У него кружилась голова, его тошнило и бил озноб. Джон вспомнил, как в молодости, когда он жил с матерью в Кентукки, на их городок обрушился этот случайный торнадо. Джон шел по улице, дома по обе стороны от него лежали в развалинах. Рядом с крытым грузовиком валялась туша коровы, с которой содрало всю шкуру. Лошадь застряла в ветвях единственного уцелевшего дерева, листья с которого сорвало в разгар лета.
Внезапно Джон снова почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой; его тело очистилось. Он почувствовал себя пружинистым, сильным, и ему захотелось кувыркаться на высоком школьном батуте. Ему захотелось кататься на горных лыжах. Захотелось карабкаться на присосках по окнам небоскреба. Он почувствовал, что может летать. И он взлетел над зданием медицинского центра, над Лос-Анджелесом – туда, к солнцу, в верхние слои атмосферы, и стал стучать кулаками по орбитальной станции «Мир». И тут он услышал женский голос.
– Нет, Джон, – произнесла обладательница голоса. – Пора возвращаться.
– Ты, наверное, шутишь.
Джон продолжал лететь навстречу солнцу.
– Нет, Джон Джонсон, я не шучу. Это не входит в мою должностную инструкцию.
Джон повернулся и увидел лицо Сьюзен, не так давно исчезнувшей с экранов. Это было милое, по-телевизионному пропорциональное, общеамериканское лицо, лицо ребенка, выращенного на тетрациклине и уроках кун-фу.
– Ты что, руководитель студии?
– Джон, мы здесь не о правах на распространение в Канаде и Мексике договариваемся. Мы здесь, чтобы тебе стало лучше.
– Лучше? Да мне никогда не было так хорошо. Черт, я только что постучал в орбитальную станцию «Мир».
Он почувствовал, что падает обратно на землю – сквозь ионосферу, и тропосферу, и голубую атмосферу.
– Прекрати! – крикнул Джон. – И кто ты вообще такая? Мы знакомы? Отправь меня обратно!
– Посмотри на меня, Джон.
– Я смотрю. Я и так смотрю.
– Нет. Ты не смотришь, а ищешь способ отделаться от меня и снова улететь в космос.
– Ладно, ладно, ничего против тебя не имею. Но ты что, меня обвиняешь? Я не хочу возвращаться вниз к своей ничтожной жалкой жизни.
– Ты считаешь свою жизнь жалкой?
Падение прекратилось, ноги Джона болтались в атмосфере, а голова была в открытом космосе.
– Это совсем не то, что бы мне хотелось.
– А чего бы тебе хотелось?
– У меня что, готовый список составлен?
– А что плохого в том, если у тебя будет такой список?
– Ничего, я думаю, – не сразу ответил Джон. Он посмотрел на восток, в сторону побережья.
– Эй, погляди на Нью-Йорк! Видишь огни? Там сейчас ночь.
Зрелище и вправду было изумительным.
– Разумеется, Джон, мир прекрасен. Но ты говорил мне о том, что хотел бы изменить свою жизнь. Что именно ты бы хотел изменить?
– Не знаю. Может, просто быть одним из тех парней, которые покупают рубашки для гольфа, одним из тех, кто отвозит своих ребятишек на занятия по дзю-до, а потом в кондитерскую.
– Правда?
– Ну, это было бы только начало. Я постоянно встречаю этих парней в субботу вечером на автостраде. Они женаты на «футбольных мамашах» и не имеют любовниц.
– Джон, давай поговорим серьезно. Мы попусту теряем время.
– Ладно, ладно. Подожди. Дай мне подумать.
– Эй, Джо-о-о-о-н! – снова позвало видение.
– Знаешь что? – сказал Джон. – Мне просто хотелось бы перестать быть собой. Хотелось бы стать никем. Очиститься и начать все сначала.
– Так давай – начни все сначала.
– Это слишком сложно.
– Это не сложно. Совсем наоборот. Что может быть проще?
– Кто ты такая?
– Речь не обо мне.
– Откуда-то я тебя все же знаю.
– Ты попусту теряешь время.
– И что теперь будет?
– Ты вернешься в больницу.
– Ох.
– Ты разочарован?
Джон молчал, как пустая комната. Потом сказал:
– Я хочу увидеться с тобой снова.
– Не знаю, Джон.
– Пожалуйста.
Тело Джона стало падать вниз, в Калифорнию.
– Мне звонят по другой линии, Джон.
Бум!
Джону показалось, что он упал на бетон.
Два дня спустя он, бодрствуя, лежал на больничной койке, а Мелоди сидела в другом конце темной палаты и смотрела по телевизору фильм «Доктор Куинн: женщина-врач».
– Ну что, проснулся? Привет! – громко сказала Мелоди. Она выключила звук и, быстро подойдя к Джону, поцеловала его в лоб.
– Мелоди, черт побери, какой сегодня день?
