А потом неожиданно увидел ее. Девушка села довольно далеко и, кажется, старалась спрятаться за спинами одногруппников. И что-то непрерывно писала, почти не поднимая лица от толстой тетрадки. Кирилл почему-то подумал, что совсем не удивится, если эти записи дословно воспроизведут его речь.
Пристальное внимание профессора не осталось незамеченным. Катя подняла голову. Он встретился взглядом с прозрачными голубыми глазами и улыбнулся, чувствуя, как волна облегчения затапливает сердце. Теперь можно расслабиться и терпеливо дождаться конца собственной лекции.
Первые пары всегда завершались слишком быстро. Кирилл высмотрел девушку в толпе спешащих студентов.
– Катя. Задержитесь, пожалуйста.
Она замерла, остановившись в шаге от его стола. Скулы порозовели.
– Вы помните меня.
Это был не вопрос – просто констатация факт, хотя в словах и звучало удивление.
Мужчина невольно улыбнулся.
– Вы не оставили выбора. Такое стремительное бегство в нашу последнюю встречу заставило меня терзаться чувством вины все эти месяцы.
Катя растерялась.
– Почему вины?
Он всматривался в ее лицо, пытаясь увидеть хоть малость лицемерия или фальши. Но нет: девушка вела себя совершенно искренне, действительно не понимая, о чем он говорит.
– Вы оказали мне неоценимую услугу. И даже не дали возможности отблагодарить Вас как следует.
– То есть согласиться на занятия, которых Вы изначально не хотели? – уточнила Катя. – Все и так решилось. Я справилась, как видите…
– Вижу. И поздравляю Вас.
Девушка неожиданно улыбнулась.
– Знаете, а ведь Вы – первый человек, который меня поздравил. Все остальные просто не могут понять, почему я сделала такой странный выбор.
Кирилл невольно вспомнил надменного мужчину, требующего безоговорочного подчинения его желаниям, и сочувственно кивнул девушке.
– Отец до сих пор не смирился с Вашим решением?
Она рассмеялась.
– Почему же? Смирился. Даже согласился подождать, пока меня выгонят за неуспеваемость.
Это действительно звучало забавно, только ему было совсем невесело. Жаль девочку. Сложно представить, чего ей стоило отвоевать у отца право на собственную жизнь.
– В таком случае я рад, что его ждет разочарование. А Вам желаю взять от этой учебы все самое лучшее и получать наслаждение от каждого дня.
Ее глаза вспыхнули благодарностью.
– Мне почему-то кажется, что именно так все и будет. Не зря же я столько времени мечтала об этом!
Ему нравилась такая прямота. Нравилось говорить с ней, видя такой внимательный, заинтересованный взгляд. Кажется, впервые за долгое время среди его студентов появился человек, не равнодушный к тому, чему он будет учить. Осознание этого наполнило сердце каким-то трепетным волнением.
– Идите, Катя. Отдыхайте после первого учебного дня. Наверняка хочется очень многое осмыслить.
Она кивнула.
– Вы просто читаете мои мысли… Столько впечатлений, я сама не ожидала.
Кирилл ограничился улыбкой. Вряд ли девушке следовало знать, что впечатления зашкаливают не только у нее.
Глава 4
Несколько месяцев спустя
Если бы кто-то сказал Кириллу совсем недавно, что он будет так стремиться оказаться на занятиях в группе первокурсников, не поверил бы. Это априори не могло его привлекать. Никак. Ничем. Со студентами старших курсов, уже успевшими проявить себя, хорошо осознающими, что именно ждет от них преподаватель, он чувствовал себя на своем месте. Любил их вопросы, дискуссии, порой затягивающиеся намного дольше отведенного для лекций времени.
Но теперь все стремительно менялось. Его с необъяснимой силой влекло совсем в другое место, и объяснить причины этого мужчина не мог даже самому себе.
На очередной лекции он поприветствовал присутствующих, с легкой улыбкой осматривая кислые лица большинства, и, предугадывая реакцию на свои слова, сообщил:
– Мы сегодня с вами поговорим… о Евгении Онегине.
– М-мм… – заныл долговязый паренек на втором ряду. – Мы же еще в школе его выучили. Кирилл Александрович, может о чем-то другом?
– У Вас есть какие-то конкретные предложения, Никита? – с усмешкой поинтересовался Рейнер. – Если нет, тогда придется работать по моему плану.
– Да чего там изучать-то? – послышались несмелые голоса других студентов. – Все ж и так ясно.
Кирилл вновь улыбнулся.
– В таком случае на контрольной ни у кого не возникнет никаких затруднений, и мы быстро сможем перейти к следующей теме.
