- Да-а...
- Вот наш секлетарь областной на пенсию вышел - и в Москву сразу. Там, говорил Колька, сын Ивана Щигорева, для всех секретарей областных квартиры заготовлены. Намаются они с нами, с народом простым, и- хоп! - уже греются под кремлевскими звездами! Рядом с начальниками страны.
Я загляделся на пустырь. Там, над мертвой чащобой репейника, порхают чудо-птицы - снегири. Наверное, склевывают вкусные семена. Наверное, радуются.
Мы поворачиваем направо, и вон он - совсем недалеко! - крытый темной черепицей домик тети Нади.
Идти осталось недолго, и я решаюсь убедиться в своей правоте.
- Я думаю, дедушка... Я думаю, что...
- Что ты говоришь? - Дед приподнимает клапан ушанки.
- ...наша власть - народная!
Дед молчит. Видно, думает, что мне ответить. Или не хочет отвечать. Отвечает:
- Она была народная при царе. А сейчас... К примеру, знаешь, как тогда народ с ворами управлялся? Скажем, лошадь или корову кто увел... Да, бывало, крепко били... А частее - по-другому: созывают сход, постановляют: тут же вора выслать на житье в Сибирь! Приезжает становой, стражники; вора сажают в телегу - и поминай как его звали! А попробуй пьянствовать в страду, скажем... Все, как один, отвернутся от тебя. Без всякой команды. Все! Сам в крымы-рымы сбежишь. Вот, я понимаю, власть народная. Настоящая! И еще, послушай, скажу... Я как-то был в одном большом селе, коня хотел купить... В году двенадцатом или тринадцатом. Мужик, Никитой звали, раз за снопами поехал. А дело было утром, туман... Он не разобрался, что где, и увез два крестца - копны такие! - снопов с соседского поля. Сложил снопы на гумне - и снова поехал. Глядь а его-то снопы все на месте! Сосед приедет - позор! Все вором назовут. Он распряг лошадь, примчался домой и тут же повесился в овине! Вот, голубчик, как... И тогда законы разные были, а главный самый был - это совесть. Ты вот - о власти... Совесть - тоже власть. И какая!.. А в людях, вижу, она того... Убаюкали ее говоруны, шаляй-валяй. Понял?.. Не будет у людей совести - а нет в душе веры, откуда ей взяться? - не будет совести, тогда все одно: и державе конец, и... Раньше ли, позднее ли конец. Не приведи Господи увидеть!..
Дед мой, Иван Александрович, оказался прав: через двадцать пять лет после нашего зимнего разговора ослабевшая без главной своей скрепы совести - великая держава приказала долго жить.
