— Ты со всеми познакомишься за ужином, — окликает меня Анника.
У меня холодеет в животе. Приятно узнать, что я не один, но вряд ли я буду заводить здесь друзей. Кто знает, почему эти ребята сюда попали?
— Кстати, об ужине, — говорит Анника, когда я ее нагоняю. — Как насчет рыбных палочек?
— Простите, что?
— Рыбные палочки. — Она останавливается перед светло-зеленой дверью. — Хрустящие снаружи, слоистые внутри. С послевкусием, которое длится несколько суток. Это же твои любимые, так?
Мое сердце начинает бешено колотиться. Ну конечно. Теперь все ясно. Почему я избежал колонии. Почему мама с папой так быстро уехали. Почему здесь красивый сад, восхитительная спортплощадка, «Властелин колец» больше чем в натуральную величину. И рыбные палочки.
Есть только одно условие, при котором в подобном месте убийце готовят его любимый ужин.
Если это его последний ужин.
— О, здорово, Лимон на месте, — жизнерадостно сообщает Анника.
Она стучит в светло-зеленую дверь. Когда та открывается, я понимаю, что низкий пульсирующий звук, от которого под ногами дрожит пол, исходит вовсе не из моей груди, а из двух небольших круглых динамиков.
— Добро пожаловать домой!
По крайней мере, мне кажется, что она говорит именно это. Музыка — если так можно назвать грохот барабанов и визг синтезатора — настолько громкая, что мне приходится читать по губам.
Она говорит что-то еще, но я перестаю смотреть на нее и оглядываюсь по сторонам. Эта комната в два раза больше, чем моя собственная, стены здесь такого же цвета, как и дверь, а на деревянном полу лежит кремовый коврик. Высокое окно выходит на поле. В комнате стоят кровати, шкафчики и столы — всего по два. За одним из столов спиной к нам сидит мальчик.
— Лимон, — произносит Анника, показывая на него.
Мальчик склонил голову, будто что-то сосредоточенно читает или пишет. Он не обращает на нас внимания. Возможно, он даже не заметил, что мы вошли, потому что динамики грохочут у него под самым локтем. Анника подходит к нему, заглядывает ему через плечо и одобрительно улыбается. Она показывает на меня и произносит мое имя. Его голова слегка приподнимается… и поворачивается обратно.
Анника возвращается ко мне, не переставая улыбаться. Она приставляет ко рту воображаемую вилку и делает вид, будто ест, потом показывает мне шесть пальцев.
Видимо, мой последний ужин состоится в шесть часов.
Она уходит, и я не понимаю, что мне делать дальше. Мои сумка и рюкзак лежат на одной из кроватей, но что толку их разбирать? «Братство кольца» — мой любимый фильм, но зачем его смотреть? Единственное, чего бы мне хотелось, — поговорить с родителями и в последний раз попросить у них прощения, но, наверное, они не захотели бы меня слушать.
Комнату как будто окутывает туман. Я думаю, что сейчас потеряю сознание от волнения, и опускаюсь на кровать… но тут я чувствую запах.
Запах дыма.
Дымится что-то на столе у Лимона. Дым поднимается к потолку белыми завитками и быстро становится серым, а потом черным.
Лимон по-прежнему сидит со склоненной головой, но его плечи поднимаются и опускаются.
Может быть, он заснул? Папа любит разгадывать кроссворды в воскресной газете при свечах — чтобы создать атмосферу. Возможно, Лимон писал при свече и случайно опрокинул ее, когда…
— Что ты делаешь?! — вскрикиваю я.
Теперь, когда я подошел поближе, я точно знаю, чего Лимон не делает: он не спит. Он раздувает маленький костер, который разгорается у него на столе.
В углу стоит кулер с водой. Я бросаюсь к нему, наполняю два стаканчика и возвращаюсь к столу. В промежутках между ударами барабанов я слышу шипение гаснущего пламени.
Лимон откидывается на стуле. Он смотрит на мокрую черную кучу у себя на столе, а затем медленно поднимает глаза.
Он примерно моего возраста, с лохматыми каштановыми волосами и прыщами на кончике носа. Трудно сказать, рассердился ли он: кажется, уголки глаз и губ у него от природы опущены, так что в первую очередь он выглядит грустным.
— Прости, — говорю я, сам не зная почему.
Он не отвечает. Вместо этого он берет серебряную зажигалку из обувной коробки, где лежат разнообразные приспособления для разжигания костра — спичечные коробки, бутылки с горючим, хворост, — и щелкает. Появляется маленький язычок пламени, который Лимон подносит к нетронутому листку бумаги на столе. Через несколько мгновений бумага пузырится и с хлопком сгорает, рассыпая крошечные оранжевые искры.