На унылых лицах студентов мелькнуло выражение обреченности. Спорить больше никто не стал: все понимали бесперспективность данных действий.
– Я хочу, чтобы вы связали произведение Пушкина с романом Лермонтова «Герой нашего времени». Только говорить об одиночестве главных героев мы сейчас не станем. Это давно известный факт в литературоведении, поэтому особого интереса для нас он не представляет. Найдите что-то новое. Думаю, что содержание этих книг вы хорошо знаете, так что… Дерзайте.
Стало тихо. Кирилл вглядывался в растерянные лица, удивляясь, что не испытывает привычного раздражения. И изо всех сил старался не смотреть в ту сторону, где сидела Катя. В том, что ей было что сказать, он не сомневался. Ее высказывания напоминали глоток свежего воздуха, внезапно пробивающийся в душное помещение. Мужчина был почти уверен, что сейчас девушка сосредоточенно обдумывает поставленный вопрос, скорее всего, единственная из всей группы.
Молчание затянулось, а потом с задних рядов раздался чей-то негромкий смешок:
– Пусть Катя Сташенко скажет. Она же точно знает, что там их связывало.
Тон Кириллу не понравился, тем более что даже короткий взгляд на девушку позволил понять: она расстроена. Одногруппники цепляли ее нередко, причину чего он понять не мог. Хотя… Катя так сильно отличалась от всех остальных, что не заметить это было невозможно. Как и нельзя было не обратить внимания на глубину мыслей, разительно выделяющихся на фоне прочих.
Мужчина ободряюще улыбнулся, остановившись перед ее столом. Во всем облике девушки сквозила неуверенность, говорить она явно не хотела.
– Катя, смелее. Отвечайте на вопрос, если Вам есть, что сказать.
Она торопливо поднялась, почти впиваясь в него глазами. Ища в них поддержку.
– Печорин – гротескное изображение Онегина. Человек, в которого превратился герой Пушкина после того, как вытащил на свет все темные стороны своей натуры.
Кирилл растерялся. Версия девушки была неожиданной даже для него. Особенно для него, ведь с большей частью критической литературы по произведениям он был знаком. Однако подобную точку зрения слышал впервые.
– Вы сами это придумали? Или прочитали где-то?
Катя пожала плечами.
– Я не знаю. Возможно, читала о чем-то таком. Но для меня это очевидно. Точно также, как Вера – искаженный образ Татьяны. То, что с ней стало, – неизбежное следствие совершенных ошибок.
Сидящий сзади нее парень многозначительно хмыкнул.
– Кать, только тебе такое могло прийти в голову. Это же обычное явление, особенно в наше время. А Татьяна – глупая женщина, добровольно отказавшаяся от своего счастья.
Девушка развернулась к говорящему.
– Было бы лучше разбить жизнь мужа? Строить счастье на осколках собственной семьи? Лермонтов в образе Веры как раз и показал, к чему могут привести подобные шаги. Пустота. Отчаянье. Обреченность. Любовь не может основываться на несчастьях другого. Никогда.
Кто-то присвистнул.
– Катюха, ты сама-то веришь в этот бред? За свое счастье надо бороться. Устранять любые препятствия.
– Даже если это препятствие – другой человек? – тихо уточнила Катя.
– Конечно. Разница какая? Если препятствие – значит, убрать.
Группа оживилась. Разговор принял совершенно неожиданный оборот, однако активность студентов Кирилла не радовала. Что-то было не так, но что именно, он понял слишком поздно, когда услышал хлесткую, отрывистую фразу, брошенную Глебом Леговицким – местным мажором. Обычно тот предпочитал молчать, находясь мыслями довольно далеко от общих рассуждений. Но сейчас, почти полностью выпрямившись за столом, он буквально выплюнул в сторону Кати:
– Ты опоздала родиться, детка. Сейчас такие взгляды уже не модны. Как и все остальное. И твоя девственность, сберегаемая для мужа, станет для него уж никак не подарком. Скорее, наоборот.
В аудитории повисла тишина. Чей-то сдавленный смешок резко оборвался. Девушка дернулась, словно от удара. Сначала побледнела, но почти прозрачное лицо тут же сделалось пунцовым. Спустя мгновенье она зажала рот ладонью и бросилась вон из кабинета.
Кирилл задержал дыхание, пытаясь усмирить рвущуюся наружу ярость. Он и сам не знал, чего хотелось больше: сорваться следом за ней или размазать по стенке этого умника. Хотя права ни на одно, ни на другое у него не было, отчего становилось совсем тошно. Развернувшись к Глебу, мужчина проговорил:
