темные же, почти черные глаза и голос. Голос человека, который привык, что все его команды всегда выполняются в ближайшее время.
Передо мной стоял Константин Полянский, исполняющий обязанности губернатора нашего региона и главный претендент на победу в предстоящих выборах. Московский ставленник, к которому, насколько было известно мне, жители края относились с подозрением. Молодой, напористый, уверенный в себе карьерист. Сейчас стоял в нескольких метрах от меня и задумчиво рассматривал, наклонив голову набок, видимо решая, сейчас меня прикончить или чуть позже.
Я поморгала глазами, привыкая к яркому свету. Нет, я не обозналась, это точно был он. Лицо знакомое, в последнее время буквально не сходившее с экранов местного ТВ. Ах, вот оно что… Паззл в моей голове потихоньку начал складываться. Не пристало столь безупречной медийной персоне, изо всех сил старающейся завоевать доверие избирателей, попадать перед выборами в такую неоднозначную и компрометирующую ситуацию.
Я выпрямилась и сложила руки на груди, не отрывая взгляда от него. Вот сейчас мы и выясним, какого черта я, собственно, здесь торчу. И что-то мне подсказывает, что только что родившаяся в моей голове версия очень похожа на правду. Я подняла брови в немом вопросе. Итак, пижон, выкладывай, во что я вляпалась… А вляпалась я, по всему видать, очень серьезно.
8
— Я думаю, представляться нужды нет. — Кепка полетела на столик, а ее обладатель уселся в кресло, жестом приглашая меня занять соседнее.
— Чем обязана? — игнорируя его приглашение, чуть дрогнувшим голосом спросила я.
— А обязаны, Виктория Алексеевна, Вы теперь многим. Надо внимательнее переходить дорогу и не кидаться под колеса всем подряд. Тогда бы жизнь Ваша, да и еще многих людей была бы гораздо проще и приятнее.
Ну, конечно. Виноваты все, кроме самого безупречного в мире человека. Я начинала злиться.
— Ах, вот оно что… Значит, это не Вы сбиваете меня в моем же дворе, а это я кидаюсь на Вашу машину, будучи в экстазе от возможности погибнуть под Вашими драгоценными колесами?!
— Да, именно так. Я прекрасно видел, что Вы шли, совершенно не глядя по сторонам и считая ворон.
Его спокойствие и непоколебимая уверенность в своей правоте поражали. Я закипала все больше.
— Очень интересно! Если Вы такой внимательный, как же Вы тогда в свою очередь допустили наезд на пешехода во дворе?! Вы должны были двигаться очень аккуратно!
— Можно ехать сколь угодно медленно, но, если пешеход сам кидается под колеса, здесь я бессилен. — Перебивая меня, пытавшуюся возразить ему в очередной раз, он поднял руку. — В любом случае, я пришел сюда поговорить не об этом. Что случилось, то случилось. Ничего уже не исправить и надо действовать в тех реалиях, которые есть сейчас.
Через неделю состоятся выборы, и я должен на них победить. Без вариантов. Это вопрос уже практически решенный, все должно пройти без сучка и без задоринки. Вернее, теперь задоринка есть. Это Вы.
Я смотрела на него, вальяжно развалившегося в кресле, и просто поражалась. Ни капли сожаления, ни сочувствия и уж тем более вины за все произошедшее в этом взгляде не было. Только спокойствие, самоуверенность и некое странное любопытство. Обычно я за словом в карман не лезу, но в данном случае, из-за наглости этого субъекта слова застряли в горле, и я поняла, что просто ошарашенно пялюсь на него и не могу подобрать достойный ответ на его дерзкое заявление.
И в этот момент меня накрыла внезапная и поразительная мысль. Я вдруг четко осознала, какая я слабая и беспомощная по сравнению с этим властным человеком. По сути, я у него под колпаком. Именно от его дальнейших решений теперь зависит, как будет продолжаться моя жизнь. И будет ли она вообще продолжаться. Я вся похолодела, по спине побежали мурашки. Инстинкт самосохранения кричал, что надо вести себя спокойно и обдумывать каждое слово, прежде чем его сказать.
Но его поведение, тон и бескомпромиссные высказывания вызывали совершенно другие эмоции. Волна возмущения и злости, набиравшая силу во мне, судя по всему, собиралась захлестнуть здравый смысл. Я смотрела на Полянского и чувствовала, как ногти начали впиваться в ладони.
— Ну и что же вы теперь будете со мной делать? Закатаете в бетон? — Господи, Вика, заткнись уже, возьми себя в руки.
— Пока нет. Разве мой начальник охраны не познакомил Вас с нашими планами на ближайшие десять дней?
— А ваш начальник охраны не сообщил Вам, что мои планы совершенно не совпадают с Вашими?? — мой голос дрожал от злости.
Ни одной эмоции на лице. Он лишь устало вздохнул и поднял на меня глаза.
— Виктория Алексеевна, на эти десять дней нет моих и Ваших планов. Есть только НАШИ ОБЩИЕ планы. Другого выхода у нас, к сожалению, нет.
9
Мои глаза начали наливаться кровью. Остатками разума я понимала, что могу сейчас своими словами сильно навредить себе, но ничего не могла с собой поделать. Сложившаяся ситуация просто сводила меня с ума.
— Скажите мне пожалуйста, а какого черта я должна пускать свою жизнь под откос и класть ее на алтарь Ваших пожеланий? — голос мой осип, и я просто шипела сквозь зубы, — Вы разлучили меня с родными, заперли здесь и фактически держите в заложниках. И все из-за того, что вы… ВЫ, а не я устроили это ДТП!!! Почему я должна расплачиваться за это?!
— Потому что ставки слишком высоки, Виктория. Ничто не должно повредить моей репутации перед выборами. — Он встал с кресла, — я, пожалуй, пойду, содержательного разговора у нас с Вами все равно сегодня не получится, Вы слишком нервничаете. Попытайтесь успокоиться и смириться с ситуацией, другого выхода у Вас нет. Я зайду позже. — Направился к двери.
Ну уж нет! Я вскочила с кровати и сделала пару шагов в его направлении.
— Я этого так просто не оставлю, понятно Вам?! Я обязательно придам огласку этому инциденту, и все узнают, каков Вы на самом деле!!!
Он резко развернулся и направился ко мне. Схватил меня за плечи, и в один миг мы оказались у противоположной стены. Удар спиной оказался чувствительным, я тихонько пискнула и зажмурилась.
— Значит так, девочка. Сейчас ты затыкаешь свой рот, успокаиваешься и наконец-то начинаешь трезво оценивать ситуацию. Все очень серьезно. И если до сих пор все с тобой вели себя крайне корректно, это не значит, что можно говорить и делать то, что в голову взбредет. Иначе мы будем вынуждены принять другие меры, которые тебе вряд ли
