Она попробовала открыть входную дверь, но та оказалась заперта. Дверь находившегося рядом с домом гаража тоже была на замке, тогда, обойдя дом, Сьюзен попробовала попасть в кухню. Снова неудача. Взяв камень размером с персик, она разбила стекло, отодвинула щеколду, открыла дверь и вошла в кухню. Оказавшись в доме, Сьюзен быстро проверила наличие сигнализации – голливудская жизнь сделала ее знатоком, – но сигнализации не было. Какое облегчение! И как тихо.
Сьюзен втянула носом воздух, налила стакан воды из-под крана и пробежалась взглядом по предметам, примагниченным к дверце холодильника: семейные фотографии, двое симпатичных детей, мальчик и девочка, и фото матери – одна из тех «футбольных мамаш», о которых она читала в женских журналах, – тип женщин, которые переносят роды с отважной улыбкой и просто не могут взять на пикник питательно несбалансированные продукты. Было здесь и фото отца, атлетически сложенного, в голубом нейлоновом спортивном костюме, с дочкой, которая по-индейски вскарабкалась ему на спину. Также на холодильнике висел календарь, ориентируясь на пометки в котором Сьюзен быстро разобралась, что «Гэлвины» пробудут в Орландо еще несколько дней. Заглянув в холодильник, она нашла немного забытых морковных палочек и, грызя их на ходу, прошла в гостиную. Послышалось слабое завывание сирен, и она включила телевизор. Принадлежавший местной службе новостей вертолет кружил над местом катастрофы. События, показываемые по телевизору, показались Сьюзен более реальными, чем то, что она пережила на самом деле. Как следовало из сообщений, спасатели все еще искали оставшихся в живых. Число жертв составляло 194 человека. Сьюзен выслушала все это. Она была не способна реагировать на катастрофу, и это ее путало. Сьюзен, естественно, знала, что такое шок, она знала также, что проявится он остро и самым необычным образом.
Позднее солнце пробивалось сквозь шторы гостиной. Сьюзен включила кондиционер и прошлась по тихому дому. На втором этаже в коридоре она ненадолго задержалась, постояв прижавшись щекой к прохладной оштукатуренной стене. В доме имелось три спальни и два туалета, их привычный вид казался таким нереальным, что Сьюзен почудилось, будто она волшебным образом перенеслась на пятьсот лет вперед и сейчас рассматривает диораму, восстанавливающую жизнь североамериканского среднего класса конца двадцатого века.
Ванная комната была большая и чистая. Сьюзен наполнила ванну водой, разделась, забралась в нее и с головой погрузилась в голубую, словно прозрачный драгоценный камень, хлорированную воду, а когда вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, расплакалась. На ее теле не было ни малейших повреждений – ни порезов, ни синяков, – тело было свежо, как молодое яблоко. Сьюзен сидела в ванной, подтянув колени к подбородку, и думала о своей матери, Мэрилин, и о пристрастии Мэрилин к лотерейным билетам. С самого раннего детства Сьюзен крайне недоверчиво относилась к лотереям. Конечно, лотереи давали человеку возможность выиграть 3,7 миллиона долларов, но эти лотереи открывали также и другие двери – двери, которые человек, вероятно, и не хотел открывать, двери, которые уже не закроются. На человека могло катастрофически обрушиться и добро, и зло. Не является ли ее спасение наградой за то, что она никогда не стирала защитный слой с лотерейных билетов?
Сьюзен плеснула водой в лицо – смыть слезы. Зубы ее покрылись налетом, и, набрав воды в рот, она потерла их языком. Теперь она уже не казалась себе мертвецом или призраком.
Дыхание стало ровнее. Небо темнело. Сьюзен вылезла из ванны, вытерлась полотенцем и надела махровый халат Карен Гэлвин. После чего она снова пришла в кухню и разогрела банку грибного супа. Когда суп был готов, она взяла его и коробку крекеров и вернулась в гостиную к телевизору. А вдруг соседи заметят свет и заподозрят, что в дом кто-то забрался? Сьюзен отогнала эту мысль. Похоже, этот район перевезли сюда на грузовом самолете с голливудской съемочной площадки; его спроектировали специально для тех, кто не любит общество, и Сьюзен подумала, что, наверное, можно врубить альбом тяжелого металла на полную мощность, и никто и ухом не поведет.
Все местные журналисты были за работой, и Сьюзен не удивилась, когда на экране за спиной диктора увидела свою собственную фотографию из старых новостей. Она вспомнила день, когда позировала именно для этой фотографии. Ее муж Крис, рок-звезда, тогда тоже был с ней. Он стоял за спиной фотографа и крякал. Сьюзен была рада, что сейчас она далеко от Криса, прослушиваний и грязных статей бульварной прессы. Постойте – а где же я? В Огайо? В Кентукки? Она встала и отправилась проверить почту, лежавшую у входной двери. Сенека, Огайо. Хорошо.
