня! Разумеется, я не собираюсь ему звонить, просто хочется знать его имя. Я помню имена всех своих мужчин.
Иззи, завернутая в простыню, открывает дверь.
– Иззи, – я обнимаю ее, борясь с гневом, охватившим меня при виде ее заплаканного лица. Ненавижу его за то, что он так с ней поступил. И сержусь на нее, что она так с собой поступила. – Ты звонила Джошу?
– Он зарегистрировался под чужим именем.
– Понятно. Я видела, как он удрал с той бабой в большой зюйдвестке.
– С какой? Там был десяток таких шляп.
– Ну с этой, Эму.
Она улыбается. Иззи очень славная, уже не в первый раз думаю я, и заслуживает лучшего.
Я ставлю маленький чайник и бросаю ей печенье. Ей нужен сахар. Она ловит его одной рукой, и это простое движение наполняет меня гордостью за нее. До чего несправедливо, что Иззи никогда, ни за что не сможет двигаться так же изящно на глазах у того, кто ей правится. Женщины гораздо непринужденнее, спокойнее и веселее, когда поблизости нет мужиков. Почему мы не умеем проявить себя во всем блеске рядом с ними?
– Вы трахались? – спрашиваю я, пытаясь определить, насколько она разочарована.
– Да, – виновато отвечает она.
– Не волнуйся, я тебе не мама. – Но я знаю, что ее мучит стыд и неодолимое чувство ненависти к себе. Она так часто об этом говорит. Я пробую ее отвлечь. – Я тоже поимела парнишку, но встречаться с ним больше не хочу.
– Тебе же все равно. Ты бесчувственная. – Вот это правда, и мне остается лишь пожать плечами. Снаружи и изнутри я как железо. Непроницаема. Эмоционально непроницаема, не подумайте чего. Не фригидна, просто держать мужчин на расстоянии гораздо удобнее.
Я наполняю для нее ванну и взбиваю побольше пены. Пена – это так легкомысленно, всегда мне настроение поднимает.
– Хорошо было? – кричу я сквозь шум воды.
– Не очень – мы ведь друг друга почти не знаем.
Тогда почему она так расстроена? Я вернулась в спальню и потащила ее в ванную.
– Что я сделала не так? – рыдает она.
Я так часто слышала от нее этот вопрос, что у меня скопилась куча ответов: «ты все делала правильно», «мужчины неспособны на большее» и так далее. Но это не помогает. Ей слишком уж часто от них достается.
Нужно плотно поесть, вот что. Пока она в ванне, я звоню и заказываю сытный горячий завтрак – прекрасное лекарство от похмелья и разбитых надежд: гору пирожных и огромные дымящиеся кружки с горячим шоколадом. Иззи просматривает воскресные газеты, я быстренько залезаю в душ. Завернутые в роскошные тоги из белых полотенец, мы поглощаем завтрак на огромной кровати. Я совершенно счастлива. Лучшее воскресное утро, какое только можно представить. Но Иззи была бы куда счастливее, если бы рядом с ней вместо меня оказался мужчина.
– Какое это имеет значение? Зачем тебе это? – искренне недоумеваю я. – Тебя обслужили, и ты не обязана вести наутро пустые беседы. Что может быть лучше?
Иззи вздыхает.
– А если это не пустые беседы, а интересный разговор?
– Так не бывает.
Она снова вздыхает, еще глубже. Ее терпение безгранично.
– Нет, бывает. Мужчины тоже люди, Кэс, и они способны на чувства.
Это не так. Мужчины ужасны, и потом, в таких отношениях женщины порядочнее мужчин. Такие вот у меня устарелые представления. При равенстве полов честность, искренность и порядочность медленно, но верно исчезают, и кто-то обязательно страдает. Лучше, если это буду не я. И не Иззи. И не Джош.
Я замечаю свое отражение в зеркале на туалетном столике и вижу то же, что видят остальные: пять футов семь дюймов (восьмой размер), большие голубые глаза, длинные томные волосы. Сексуальна, спокойна, безупречна. Но все же удивительно, отчего люди не замечают того, что вижу я: семилетнюю круглолицую малышку, брошенную отцом. Я думала, он не остался, потому что я некрасивая, я даже чувствовала свою вину в том, что он ушел. Я плохо себя вела? Может, он ушел потому, что мы с Джошем перекопали наш огород? К тому времени, когда я поняла, что дело совсем не в этом и что это связано с мисс Хадли, его пышной, белокурой и усердной секретаршей, было уже слишком поздно. Я казнила себя целых десять лет. Психологически несложно объяснить: предательство, обида, вся эта чепуха. У меня комплекс по поводу мужчин, которые недостаточно сильно меня любят и потому не останутся рядом, и я не верю в их способность хранить верность. Моя защита от разочарований – цинизм, жесткость и расчетливость. Очень эффективная защита, скажем прямо. Прежде чем мне сделают больно, я бью сама. Я избавляюсь от мужчин, прежде чем они сделают меня несчастной. Главное – вовремя выйти из игры.
– Распространенное заблуждение – считать, что секс и любовь вообще совместимы. Почему? Никто же не думает, что он влюблен, если чувствует голод, усталость или холод. Так зачем так думать, если чувствуешь желание?
– Слишком уж ты умна, – роняет Иззи. На самом деле она считает меня жестокой, но слишком вежлива, чтобы сказать это вслух.
Я собиралась провести воскресенье с матерью, и Иззи, не желая оставаться одна, решает ехать со мной. Это, конечно, приятно, но, честное слово, она меня разочаровывает, считая, что можно быть одинокой в семимиллионном городе с десятками музеев, сотнями магазинов, миллионами баров и ресторанов и целой кучей галерей.
Мама сидит в саду и читает любовный роман. Я со значением грохаю на землю сумку с хорошими книгами. Мама благодарит, но что-то я сомневаюсь, что она променяет томные взгляды и страстные объятия на повесть о тяжелых временах в Ирландии эпохи картофельного голода. Мама всегда рада нам с Иззи. Ей нравится нас опекать, и она тут же бросается на кухню ставить чайник.
