Ответственность за экологическую сторону принимаемого решения лежит в основном на экспертах. Особая роль экспертной оценки является отличительной особенностью экологической политики, которая базируется на системе научных представлений об окружающей среде. При принятии решений необходимо учитывать «экологическую цену», т.е. те долгосрочные последствия, к которым приведет решение. Выявить их помогает эксперт, устанавливающий научно обоснованные рамки принятия данного решения. На начальном этапе процесса роль эксперта весьма велика и порой предопределяет экологически дружественное решение. Эксперт, готовый принять «сторону природы», может повлиять на мнение и взгляды чиновника. Но доминирование эксперта на всем протяжении процесса принятия решений ставит под вопрос эффективность соответствующих решений. Предназначение эксперта – оценить неизбежный экологический риск. Однако экспертная оценка не может быть абсолютно достоверной, риск и неопределенность присутствуют всегда, и этим могут воспользоваться и сам эксперт, и лица, принимающие решения (ЛПР), склонные манипулировать как экспертом, так и его оценками.
Присутствие этической составляющей является еще одной важной особенностью экологической политики. В конечном счете эта составляющая, будучи соотнесена с контекстом экологических ценностей, способствует повышению эффективности экополитических решений.
Если следовать классификации Уильямса – Мэтни [Williams, Matheny, 1995], экополитику можно подразделить на управленческую, плюралистическую и коллективную. В первом случае ЛПР концентрируются на технических аспектах принятия решения, так сказать, на технологии процесса. Здесь ключевая роль принадлежит именно экспертам. Плюралистическая концепция означает, что в принятии решений участвуют не одни эксперты и игроки со стороны государства, но – широкий круг участников, в том числе представители гражданского общества. Здесь «техника принятия решения» отходит на второй план, а на первый выходит активность различных «зеленых» неправительственных организаций (экоНПО). В третьем случае речь идет о практике, когда имеет место коллективное участие в принятии требуемого решения. Наиболее демократичной провозглашается передача государством полномочий в принятии определенных решений группе граждан, которых эти решения затронут в первую очередь1. В реальной экополитике присутствуют в разных сочетаниях все три вышеупомянутые разновидности.
На метод экополитологии наложили отпечаток так называемые постнеклассические теории, содержащие закономерности функционирования открытых саморазвивающихся систем, и неклассическая картина мира, несовместимая с картезианской и ньютоновской системами. Именно этим продиктовано обращение экополитологов к теории систем Л. фон Берталанфи: окружающая природная среда, наряду с социальной, является средой политической организации-системы; понимание этого фундаментального факта позволяет поставить вопрос о корреляции между взаимодействием, скажем, системы-государства и природной среды, и особенностями поведения государства в системе всех окружающих его сред [Харелл, 2002; Костин, 2005].
В принципе поведение системы-государства может быть каким угодно. Экополитология не имеет нормативистской направленности. Хотя в основе рамочной концепции экологической политики – теории устойчивого развития – лежат некие «экологические аксиомы», экополитология сама по себе – не отдельная теория, она не базируется на неких принципах, не требующих доказательств, а изучает актуальное политическое измерение социоприродных взаимозависимостей. Идеальные модели важны для экополитического анализа, но предметом анализа являются политическая реальность, конкретные направления деятельности и политические решения, а не изначально заданные нормативные предписания. Политика может иметь и ярко выраженный антиэкологический характер. Исследуя политические причины происходящего, экополитолог предлагает политические же способы преодоления экологического кризиса.
Говоря об эволюции экополитологии, заметим, что ее зарождение происходило в одно время с глобалистикой. Более того, у обоих направлений были во многом общие корни, но экополитология быстро выделилась в отдельную дисциплину. Используя примерно один и тот же багаж современной науки (в том числе теорию систем, синергетический подход, футурологию и др.), эти направления демонстрируют тенденцию к интеграции классического и постнеклассического научного знания.
Первый этап (конец 1960-х – начало 1970-х годов) – этап формирования экополитологии – совпал с началом систематической охраны окружающей среды, а также освоения космоса; в это время были заложены методологические и научно-теоретические основания исследования глобальных проблем, в том числе экологических; экологическая проблематика прочно вошла в политическую повестку дня.
Второй этап (1970-е годы) – определение предметной области экополитологии и основных направлений исследований в ее рамках; экополитология окончательно «расходится» с глобалистикой, но возникает острая нужда в объединяющей, рамочной теории экологической политики.
Третий этап эволюции пришелся на 1980-е годы, когда в известной степени снизилось внимание к общетеоретическим проблемам, а на первый план вышли практические аспекты эколого-политического анализа. В эти годы окончательно формируется прикладная экополитология, направленная на изучение процессов и механизмов принятия эколого-политических решений. Концепция устойчивого развития (УР) постепенно приобретает для экополитологии парадигмальное значение.
