Я в суматохе сняла водоросли с глаз, при этом думая, как мне повезло, что они были только на волосах. Потом я заметила, что меня положили в красную гондолу, в которой я еще долго лежала, как рыба, вынесенная на берег. Надо мной наклонился Маттиас, и я увидела перепуганное выражение, застывшее на его лице.
— Ты в порядке, Анна?
—Это была только твоя вина, хам! — услышала я причитания госпожи Тассельхоф.
— Если бы вы не расталкивали людей, этого бы не случилось. И при этом вы же видели, что мы уже наняли гондолу!
При данных обстоятельствах слово "наняли" не совсем подходило. Скорее всего, мы ее изъяли.
— Но все-таки, он спас Анну, — сказал Маттиас.
Он? Кто? Я села и осмотрелась из-под слипшихся век. Первым я увидела парад исторических лодок, которые рассекали воду возле нас. Потом мой взгляд привлек старый гондольер, чей единственный глаз равнодушно наблюдал за мной. Вверху, на причале, я узнала в толпе облегченные выражения лиц родителей.
И потом я повернулась к моему спасителю, который смотрел на меня явно озлобленно.
Это был победитель.
Старый гондольер что-то ему сказал; звучало, как предостережение.
— Вам нужно было сразу же уйти, — обратился ко мне на английском победитель.
Он казался нервным.
— Забудьте, — возразила госпожа Тассельхоф. — Мы были здесь с самого начала.
Если кто-то и должен был уйти, то вы!
— Вы можете остаться здесь, но не девушка!
—Без проблем, меня все равно не интересует езда на гондолах, — объяснила я.
Мой английский не был отличным, но я надеялась, что победитель понял. Только что я как раз увидела, что нож, который он забрал у другого парня в драке, все еще прикреплен к его поясу. И он производил впечатление человека, который бы не потерпел противоречий.
Он был одет в историческом духе, точно как старый гондольер, но победитель выглядел намного лучше. В узких рейтузах его икры казались очень мускулистыми, и даже украшенная вышивкой красная кожаная куртка подчеркивала его преимущества. Обувь выглядела немного нелепо с острыми носами в форме клюва, но они подходили к остальному костюму. Как и шляпа, которая лежала возле него на скамье.
Все это я видела боковым зрением, пока собиралась выйти из гондолы. Однако это было не так просто, потому что все, во что я была одета, включая сумку через плечо, промокло до нитки. Это отразилось на том, что я весила в два раза больше, чем обычно. Когда я сделала шаг по лестнице, я была на волоске от второго падения в канал. Победитель поймал меня за пояс брюк и сохранил от еще одного купания в помоях. Папа тем временем наклонился с причала и протянул руки, чтобы помочь поставить меня на землю.
За долю секунды до того, как я дотронулась до пальца папы, я услышала, как победитель крикнул что-то. Звучало, как "troppo tardi", что, видимо, значило по-
итальянски "неуклюжий".
Потом, к моему безграничному удивлению, между мной и набережной что-то начало мерцать. Сначала это было похоже на тонкую линию света, которая выглядела, как будто кто-то направил видеопроектор в воздух, и потом явление увеличилось, как будто между мной и людьми на набережной сформировался слой настоящего ослепительного света, который становился все гуще.
Мой отец и люди вокруг него расплывались и одновременно окутывались светом, пока совсем не пропали из виду.
— Что здесь случилось? — закричала госпожа Тассельхоф позади меня. —
Помогите! Генрих, сделай что-то!
Если бы Генрих что-то и сделал, это бы все равно не помогло. Госпожа Тассельхоф снова пронзительно позвала на помощь, а через секунду умолкла.
Я хотела что-то сказать, но мои голосовые связки внезапно превратились в лед. Я попробовала выпрямить руки, но тело было парализовано.
Меня охватил холод, я не могла больше дышать. Вокруг меня все начало вибрировать, все находилось в движении, меня трясло, лодка, казалось, поднялась и одновременно упала в пропасть, хотя одновременно это не могло случиться.
Я утонула, ударилась головой. На самом деле никто меня не спас. Я лежу на отравленном отходами дне канала, и я мертва. То, что я переживаю тут, - это некие последние конвульсии моей бедной ауры перед тем, как она навсегда исчезнет в нирване.
Ослепляющая яркость охватила меня полностью. И в следующий момент, ужасно неожиданно, она взорвалась, сопровождаемая оглушительным треском. Потом весь мир утонул в полном мраке.
Когда я снова пришла в себя, я не могла ничего видеть. Зато чувствовала себя намного лучше. Казалось, что меня мелко порубили, разжевали и выплюнули. От головы до ног у меня все болело. Сильнее всего болела голова. Изнутри кто-то бил молотком мне по вискам. Возможно, даже заостренной киркой.
Тяжело вздыхая, я привела себя в чувство и одновременно попробовала выяснить, где я. И почему я лежала на твердом, как камень, полу.
Я лежала на камне, точно, как я и чувствовала. Кончики моих пальцев коснулись шероховатой брусчатки. Грязной брусчатки. Я лежу на собачьем помете? Точно, воняет ужасно!
Но это было не худшее. Я была голой! Даже без нижнего белья! Я сразу же попробовала позвать на помощь, но не издала ни звука.
— Что делать с девушкой, когда она проснется? — спросил тихий мужской голос.
— Она скоро должна прийти в себя.
— То же, что и с остальными, — прозвучал тихий ответ. Это был голос победителя!
— Позаботься о том, чтобы она оделась и пошла домой. Если она прибыла с нами, значит, у нее здесь где-то есть дом.
— Ты уверен? — спросил первый мужчина. — В конце концов, она этого не планировала.
И хотя он говорил это шепотом, было слышно, что он раздражен.
— У тебя есть другое предложение?
— Да, позаботься о ней сам. В конце концов, это ты взял с собой нежелательный груз!
— Мне нужно сейчас же идти, и ты знаешь. Уже сегодня ночью Тревисан нападет, и если я не остановлю его, тогда кто? Малипьеры прячутся с ядом и кинжалами на каждом углу!
— Ну, хорошо, тогда исчезни и делай то, что нельзя отложить, — сказал он уступив.
Шаги удалялись, и тогда я, наконец, увидела первое мерцание света, с лица сняли накидку. Точнее что-то вроде грубого мешка, который кто-то натянул на меня и тем самым закрыл мне зрение.
В слабом свете мерцающего фонаря я заметила над собой лицо, которое не вызывало особого доверия. По крайней мере, ему не помешало бы основательно побриться, чтобы избавиться от лохматой бороды. Оно принадлежало молодому парню, максимум двадцати лет, и по нему было явно видно, что он не собирался говорить со мной по-доброму.
Мои мысли разбежались. Меня похитили. Ввели наркотик. Раздели. И, вероятно, сделали со мной еще какие-то плохие вещи. Где полиция, когда она так срочно нужна?