Сьюзен вернулась на кушетку, чтобы послушать что-нибудь еще о своей предполагаемой смерти, гадая, сколько времени потребуется властям, чтобы собрать останки тел и фрагменты зубов и понять, что ее среди жертв нет. Интересно, не выдаст ли ее то, что ремень на кресле 58-а расстегнут.
Сьюзен уснула на кушетке и на следующее утро проснулась голодная и полная любопытства. Телевизор все еще работал, и, попереключав каналы, она убедилась, насколько верно утверждение о том, что мы совсем не знаем, что о нас думают другие. Настроение ее совсем испортилось, так как она точно определила свой ранг в этом аду индустрии развлечений.
«Прервала посредственную актерскую карьеру ради низкопробного рок-н-ролла».
«Девочка из маленького городка – вознесение и низвержение».
«Довольно хитрая, но опрометчивая».
«Многострадальная жена муженька рокера и кутилы».
«Последняя жалкая роль в жалком фильме».
Она увидела, как Си-Эн-Эн берет интервью у ее матери и отчима на лужайке перед их домом в Шайенне. Мэрилин держала фото Сьюзен в рамке, прижимая его к животу, словно хотела скрыть беременность. На фотографии Сьюзен была запечатлена совсем подростком. Молоденькая, совсем юная, она была сфотографирована за три минуты до того, как стала знаменитостью, перед тем как ее маленький мир вдруг расширился так резко, точно взрыв космического корабля в кино. Ее отчим, Дон, стоял скрестив руки, и вид у него был суровый. Оба говорили о смерти Сьюзен, оба бормотали: «Без комментариев» в ответ на вопрос, собираются ли они затевать тяжбу с авиакомпанией. Затем последовал десятисекундный отрывок из многосерийной постановки «Семейка Блумов», где Сьюзен сыграла свою самую памятную роль – «хорошую» дочь Кейти. После этого отрывка диктор торжественно и скорбно произнес: «Сьюзен Колгейт – королева красоты, жена известного рокера и преданная дочь. Ныне ее звезда светит в небесах». Услышав это, Сьюзен глубоко вздохнула.
Она сделала апельсиновый сок из замороженного концентрата, затем приготовила тарелку свежезамороженного гороха в растопленном маргарине, два хорошо прожаренных пирожка с соусом «Тысяча островов» и булочки с ломтиками плавленого сыра. Эта еда напомнила Сьюзен о том, как в детстве она лежала в больнице из-за аппендицита, и ей показалось, что она вернулась в то далекое прошлое.
Сегодня по Си-Эн-Эн не показали ничего нового. Сьюзен подумала, что уже завтра о ней не скажут ни слова, а еще через день рана в народной памяти окончательно затянется. Мир забудет о ней, и она забудет о мире. Какой бы след она ни оставила, память о ней исчезнет так же быстро, как порез от бумаги. Весь труд, время и душевные силы, которые она потратила на то, чтобы стать тем, кем стала, – все зря.
Выключив телевизор, она поднялась наверх и примерила кое-что из гардероба Карен Гэлвин. Размер ее, но только стиль спортивный. Несколько неплохих украшений – выбор мужа?
Как-то вечером Сьюзен увидела по телевизору отрывок из устроенной в ее память службы, с Крисом Трейсом, которого привезли из Германии специально для того, чтобы он шел во главе скорбящих в часовню на кладбище Вествуд под щемящие звуки рок-версии «Amazing Grace». Ей стало стыдно из-за того, каким жалким образом ей отдают последюю дань. И кто только такое устроил? Возможно, люди Криса, – но потом она поняла, что службу эту наверняка организовали рекламщики, которые думают только о том, как им разжалобить толпу и загнать ее в кинотеатры, чтобы обеспечить аншлаг третьи выходные подряд.
Ее мать и отчим, у которых после службы снова брали интервью, стали ключевыми фигурами в процессе, возбужденном против авиалинии. «Мы бы отдали все, что сможем выиграть в результате этого процесса, только бы вернуть нашу драгоценную Сьюзи в отчий дом». Сьюзи? Раньше Мэрилин называла Сьюзен по-всякому, но Сьюзи?.. Нет, такого еще не бывало.
В выпуске местных новостей сообщили, что авиакомпания заплатила фермеру за трехлетний урожай сорго и, взяв у шахтеров специальное оборудование, просеяла землю на месте катастрофы и собрала все части останков. Коронер признал, что многие тела так обгорели, что даже не поддаются идентификации. Все страхи Сьюзен, связанные с тем, что власти могут обратить внимание на ее отсутствие, вконец развеялись после интервью с дежурной сопровождающей, которая, едва сдерживая слезы, взволнованно рассказывала о том, как провожала Сьюзен к самолету («Я даже не поверила, что это Сьюзен Колгейт! Да еще во втором классе»). Пожалуй, из всего, что Сьюзен о себе услышала, лишь слова дежурной сопровождающей были по-настоящему теплыми и искренними.