Четвертый этап (конец 1980-х – начало 1990-х годов) совпал с радикальными переменами в геополитической структуре мира и обретением им современного облика. Остро встали проблемы глобальной безопасности, что сказалось и на дальнейшем развитии экополитологии. Завершается этот этап событием всемирного значения – Всемирной конференцией ООН по окружающей среде и развитию, проходившей в Рио-де-Жанейро (1992), где была выдвинута глобальная стратегия долговременного развития, основанная на концепции экологической устойчивости, поставившая перед человечеством задачу консолидации на пути преодоления глобального экологического кризиса. УР выступает в качестве концептуальных рамок экополитологии. Ее концептуальный синтез теперь завершен.
С 1992 г. начался нынешний, современный этап эволюции дисциплины. Для него характерна концентрация исследователей на анализе национальных экологических политик, в то время как анализ глобальных, общечеловеческих проблем отошел на вторые роли. В центре внимания оказались проблемы практической политической реализации концепции УР на национальном уровне и осуществления необходимых для этого реформ. На данном этапе экополитология в качестве отрасли политической науки отражает последствия не только экологического кризиса, но всего комплекса глобальных изменений.
Устойчивое развитие как концептуальные рамки экополитологии
Ранний период развития экополитологии отличался алармизмом (англ. alarm, тревога) на фоне отсутствия единой системы политических понятий, какой-либо общей платформы политического действия, общего языка, который разделяли бы ученые и активисты. Настало время практической экологической политики, но на первоначальном этапе она не могла быть результативной. Приоритетными были критерии политической эффективности принимаемых решений, тогда как собственно экологические критерии, в тот момент не имевшие внятных научных оснований, неизбежно оказывались на втором плане [подробнее см.: Охрана природы России, 2003].
Едва ли не первой попыткой разработать научно обоснованные принципы экологической эффективности стало осмысление экологической проблематики в контексте глобалистики. Глобалистский дискурс сам по себе не стал, не мог стать центральным эколого-политическим дискурсом, но он способствовал широкому признанию идей биосферного равновесия и несущей способности экосистем, которым в трансформированном, переработанном виде суждено было лечь в основу концепции УР. Последняя, в свою очередь, достаточно быстро обрела статус рамочной концепции экологической политики. Ее появление поставило процесс принятия эколого-политических решений на твердую почву экологической эффективности, которую уже можно было количественно измерить.
Происхождение понятия «устойчивое развитие» (sustainable development) связывают с работой американского политолога У. Офулса «Экология и политика дефицита», вышедшей в свет в 1977 г. [Ophuls, 1977]. Комментируя теорию устойчивого (steady, а не sustainable!)2 общества экономиста Г. Дэйли, он употребил, отчасти как синоним, прилагательное «устойчивый» (sustainable) со словом «общество», и лишь затем его стали использовать в более привычном для нас словосочетании. С 1980 г. оно встречается в международных документах, первым из которых был доклад Международного союза охраны природы (World Conservation Union) «Всемирная стратегия охраны природы», подготовленный для ООН. В тот момент теория еще не имела внятного и общепризнанного концептуального наполнения. Но уже к моменту завершения работы Международной комиссии ООН по окружающей среде и развитию под руководством Г.Х. Брундтланд в 1987 г. теория в основном сформировалась. Последним концептуальным штрихом к ней стал синтез теорий биосферного равновесия и основных («базовых») потребностей, что произошло в начале 1980-х годов. В докладе Комиссии Брундтланд прозвучало определение УР, которое является наиболее цитируемым: «Устойчивое развитие – это развитие, которое удовлетворяет потребности нынешних [поколений], не подвергая риску способность будущих поколений удовлетворять [аналогичные] потребности» [Брундтланд, 1989]3. Доклад Комиссии Брундтланд сделал понятие «устойчивое развитие» достоянием широкой общественности. Наработки Комиссии легли в основу документов, принятых на Всемирной конференции на высшем уровне по окружающей среде и развитию в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. Она приняла УР как интегрированный социальный, экономический и экологический показатель развития человеческого общества. В этом же духе выдержана Декларация тысячелетия, одобренная 8 сентября 2000 г. главами государств – членов ООН, а на Всемирной конференции по устойчивому развитию в Йоганнесбурге 2002 г. ее участники договорились о серии конкретных обязательств и действий, причем принятый План выполнения решений по УР на 2002–2012 гг. нацелен на преодоление диспропорций в развитии, хотя для беднейших стран пока лишь сформулирована общая цель борьбы с бедностью. С 1992 г. концепция УР – неотъемлемая часть международной политической повестки дня; она становится и национальной стратегией в той мере, в какой то или иное государство готово привести собственную экологическую политику в соответствие с ней. Процесс принятия национальных стратегий УР развернулся в мире в 1990-е годы; вместе с тем интерес к идее УР, вызванный в свое время «докладом Брундтланд», начал постепенно ослабевать4.