Я мчусь к двери. При обычных обстоятельствах я бы не побежал ябедничать — или побежал, не знаю. В любом случае, это не обычные обстоятельства. То, что я сегодня умру, не значит, что все остальные должны умереть вместе со мной.
— Анника!
Она стоит в коридоре и уже подняла руку, чтобы постучать в дверь. В другой руке она держит стеклянную пепельницу.
— Ты не передашь это Лимону? — выкрикивает она с улыбкой.
— Но…
— Спасибо! — Она вручает мне пепельницу и быстро удаляется по коридору. — Встретимся за ужином!
Ошеломленный, я стою и смотрю, как она уходит.
Ученикам Академии Килтер сегодня вечером стоит рассчитывать на шашлык.
Глава 4
Без пятнадцати шесть я закрываю комикс, который уже три часа пытаюсь начать читать. Встаю с кровати и надеваю ботинки. Аккуратно зачесываю волосы набок — так, как нравится маме. Потом, не желая идти на ужин в одиночестве — как будто, если у меня будет компания, это что-то изменит, — я поворачиваюсь к Лимону.
Пламя уже давно выдохлось, но он все еще сидит за столом. Его голова покоится на закрытой обувной коробке, а руки безжизненно болтаются вдоль туловища. Я беспокоился бы, что он наглотался дыма и задохнулся, если бы его спина слегка не приподнималась каждые несколько секунд.
Стоит ли его будить? Может, он разозлится и начнет метать в меня огненные шары? Или подожжет мне волосы спичкой?
На всякий случай я подхожу к кулеру и наполняю два стаканчика водой. Тут мой взгляд падает на маленький столик по соседству. На нем лежит черная телефонная трубка.
Я облегченно вздыхаю. Ставлю на стол стаканчики, беру вместо них телефон, убедившись, что Лимон не видит, и бегу в кладовку. Втиснувшись между футболками и свитерами, от которых несет гарью и бензином, я закрываю дверцу. У этого телефона только одна большая кнопка, на которой написано «вызов», и я ее нажимаю.
— Это был несчастный случай, — шепчу я. — Недоразумение. Я бы никогда…
— Спасибо, что позвонили на горячую линию для горячих голов. Куда мне направить ваш вызов?
Спустя секунду я понимаю, что со мной говорит незнакомый женский голос.
— Простите, на какую горячую линию?
— На горячую линию для горячих голов. Вы хотели бы сообщить о краже?
— Нет.
— О бомбе-вонючке?
— Нет.
— Об обмане?
Я делаю паузу. То, что я убил мисс Парципанни, — это правда. То, что я хотел ее убить, — неправда. Она это имеет в виду? Прежде чем я успеваю спросить, снаружи раздается громкий стук. Половицы подо мной ходят ходуном.
— Я перезвоню, — говорю я и отключаюсь.
— Она сейчас взорвется!
Я распахиваю дверцу. Лимон стоит посреди комнаты. Он тяжело дышит, глаза вытаращены, взгляд устремлен в пустоту. Стул, на котором он сидел, упал набок. Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он кидается к кулеру и обхватывает его обеими руками.
— Не подходите! — кричит он. — Оставайтесь на своих местах, и никто не пострадает!
Кулер большой — и тяжелый. Лимон поднимает огромную прозрачную бутыль и, отрывая ее от пола, отклоняется назад под ее весом, чтобы вода не хлынула во все стороны. Пока он старается удержаться на ногах, я хватаю со стола один из полных стаканчиков и выплескиваю его содержимое Лимону в лицо.
Он замирает. Моргает. Ставит бутыль на место.
— Круто, — говорит он.
— Прости. — Я смотрю на пустой стаканчик у себя в руках, как будто именно он, а вовсе не я, виноват в том, что у Лимона по подбородку стекает вода. — Мне показалось, что ты не в себе. Как будто тебе приснился кошмар.
Некоторое время он молчит.
— Я что-нибудь говорил?
— Кажется, что-то насчет того, чтобы все оставались на своих местах.
Его подбородок, с которого до сих пор капает вода, падает на грудь. Я морально готовлюсь услышать крики, но Лимон просто трясет головой и взъерошивает мокрые волосы. Он выпрямляется, засовывает ноги в поношенные замшевые мокасины и направляется к выходу.
Я вижу, как за ним закрывается дверь. В следующую секунду она снова распахивается. Рука, которая ее поддерживает, вся в шрамах и волдырях.
Я кладу телефон на место, еще раз гляжу на себя в зеркало и протискиваюсь в узкую щель между дверью и косяком. Я такого маленького роста, что могу пройти под рукой Лимона, даже не наклоняясь.