– Суббота, грубиян. У тебя грипп. И пневмония. Врачи сказали, что сначала подумали, будто у тебя СПИД, потому что от твоей иммунной системы практически ничего не осталось.
Солнце за окном почти село. По коридору прокатилась тележка медсестры.
– Ты была здесь все это время?
– Нет, всего лишь минут десять, правда, – ответила Мелоди с виноватым видом.
Джон повернул голову, бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале. И поскорей закрыл глаза.
– О господи.
Мелоди порылась в сумочке и нашла несколько мятных пастилок.
– Хочешь пастилку?
– Нет, – Джон почувствовал, как желудок его судорожно сжался.
– Зануда.
Мелоди быстро засунула пастилку в рот и пристально посмотрела на Джона, который, закрыв глаза, пытался восстановить в памяти лицо и голос той женщины из видения. Вместо этого он услышал, как Мелоди рассказывает ему о том, что с ним случилось, как ему было плохо, а потом перешла на сплетни. Положение больного, прикованного к постели, напомнило Джону его детские болезни. Он не хотел об этом вспоминать и резко оборвал Мелоди.
– Excusez-moi. Я просто стараюсь быть доброжелательной. Мне не следовало вообще сюда приходить. Просто Айван позвонил из Швейцарии и заставил меня наблюдать за тобой. Меня – и больше никого из твоих друзей.
– Мел…
– О черт, – Мелоди почувствовала, что зашла слишком далеко. – Извини, Джон. Кстати, твоя мать провела здесь двое суток. Я отправила ее домой спать.
– Неважно.
– Нет, важно. Я ужасно себя чувствую из-за того, что так плохо себя веду, когда ты болен. – Ее глаза оживились. – Знаешь, я приготовила к твоему возвращению сюрприз, двух таких кисок-близнецов!
– Не нужно мне никаких близнецов, Мел. Черт, никого мне не нужно. Никого и ничего.
– А как насчет кокаинчика, Джон? – Мелоди вытащила розовую пластмассовую коробочку в форме сердечка из своей сумочки. – Отменный. Просто пальчики оближешь.
Она протянула коробочку Джону, но тот сильно хлопнул ее по руке, так что было очевидно, что сделал он это намеренно. Коробочка упала на пол, и кокаин рассыпался.
– А вот это уже глупо, Джон!
– Мел, пожалуйста. Я неважно себя чувствую. Мне хочется побыть одному.
– Ну, уж ладно. Не забывай, какие у тебя друзья. И про близнецов! Из самой Флориды.
Джон раздраженно смотрел на Мелоди, с нетерпением ожидая, когда она наконец уйдет и оставит его в покое.
– Ухожу, ухожу, Джон, прежде чем ты ляпнешь очередную глупость. По пути скажу медсестре, что ты проснулся. Au revoir, Джонни.
Глава четвертая
Самые ранние воспоминания Сьюзен сохранились отчетливыми и яркими. Ей было четыре с половиной года, и она ехала в лифте отеля «Бенсон» в Портланде в штате Орегон. Одета она была в расшитое бисером вечернее платье без бретелек, приобретенное на деньги, вырученные за кроликов, которых ее мать, Мэрилин, продала прямо из клеток, что стояли рядом с прицепом, в котором Сьюзен жила с матерью и отчимом.
Мэрилин потратила уйму времени на каждую из бисерных вышивок, используя в качестве образцов вышивки на платьях с фотографий, вырезанных из женских журналов и специальных публикаций конкурсов красоты.
Сьюзен была густо накрашена, макияж наложили с расчетом прибавить ей лет пятнадцать. На ней была полосатая лента с надписью «Юная Мисс из округа Малтнома – Второе место», а лицо ее было мокрым от слез, точно невыжатая губка для мытья посуды. Сьюзен помнила, что нажимала кнопку каждого этажа. На всем пути от пентхауза до подземного этажа двери лифта открывались шестнадцать раз, и всякий раз Мэрилин перед ними не было.
До этого, прежде чем Сьюзен отправилась на сцену, Мэрилин крепко взяла ее за плечи и сказала:
– Побеждают только самые хорошенькие и самые послушные девочки, и, если ты не победишь, я не собираюсь ждать тебя после конкурса. Все поняла? Ясно?
Сьюзен кивнула и прошла по сцене с четким военным изяществом, так, как учила ее Мэрилин, когда они репетировали на условном подиуме, который Мэрилин нарисовала мелом на бетоне недалеко от их прицепа. И все же Сьюзен проиграла, хотя понятия не имела, что же за ошибку она допустила.
Спустившись в лифте до подземного этажа, Сьюзен снова поехала наверх. Когда двери на первом этаже открылись, она увидела множество составленных из матери и дочки молекул – явление, характерное для конкурсов красоты, – которые проталкивались через входные двери. Мэрилин разговаривала с консьержем. Она посмотрела на выходившую из лифта Сьюзен и ледяным тоном произнесла:
