– Господин посол? – сказал он, – Джим Лоувелл.
Посол растянул губы в улыбке:
– А, Джим Лоувелл. Рад встретить вас. Вы э-э-э…
Незаконченная фраза Добрынина, конечно, означала, что Лоувелл должен подсказать «астронавт», после чего Добрынин закивает и непринужденно улыбнется, как бы говоря: «Да, да, я знаю кто вы. Я просто забыл это английское слово». Лоувелл подумал, что можно было бы сказать «биржевой маклер», «скульптор» или «профессиональный борец», и Добрынин отреагирует точно так же.
– Астронавт, господин посол.
Добрынин ответил немедленно:
– Да, вы один из тех, кто недавно вернулся из космоса. Прекрасный полет, реальное свершение.
Лоувелл выразительно улыбнулся:
– Мы очень стараемся не отставать от вашего народа.
– Может быть, однажды мы больше не захотим соревноваться, – сказал Добрынин, – Может, это Соглашение – первый шаг к общему миру.
– Мы, конечно, тоже на это надеемся. Было бы прекрасно, чтобы когда-нибудь все человечество совместно осваивало Луну.
– Я не знаю, буду ли я тогда еще послом, – сказал дипломат, – Но я не удивлюсь, если вы будете среди тех, кто ступит на Луну.
– Ради этого я и работаю – сказал Лоувелл.
– Удачи вам, – с этими словами посол пожал Лоувеллу руку и пошел очаровывать других.
Лоувелл развернулся и заметил Хьюберта Хамфри, который был поглощен общением с Карпентером и Гордоном. Приблизившись к ним, он услышал характерно гнусавый голос вице-президента в его характерно подкупающей манере.
– Это историческое Соглашение, поворотный пункт в истории, – говорил Хамфри, когда Лоувелл подошел к ним, – Все выигрывают от него, даже те страны, которые не имеют своих космических программ, поскольку теперь мировые державы не смогут милитаризовать космическое пространство вокруг Земли.
– Астронавты всегда считали, что это великая идея, – сказал Карпентер, повторяя не только генеральную линию «НАСА», но и от всего сердца веря в нее сам, – Долгое время существует дух товарищества между американскими астронавтами и российскими космонавтами. Мы всегда считали, что мирное исследование космоса намного важнее интересов каждой отдельной страны.
– Много важнее, – согласился Хамфри.
– А вот то, что астронавтов волнует больше всего, – сказал Лоувелл, влезая в разговор, – так это вопрос безопасности. Хотелось бы осознавать, что можно пролетать над любой страной, даже над страной противника, и быть уверенным, что получишь радушный прием, если придется прервать полет.
– Это один из самых главных пунктов Соглашения, – ответил вице-президент, – безопасность экипажа.
Астронавты беседовали с Хамфри всего пару минут – поставить галочку, что посланцы «НАСА» хорошо выполняют свою работу, и чтобы остальные гости тоже могли пообщаться с вице-президентом. Трое мужчин уже были готовы разойтись, чтобы оказать знаки внимания остальным посетителям, как Лоувелл вдруг опечалился. Разговор о безопасности астронавтов снова вытащил беспокойные мысли из глубины его души.
– Когда сегодня на Мысе началась предстартовая подготовка? – спросил он у Гордона.
– Рано утром, – ответил Гордон.
Лоувелл посмотрел на свои часы: был седьмой час.
– Значит, они скоро закончат, – сказал он, – Хорошо.
Беспокойство Лоувелла имело веские основания. На сегодня «НАСА» запланировало полномасштабную тренировочную предстартовую подготовку первого полета космического корабля «Аполлон», который должен был состояться через три недели. Если все шло, как надо, то сейчас трое астронавтов находятся в герметичных скафандрах, пристегнуты к ложементам и закрыты за люком командного модуля в атмосфере из чистого кислорода под давлением 1.1 атм. Лоувелл сам участвовал в подобных испытаниях несчетное число раз при подготовке полета «Джемини-12», его двухнедельного полета на «Джемини-7» и двух других экспедиций «Джемини», в которых он был членом экипажа дублеров. В самой процедуре тренировочной предстартовой подготовки не было ничего опасного. И если спросить об этом в Агентстве, то и они бы сказали, что ничего плохого не ожидали.
Беспокойство вызывал, конечно, не экипаж. Командир Гас Гриссом летал в космос по программе «Меркурий» и по программе «Джемини» и проходил эти процедуры много раз. Пилот Эд Уайт тоже летал на «Джемини» и был еще более подготовлен. Даже пилот-новичок Роджер Чаффи, который никогда не бывал в космосе, прошел через серьезные тренировки. Нет, беспокойство вызывал сам корабль.
«Эдсел» – такое прозвище дали космическому кораблю «Аполлон» самые благодушные критики (ПРИМ.ПЕРЕВ. – это марка автомобилей «Форд» 50-х годов выпуска, оказавшаяся самой большой неудачей американской автомобильной промышленности). А космонавты считали, что он даже хуже, чем «Эдсел». «Эдсел» громыхал, но громыхал довольно мило. «Аполлон» был явно опасен. Во время проектирования и испытания корабля сопло его гигантского двигателя – того, который должен был вывести корабль на лунную орбиту, а также работать на обратном пути – это сопло разлетелось на кусочки, когда инженеры попытались запустить двигатель. Во время испытания на приводнение жарозащитная оболочка корабля раскололась, в результате чего командный модуль погрузился на дно заводского испытательного бассейна, как наковальня стоимостью в 35 миллионов долларов. Только одни специалисты по жизнеобеспечению уже зафиксировали 200 отдельных поломок, а всего не корабле их насчитывалось около 20 тысяч. Во время одного из заводских испытаний возмущенный Гас Гриссом насадил лимон на командный модуль и ушел прочь.
А сегодня утром, по слухам, подобных неисправностей было выше крыши. Большую часть дня Уолли Ширра – ветеран «Меркурия» и «Джемини» и командир экипажа дублеров, которая заменит Гриссома, Уайта и Чаффи, если с теми что-нибудь случится – прогоняли одни и те же тесты со своей командой – Уолтом Каннингемом и Донном Эйселом. Когда эти трое выползли из корабля, все потные и усталые после шестичасового сидения, Ширра дал ясно понять, что ему не понравилось увиденное на испытаниях.
– Я не знаю, Гас, – сказал Ширра, когда он позже встретился с Гриссомом и руководителем программы «Аполлон» Джо Ши в комнате отдыха экипажа на Мысе Кеннеди, – Я не могу указать ни одну конкретную неисправность, но мне как-то не по себе. Понимаешь, он не звонит.
Фраза «корабль не звонит» – это самые тревожные слова, которые один пилот-испытатель мог сказать другому пилоту. Этот термин происходил от аналогии с колоколом, который внешне выглядит нормально, но его поверхность имеет трещину и поэтому, когда по нему ударяет колокольный язык, он издает плоский звук вместо резонансного звона. Как говорят космонавты, уж лучше знать, что корабль развалится на куски при старте, или знать, что отвалится сопло стартового двигателя, или что стабилизаторы отвалятся – по крайней мере, знаешь, что конкретно надо ремонтировать. Но корабль, который «не звонит», может повести себя тысячью коварными способами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
