Небо было безоблачное, от вертолета тянуло разогретым маслом и гарью. Ситуация складывалась самая идиотская, но Мазур не спешил раздражаться – он сам за четверть века проникся мудрой армейской философией, гласившей, что никогда не стоит суетиться без нужды.
Капитан запихал все документы обратно в пластиковый футляр, а футляр по-хозяйски упрятал в набедренный карман.
– Эй! – негромко вякнул Мазур.
– Придется пройти, – сказал капитан, ничуть не повысив голоса. – То бишь подлететь немножко.
– Куда это?
– Куда надо, – сказал капитан с тем веским и непреклонным видом, какой обычно принимают военные люди, когда им и самим в точности непонятно, что стоит за отданным приказом.
– В особый отдел, что ли?
– Там объяснят, – отрезал капитан.
«Ох, я тебе потом объясню, – подумал Мазур. – Когда свяжутся ваши особисты с нашими, и наши внесут полную ясность. Если подумать, капитан ни в чем не виноват, выполняет приказ – но до чего ж не хочется терять время на дурацкие разборки... В особенности если ты привык, что надежно защищен чином и положением, и за последние десять идиотских лет статус твой почти не изменился...»
– Ладно, – сказал Мазур. – А назад как прикажете?
– Там будет видно. Если не задержитесь, назад отвезем... – он повернулся к Ольге. – А вы тоже, гражданочка, пройдете, так что не рассаживайтесь...
– Обуться-то хоть можно? – фыркнула она.
– Сделайте одолжение.
– Плот нужно закрепить, – сказал Мазур. – Чтобы не унесло.
– Давайте в темпе.
Мазур быстренько выкинул на берег три конца – нейлоновые тросы с полуметровыми заостренными металлическими штырями – надежно вколотил штыри обухом топорика. Окинул критическим взором. Надежно. Приливов и отливов здесь не бывает, так что не унесет...
Отвернувшись от капитана, он ободряюще подмигнул Ольге, первым спрыгнул на берег и бодро направился к вертолету. Солдаты оживились. Один бросил:
– Руки за спину. Вы тоже.
– Орлы, – сказал Мазур, выполняя приказ. – А еще говорят, что нынешняя армия распустилась хуже некуда...
На запястьях у него сомкнулось холодное железо. Щелкнули наручники. Сзади удивленно пискнула Ольга – ее тоже заковали.
– Ну, ребятки, что-то вы тут нервные, – сказал Мазур, шагая к вертолету и усиленно пытаясь не рассердиться. – С чего бы это, когда кругом столь умиротворяющая природа?
Его молча подтолкнули к вертолету, и Мазур, пригнув голову, шагнул внутрь. Без приглашения уселся на железную решетчатую скамейку – и тут же еще двое, сидевшие прежде в кабине, набросили ему на голову глухой черный мешок. Вышло так ловко и моментально, что он опомниться не успел. Рядом ойкнула Ольга.
– Спокойно, – сказал Мазур, коснувшись ее бедром. – Чует мое сердце, ребятам шпиона поймать охота, отпуск, должно быть, обещали...
– Душно же...
– Потерпите, – раздался голос капитана. – Лететь-то всего ничего. Вот муж у вас человек грамотный, все понимает...
Кто-то из солдат заржал, но одернут не был. Мазур сердито сопел в жарком капюшоне – пожалуй, когда все кончится, пару матерков капитан от него все же огребет... Чтобы не путал служебное рвение с дурацким усердием.
Над головой возник, крепчая, свистящий вой вперемешку с металлическим клекотом. Мазур точно уловил миг, когда машина оторвалась от земли. Шума и грохота было гораздо меньше, чем на вертолетах, с которых он учился прыгать два десятка лет назад – все же далеко вперед шагнула техника... Нет, интересно, что за точка? И откуда такое усердие не по разуму? Впрочем, мы в юные годы были не лучше, и пойманные нами «шпионы» на годы прописывались во флотском фольклоре, вспомнить хотя бы Кирюшу Шмырева и его незабвенную оплошку...
Судя по шуму мотора, вертолет шел по прямой в горизонтальном полете. Определить направление не было никакой возможности – клятый капюшон напялили на совесть. Нет, рано лить слезки по упадку боевой подготовки: если отвлечься от личных хлопот, придется признать, что ребятки работают четко...
Рядом дернулась, сердито вскрикнула Ольга.
– Что? – напрягая голос, спросил Мазур.
– Лапает кто-то, вот что! Внаглую в штаны лезет!
Судя по тону, она не шутила.
– Эй, орлы! – воззвал Мазур в окружающий мрак.
И получил кулаком под горло так, что дыхание на миг вовсе пресеклось. Тут же рядом прозвучал чей-то до чрезвычайности наглый голос:
– Сиди смирно, блядь такая, а то сейчас за косу в дверь вывешу...
– Капитан! – рявкнул Мазур, отдышавшись.
– Да ладно, ребята, – послышался рядом голос капитана. – Делать нечего?
Рядом, задевая Мазура всем телом, билась Ольга. Судя по звукам, ей зажали рот.
– Толя! – послышался тот же наглый голос. – Может, расстелим крошку, пока тащимся?
– Капитан, мать твою! – сказал Мазур, задыхаясь от гнева. – Я тебе сейчас устрою бой на ограниченном пространстве! У меня еще ноги есть...
– Ну, кончили, – распорядился капитан погромче. – Что вы, как дети малые...
Мазур приготовился влепить ногой на звук первому же неосмотрительно подставившемуся – но возня рядом прекратилась. Ольга придушенно выругалась словами, каких юной даме с престижным питерским образование вроде бы не полагалось и знать. Звенящим, обиженным тоном протянула:
– Солдафоны хреновы...
И Мазуру впервые пришло в голову, что в происходящем есть нехорошая странность.
Глава вторая
Вперед, в прошлое
Мазур без малого четверть века, как расстался с последними крохами романтического взгляда на скопище вооруженных людей, именуемое вооруженными силами. Армию он видел не просто изнутри, а глазами засекреченного офицера подводного спецназа, имевшего доступ к кое-каким насквозь неприглядным сводкам. Он прекрасно знал, что подозрительные штатские субъекты, сцапанные охраной секретного объекта, сплошь и рядом рассчитывать не могут не то что на кофе с пирожными, но и на минимум вежливого обращения. По крайней мере, пока не будет внесена ясность.
И все равно, происходящее смахивало не на хамский произвол недалеких службистов, а именно на нехорошую странность. По любым критериям. Ольга прижалась к нему всем телом, и сквозь неумолчный свистящий клекот над головой, сквозь плотный жаркий капюшон он все же слышал лениво-циничную болтовню бравых ребятушек, в голос комментировавших Ольгины стати и то и дело подначивавших командира на предмет позволения испробовать пленницу. Кавказскую пленницу, как они выразились, чуть не задохнувшись со смеху. Командир их вяло одергивал – вот именно, что вяло.
Можно сделать все и всяческие поправки. На то, что служба в этой глуши, на охране суперсекретного объекта развращает и дает возможность всплыть на поверхность самому дешевому, что таилось в душе. На то, что вояки пошатались по «горячим точкам», где давно распрощались и с видимостью гуманизма. На то, что начальник из капитана хреновый, и расшалившиеся орлы его не видят в упор. На то, наконец, что свистопляска последних десяти лет сама по себе покалечила военные души до полного уродства.
И все равно, кусочки мозаики никак не желали складываться. Сплошные противоречия и логические нестыковки. Именно потому, что Мазур всю сознательную жизнь провел при погонах и в рядах.
Во-первых, они с Ольгой не вторгались в пределы какого бы то ни было запретного объекта, даже не видели издали ничего, напоминающего забор с развешанными повсюду грозными предупреждениями. Вертолет чешет над тайгой уже добрых четверть часа без намека на снижение – что же это за объект такой, к которому нельзя приближаться даже на д е с я т к и километров?
Во-вторых, в капитане словно бы уживались два совершенно разных человека. На берегу он производил впечатление твердого служаки, способного заставить себя уважать любого дерганого разгильдяя. Здесь же, в вертолете, он с маху обернулся этаким благодушным и терпимым к о р е ш е м, не отдававшим приказы, а чуть ли не упрашивавшим. Это не менее странно.
И наконец – до Мазура только сейчас дошло со всей пронзительной ясностью – никто даже не попытался осмотреть поближе их вещи. Коли уж сонар вызвал подозрение, логично было предположить, что его прихватят с собой, чтобы продемонстрировать изнывающему в тайге от безделья особисту. Но плот преспокойно бросили, не обыскав толком.
Ну, и все происходившее в вертолете – на десерт. Не будем лукавить и представлять армию лучше, чем она есть. Двое подозрительных типов вполне могли испытать на своей шкуре и хамское обращение вплоть до затрещин для мужика и лапанья для женщины. Где-нибудь на окраине государства, где братья-славяне осатанели и остервенели, усмиряя буйное ч у ж о е население. Но не здесь, в мирной Сибири, где нет и намека на чрезвычайное положение, а народ и армия по старинке едины. Здесь такое обращение с проплывающими туристами поневоле выглядит нехорошей странностью. Положим – если снова вернуться к о к р е с т н о с т я м объекта – и мирные туристы, угоразди их напороться на пьяный или обкуренный караул, рискуют набрать полное лукошко неприятностей. Но эта троица не выглядела ни пьяной, ни обкуренной. Она словно бы о х о т и л а с ь, такое впечатление. Группа захвата. Не особенно утруждавшая себя мотивировками и соблюдением этикета.
