Почему я вам об этом рассказываю? В каком мире мы должны были оказаться? И вот эти дворцы, фабрики сразу создавали тип людей, наглых, энергичных. Способных пережить самый великий успех в своей жизни или все потерять. И именно поэтому, когда актеры стали читать этот материал, было видно, как они очень быстро набирают силу и становятся выразительными образами. И это та черта, которая выражается в моей картине. Там и русские, и евреи, и немцы. Все перемешано. Но сила исходит из того, что было изображено в этом романе грандиозным образом.
Творчество каких современных режиссеров Вам импонирует?
Вы знаете, я видел картину, которая произвела на меня грандиозное впечатление. Это картина "Поговори с ней" Альмадовара. Я считаю, что это великолепное, сильное, новое кино. Эта картина произвела на меня огромное впечатление. Там есть таинство.
Когда мы думаем, каковы шансы для европейского кино, а поскольку я воспринимаю кинематограф России как кинематограф Европы, то что замечательного в этой картине? Вы видите, что эта картина испанская. Несмотря на то что все происходит в психологическом слое, национальный характер раскрыт там чрезвычайно выразительно. Вы видите там Бунюэля и Сальвадора Дали, видите все это безумие и Гойю. Так что это великолепная, прекрасная картина. Я думаю, таких картин будет появляться в Европе больше. Я надеюсь, что европейское кино потихонечку будет отшелушиваться от голливудского бедствия, от неудач. В течение последних лет европейское кино, и особенно с момента «новой волны» во Франции, начало удаляться от зрителя. В мое время кино делали для всех. Не было никаких других кинотеатров. Был обычный кинотеатр, куда приходят все. А когда возникла «новая волна», то вдруг были созданы другие кинотеатры в Латинском квартале в Париже. И вдруг они снимают картины для студентов. Что такое, что за идея? И потом американское кино использовало все наши идеи, ходы. Потому что им потребовалось мощное развитие для этого мощного организма, разные направления, все мастера. Все, включая Куросаву и остальных. А сейчас, я думаю, пойдет обратный процесс. Я вижу многих европейских режиссеров, которые возвращаются из Америки в Европу, они привозят один посыл: кино должно быть обращено к зрителю. Ты можешь рассказывать зрителю очень тяжелую историю, то, что зритель не хочет сегодня слышать. Но ты не должен говорить со зрителем на том языке, который он не понимает. На то кино и изобретено, чтобы найти этот путь. Разумеется, мы в Европе не можем отрешиться от собственного языка, национального, который уже является барьером для зрителя. Не можем отрешиться от нашей истории, которая постоянно на нас воздействует, от наших социальных традиций, которые не для всех понятны. Но это наш долг по отношению к нашему зрителю, с которого мы начинаем. Но я думаю, что можно соединить и то и другое. Если киноязык выразителен, то зритель минует условности или трудности. Мы тоже ведь не все понимаем в американских картинах, потому что они рассказывают о каком-то событии или месте, которое нам не знакомо. Но тем не менее мы смотрим с любопытством, потому что картина с хорошо рассказанной историей, актеры играют, знают к чему стремятся, режиссер — ради чего он затеял рассказ этой истории. И мне кажется, потихонечку это кино войдет в Европу. Это не обязательно должно быть коммерческое кино. Нет. Это должно быть кино, которое обращено к зрителю. А не для самого режиссера, который снимает для своей семьи, для своих друзей.
Есть еще одно явление, о котором стоит сейчас упомянуть. Это новая цифровая техника. Эта техника требует одного человека, держащего камеру, второго — который держит лампу, режиссера, который с ними договаривается, и актеров, которые стоят перед камерой. Такого никогда не было. Это абсолютно новая ситуация. Я думаю, что это кино еще преподнесет нам сюрприз. Знаете почему? Потому что оно абсолютно независимо. Оно может быть снято группой товарищей, у которых не обязательно должны быть деньги. У них должна быть только воля к тому, что они снимут картину. И вдруг кино может открыться с лирической стороны, поскольку техника уменьшает нагрузку на творца. И можно думать уже о воплощении творческой идеи, которую мы задумали. О воплощении того, что мы хотели бы отразить, и не испытывать всей той нагрузки, когда перед нами стоит миллион проблем — найти коллег, которые смогут для тебя найти деньги, организовать то и се...
