Маттиас и я остановились на некоторое время в ожидании, что она вернется с упаковочной коробкой или, возможно, принесет квитанцию, но она просто ушла.
— По-видимому, это все, — сказал Маттиас. — Двадцать евро без чека, которая могла бы стоить тридцать с квитанцией для финансового отдела, как всегда говорит моя мама.
Нерешительно я последовала за ним по улице, пряча маску в сумке, висящей у меня на плече.
По дороге в отель я позволила Маттиасу угостить меня бутербродом, однако настояла на том, чтобы за напитки расплачивалась я. Мы сели рядом с небольшим ограждением и наблюдали за проходящими мимо туристами, пока ели наши сандвичи, запивая их ледяной содовой.
— Мне нравится, — произнес Маттиас.
— Да, вкусно, — выразила я свое мнение. Проклятый зуд снова вернулся.
— Ты уже определилась, кем хочешь стать? — задал вопрос Маттиас. — Я имею в виду после окончания школы.
— Нет, пока не знаю. Главное, чтобы это не имело ничего общего с математикой. А ты?
— Когда был маленьким, я уже хотел стать зубным врачом, — он покраснел. — Я читаю все, что связано с лечением зубов.
Я вопросительно посмотрела на него.
— Серьезно? Для этого ты должен очень хорошо учиться в школе!
Он покраснел еще больше.
— Эээ... ну, мой средний балл довольно велик, — он заглянул мне в рот. — У тебя отличные зубы.
—Хм, да, мне пришлось 2 года носить дурацкие брекеты.
— Мне тоже. Но мы должны радоваться этому. Правильное стоматологическое лечение помогает сохранить зубы на всю жизнь.
— Да что ты говоришь, — я не находила это особенно увлекательным, для меня желание стать зубным врачом казалось ужасным. Кому вообще может понравиться носить брекеты или пластины для исправления зубов?
Мои мысли дрейфовали. За нами возвышалась церковь, в которой я уже бывала, и пыталась вспомнить, как она называлась. Все же в течение последних полутора недель я осмотрела слишком много церквей, все впечатляющие и набитые искусством, что прямо-таки поражает.
— Ты уже была в Церкви Святого Стефана? — вновь спросил Маттиас.
Я все еще растерянно кивнула. Точно. Святой Стефан. Церковь с косой башней и странной крышей, выглядевшей изнутри, словно корпус перевернутого судна.
Видимо, Маттиаса память была куда лучше, чем моя.
Я потерла шею, так как зуд становился невыносимым.
— Что у тебя там произошло, тебя кто-то укусил?
— Нет, это своего рода аллергия.
Что я должна сказать? Мой затылок чешется всегда, если приближается опасность?
Он сразу бы подумал, что это связано с вафлями, и это оправдано. Я точно знала, почему я никому не рассказывала. Кроме меня и моих родителей никто не знал об этом. И двое из трех были убеждены, что я должна молчать. Я была одной из них.
Моя мама, как настоящий ученый, считала, что речь шла об уверенности, граничащей с вероятностью прерывистых нарушений восприятия. Мой отец, напротив, предполагал, что между небом и землей было больше вещей, чем мог бы объяснить человеческий разум.
Но, к счастью, это случалось только четыре раза. В первый раз я почувствовала зуд в десять лет, когда хотела спрыгнуть с доски для прыжков в бассейн с трех метров.
Я сразу знала, что там наверху мне угрожала опасность. Поэтому я осталась внизу и наблюдала, как другой ребенок забирался наверх и падал вниз, так как доска сломалась. К моему безграничному спокойствию никто не пострадал, все отделались испугом, как упавший ребенок, так и люди в воде.
Во второй раз мне было двенадцать, мой отец должен был отвезти меня к подруге, которая пригласила на день рождение. Из-за того, что затылок чесался, я медлила так долго, пока он не потерял терпение и не объяснил, что мне придется воспользоваться автобусом. Я сделала это, хотя он делал большой круг. Позже я узнала, что была страшная авария с несколькими смертельными исходами, именно на том коротком пути, которым мы бы воспользовались на машине, именно в то время.
Два года спустя это произошло в третий раз, как раз перед сороковым днем рожденья мамы. Она хотела пышно отпраздновать и пригласила много людей, поэтому дерево в саду выглядело бы более мило, если бы папа украсил его гирляндой к празднику. Так что он взял лестницу и прислонил ее к дереву.
Я потерла чешущийся затылок и озабоченно предупредила:
— Не делай этого! Я знаю, что что-то произойдет!
Он засмеялся и объяснил, что будет осторожен. Впоследствии день рождения мамы закончился в амбулатории, где папе накладывали гипс на ногу, ему также сообщили, что он уже третий поступивший за сегодня пациент, который упал с лестницы.
Из-за страха, что меня снова не воспримут всерьез в следующий раз, причем я, конечно, надеялась, что следующего раза не будет, я рассказала родителям в тот день о зуде. Они похлопали по моему плечу и посчитали, что я переоцениваю.
Слава Богу, не произошло самого худшего, когда это случилось в четвертый раз, год назад, через несколько дней после моего шестнадцатилетия. Мы хотели пойти поесть, папа заказал стол в нашем любимом ресторане.
Незадолго до того, как нам нужно было выезжать, начался зуд.
— Нам лучше не ехать туда, — сказала я.
Папа был восхищен и немного обеспокоен.
— Ты снова это чувствуешь?
Я безмолвно кивнула.
Мама разозлилась.
— Это хорошая возможность доказать Анне и нам, что речь идет о, своего рода, самовнушении. Это не подтверждено научно.
— Разве не как феномен самореальзующегося предсказания? — возразил папа.
— Хм. Это зависит от того, применяется ли двусмысленная или неаристотелевской логики. Хотя, нет, — мама решительно покачала головой. — Давайте уже поедем.
— Я не хочу, — говорила я упрямо. Из-за переживаний, что они могли уехать без меня, я схватила ключ от машины и бросила его в туалет.
— У меня есть запасной комплект, — сказала мама.
— Тогда я лягу на выездную дорожку.
Благодаря этому поездка в ресторан решилась. Через два часа мама позвонила в кафе и осведомилась, не произошло ли каких-то происшествий, например, пожар или захват заложников, после чего ее удивленно заверили, что все замечательно.
Мама улыбнулась мне и сообщила, что я должна воспринять это как доказательство.
Следующим утром папа поехал на работу. Точнее, он хотел поехать на работу.
Менее чем через три минуты он вернулся и рассказал о луже, которую он заметил на подъездной дорожке. Это была лужа тормозной жидкости. Предыдущим вечером мы бы не заметили ее из-за темноты.
— Два, три раза затормозили бы, — сказал вызванный механик, пока почесывал пальцем горло. — И в лепешку.
