«Вот так шутка! — повторял он. — Вот так шутка!»
Мне всегда казалось, что в натуре Эдипа есть что-то вульгарное. Пока он правил, атрибуты власти сдерживали его: трудновато хлопать себя по ляжкам со скипетром в руке. Но сейчас он шатался, как пьяный, потом упал на землю, начал кататься в пыли и так громко смеялся, что обмочил свои лохмотья. В тот момент, когда Тесей сообщил ему новость, он опрокинул на себя чашу вина. Эдип был слеп и не увидел, что упал прямо на кучку козьего помета, а когда наконец успокоился и встал, от него воняло мочой, перегаром и навозом. Хорош отец! Я сделала знак слугам, они прибежали с ведрами, но, когда Эдип почувствовал, что его поливают водой и хотят переодеть в чистое, он устроил свой обычный спектакль, словно дорожил грязью не меньше, чем своими преступлениями. Тут-то у меня и случился единственный и неповторимый приступ сильнейшего гнева. К величайшему сожалению, я не помню, что именно говорила, но, кажется, вдохновения хватило на целый час. Тесей забывчив и не смог в точности повторить мои слова. У меня сохранились обрывочные воспоминания, но я сказала Эдипу, что с самого рождения живу в атмосфере зловония, исходящего от его души, и больше ни минуты не потерплю вонь его тела, что теперь он, хвала богам, слеп и не пытается разглядеть мои груди за вырезом туники, и я счастлива, что избавилась от его похотливых взглядов, но я зрячая и вижу его, и моим глазам от этого больно, я скоро сама стану слепой, как крот, так что пусть хоть избавит меня от необходимости смотреть на испачканную нечистотами одежду. Я приказала слугам причесать Эдипа и переодеть его, чтобы болтающиеся сморщенные гениталии не мелькали в прорехах лохмотьев. Я велела принести ему посох, чтобы дать отдых моему измученному левому плечу. Тесей сказал, что я то и дело призывала его в свидетели и потребовала, чтобы он прислал служанок, которые помогут мне вымыться и привести себя в порядок. Меня нарядили, украсили шею лучшими драгоценностями из царской сокровищницы, но я продолжала метать громы и молнии: в Фивах Исмена расхаживала в украшениях Иокасты, а я обречена брести по пыльным дорогам и быть поводырем слепого отца. Кажется, я требовала самых тонких притираний и дорогих благовоний. Я лишена кокетства и хочу одного — выглядеть пристойно, но, когда Тесей рассказывал мне потом о моих требованиях, я ему почему-то верила. В голове мелькали обрывки воспоминаний, я понимала, что Тесей меня не обманывает, хотя с трудом узнавала себя в женщине, накрашенной то ли как царица Египта, то ли как шлюха, которой все почему-то восхищаются. В самом конце я, по словам очевидцев, была просто неподражаема. Точно помню одно — изумленно-восхищенный гул окружавшей меня толпы. Все случилось в открытом поле: решив вымыться, я потребовала, чтобы служанки встали в круг, держа на вытянутых руках простыни. Ярость яростью, но стыдливость осталась при мне!
В одно я не поверю никогда, даже если мне приведут сто свидетелей: что встала перед правителем Афин и спросила, видел ли он когда-нибудь женщину красивей. Чистый, с расчесанными волосами и бородой Эдип старался держаться как можно незаметней. Никто не смел посмотреть в его сторону, хотя он никогда бы о том не узнал. Да, в тот день Тесей недолго, всего час, был сильно влюблен в Антигону и навсегда сохранил к ней нежность. Я не ведала, что безудержный гнев способен очаровать мужчину, но несколько месяцев спустя Гемон подтвердил это. По правде говоря, с тех пор я вечно пребывала в гневе, но лишь в тот вечер меня посетил ораторский талант. Мои чувства безмолвны: сегодня ночью ярость лишила меня голоса, и я едва могла говорить, когда попросила принести перо. Не думаю, что сейчас мой взор пылает, а движения свободны и грациозны, как описал их Тесей. Я чувствую себя зажатой, стесненной, неуклюжей.
Рядом с отцом стоял слуга и пересказывал ему все, что происходило. Он говорит, что Эдип съежился, но, по-моему, это слишком сильно сказано. Он стал маленьким, тощим и старым. Вот какой могущественной я была!
Не воспрял отец духом и при появлении Полиника. Я хорошо знаю Эдипа и вижу тщету его проклятий. Он попытался возвысить голос, но его не было слышно и за десять шагов, только затрепетала листва на деревьях. Он впал в бешенство из-за собственной немощи, и это придало ему сил. Полиник, испытавший мгновение торжества в тронном зале, снова стал похож на провинившегося мальчишку, застигнутого на месте преступления с горшком варенья в руках: слишком много чести человеку, за десять минут ставшему добычей старости, но услышав мольбу в голосе сына, Эдип распрямил плечи.
Вернувшаяся на краткий миг сила отца разбудила подлое малодушие сына, Полиник быстро понял, что зря теряет время, и удалился, понурив голову. Не будь на свете Этеокла, я могла бы сказать, что в этой семье никто, кроме меня, не умеет проявить твердость. Увидев отчаяние Полиника, я повернулась к отцу и сказала:
— Ложись спать, игра окончена.
Он так растерялся, что подчинился.
Этой ночью Эдип умер, не знаю как. Утром его холодное одеревеневшее тело нашли на куче листьев. Впервые за много месяцев я спала на удобной постели, под теплыми одеялами и пребывала в прекрасном состоянии духа. Когда мне сообщили о моем сиротстве, я опечалилась только потому, что известие испортило мне удовольствие от завтрака: я давно не ела такого свежего хрустящего хлеба, но аппетит, увы, пропал. Неужто мне никогда не будет покоя от этого проклятого человека? Я отправилась к месту его ночлега и увидела царя, упокоившегося на жалком ложе. Он лежал, свернувшись клубком, так что пришлось переломать суставы, чтобы придать телу пристойную позу. Лицо его было искажено судорогой, как будто он страдал перед смертью. Неужели его отравили? Я не верю, что Эдип лишил себя жизни, зато Полиник вполне мог вернуться украдкой и подлить яд цикуты царю в вино. Говорят, слепцы узнают людей по шагам: Эдип не доверял сыну, но после Фив слышал его только раз и не успел заново натренировать слух.
Рассказывали, что Эдип удалился от мира и просил богов отнять у него жизнь; видя силу и искренность раскаяния, олимпийцы будто бы вняли его мольбе. Я не опровергала слухов. О недостойном поведении дочери, устроившей купание под открытым небом и громко поносившей отца, все быстро и как-то незаметно забыли. Вольному воля, но хоронить брата я не стану. Они решили использовать меня, чтобы сотворить легенду, и я буду сопротивляться, сколько достанет сил. Я буду чувствовать себя ответственной за сотни поколений дочерей и сестер, которым станут приводить меня в пример: Угождай богам и будь верна долгу, малышка, как поступила Антигона! Антигона в ярости и не уступит. Я жду встречи с Креонтом в тронном зале, чтобы он сам в этом убедился и оставил меня в покое, но он упорствует и снова и снова посылает ко мне плачущих женщин, чтобы те живописали, как жаждет покоя отчаявшаяся душа Полиника. Пусть отправляются в ад! Я рассказываю, как сын плюнул в слепого окровавленного отца. Они говорят, что эго осталось в прошлом. Если меня не убьет дядя, то прикончит людская глупость.
Этеокл остался в Фивах и попытался вернуть армии боевой дух. За несколько месяцев правления Полиника повсюду воцарились распутство и разложение: офицеры разошлись по домам, солдаты вернулись на поля, оружие ржавело в пустующих казармах, крыши из-за ливней прохудились, и никому не пришло в голову их перекрыть. Малыш Этеокл, не щадя сил, восстанавливал закон и порядок, собрал налоги и укрепил городские стены. Когда Полиник привел войска к Фивам, его уже ждали.
Я покинула Афины не сразу после похорон отца, уступив настояниям Тесея остаться и отдохнуть. Он показал мне город, и я поняла, что Фивы — глухая провинция. В обществе образованных афинянок мне стало ясно, как ничтожны знания, полученные от старых наставников. Я слушала споры о математике и философии — и ничего не понимала. Именно там я узнала все об оракуле, предопределившем мою судьбу.
Эдип часто рассказывал мне, как погиб Лай. Слуги — трусливые, как все фиванцы, — разбежались кто куда. Лай выкрикивал оскорбления в лицо перепуганному юноше, который вначале попытался самым учтивым образом уступить ему дорогу, но царь в ярости бросился на него с мечом. Уклоняясь от удара, Эдип упал и разозлился. Почему на него нападают? Иногда я спрашивала себя, не случилось ли так, что Лай каким-то чудовищным наитием узнал сына и снова попытался убить его. Эта невероятная идея подкупает своей логичностью и связывает смерть деда с его преступлением. Пресловутый грех отцеубийства никогда не казался мне таким уж страшным: в конце концов, первым попытку убийства совершил Лай, ничего бы не случилось, если бы он растил сына, как заведено обычаем. В тот год все вокруг говорили о знаменитом пророчестве. Впервые оно прозвучало в Афинах — к вящей радости молодых матерей: им нравилось, что мужья ревнуют, это не так-то просто, когда рожаешь и кормишь младенца грудью. Тесей говорил, что тоже подвергся проклятию, но афиняне, к счастью, не суеверны. Потом мода дошла до Фив, а у тамошних оракулов воображение небогатое. Она последовала за несчастным новорожденным к Полибу и отравила душу Эдипа. Он испугался, поняв, что убил человека, а приглядевшись, узнал в нем своего отца. Эдип всегда страшился убийства: когда Лай кинулся на него с ужасным воплем, он попытался убедить себя, что лишает жизни незнакомца. Но от судьбы не уйдешь.