И это может быть интересно, поскольку эти картины имеют наибольшей шанс появляться в кинотеатрах. Телевидение убивает художественный фильм. Фильм по телевидению — это неестественный процесс. Кинотеатр дает возможность коллективному общему единению и восприятию. Мы смотрим то, что появляется на экране. Я сижу в зале и чувствую, как вот в случае Альмадовара, что все говорят, что этого не может быть. Потрясающе. И это так называемое коллективное воздействие и переживание. В то время как человек, сидя одиноко перед экраном телевизора, не имеет этого. Мне иногда говорят: два миллиона человек посмотрели твой фильм по телевидению. А билеты ты видел? Я не верю... Телевидение создано для политических событий, для репортажей. И это жизнь телевидения. Но при помощи телевидения смотреть фильм художественный... Нет. И это неправда, что телевидение убивает кино, что перестанут существовать кинотеатры. Я не поддерживаю этой идеи. Люди хотят воспринимать, переживать вместе. И это спасет кино. И поскольку становится больше кинотеатров, а не меньше, значит, мы миновали кризис — самое тяжелое время. Думаю, что и такие картины, о которых я говорил, могут появиться на экране. Так что, здесь тоже есть некая возможность, которую я считаю хорошей для нас, для творцов кино.
Появляются ли сейчас в Польше молодые режиссеры, польская школа кино продолжается?
Был такой момент в течение последних лет. Было много дебютов. Сейчас, в течение десяти лет, было пятьдесят пять дебютов. И если мы снимаем за год в среднем двадцать картин в Польше, значит четверть — дебюты, наша кинематография дала шанс молодым режиссерам проявить себя.
Но часть из них сделали первый фильм, и поскольку успеха не получилось, они испугались. Некоторые начали искать другую работу, одни обратились к рекламе, другие пошли работать на телевидение — снимать сериалы. И я вам должен сказать, что этого прежде не было. Единственная была возможность — снимать нормальные художественные фильмы. И поэтому те годы не были для нас успешными.
А вот сейчас, последние три-четыре года, я вижу, что начинают появляться новые картины.
И вот сейчас в дни "Нового польского кино" я привез с собой картину "Эдди", имя режиссера — Шискальский. Я должен сказать, что это прекрасная, волнующая картина, пронзительная. Я еще и несколько короткометражных фильмов решил представить вам. Один снят студентом школы в Праге. Это очень хорошая школа. Он снял картину о паре — взрослый мужчина и девочка. Картина называется "Завтра наступит рай". И великолепно режиссерски поставлена эта пара. По-человечески. Я привез также картину "Громче, гонг". Фильм не военный, фильм современный. Плохое название, но хорошая картина, где показан мир нескольких современных семей в провинции и проблема — выезжать ли за границу искать лучшей жизни, искать там свое место или оставаться у себя на родине. Поставлен абсолютным любителем. Он никогда не учился — не был принят трижды, он не сдавал экзаменов. И потрясающе поставил игру актеров. Я попытался, так же как и вы, узнать у него, как он работал с актерами, но он не сумел мне ответить. Так что я вижу несколько персон, на которые я рассчитываю. Я знаю, что это люди, которые не пойдут работать на телевидение, что у них есть проекты на будущее. И я надеюсь, что они продолжат жизнь польского кино.
Режиссер, когда снимает фильм, отвечает на вопрос, который звучит в душе. Вы сняли много фильмов и ответили на очень много вопросов. Вы затронули социальные темы, политические, проблемы человеческой души. Что сейчас самое главное для Вас?
Я думаю, что для режиссера всегда является привлекательной современность. Нужно схватить действительность за горло. Нужно ответить на вопрос: "Кто герой нашего времени?". Я в своей школе — это Академия режиссерского искусства — хочу подготовить симпозиум. Мы намерены пригласить молодых писателей, режиссеров, социологов и журналистов, чтобы ответить на вопрос — кто герой нашего времени. Тот, кто проигрывает или выигрывает, из деревни он или из города, богат он или беден, образован или только собирается учиться. Перемены настолько глубоки, что трудно ответить на этот вопрос. Кроме того, литература не идет нам, режиссерам, навстречу. Поскольку литература все больше углубляется в свои проблемы — в психологию, в язык. Мало создается общественных произведений, романов. Поэтому мы должны сами себе искать истории.
Вас привлекает русская литература — Достоевский, Лесков... Почувствовали ли Вы Россию в этот свой приезд, ту Россию, которая создала Достоевского и Лескова?
