Олег слушал, просматривая бумаги.
– Вот тля зеленая! – вспомнил свое любимое ругательство Павел. – Ведь только на ноги вставать начали, кредиты возвращать! Народ поверил, потянулся работать на ферму. А тут эти дела пошли! Ты думаешь, это Прокудину надо? Нет, москвич, тут люди покруче интерес имеют… А Прокудин что – он теперь за поллитру на все готов. Мне его, дурака, даже иногда жалко, скоро человеческий образ совсем потеряет. А надо это олигарху одному, ему места здешние приглянулись – и лес, и озеро, рыбалка отличная. Он ко мне подъезжал: отдай, мол, землю под усадьбу… А мне самому здесь по душе. Понятное дело, не согласился… Он здесь виллу отгрохает, пляжи с лодочными станциями заведет, заборов понаставит, а люди к нему в услужение пойдут? А они, мужики здешние, даже пить стали меньше, а бабы рады как! Думает, если олигарх – так все может? Работу мою угробить? Жизнь мою всю переломать?..
Павел разволновался, заходил широким шагом по кухне, натыкаясь на стулья и табуретки. Олег сидел, уставившись на крохотную дырочку в клеенке и куря сигарету за сигаретой. Он чувствовал, что предстоит очень нелегкая борьба. Он уже твердо знал, что обязательно будет бороться на стороне этого парня. Только бы Ланка его поняла и поддержала, только бы она не испугалась… Ей ведь рожать скоро.
А дальше был очень тяжелый год. После первой статьи Олега подожгли ферму Павла, только половина стада уцелела. После второй статьи Олег получил пулю в легкое, чудом выжил. После третьей статьи Павлу устроили автомобильную аварию. И опять только чудом можно объяснить то, что Павел остался жив. А потом – то ли олигарх нашел себе землю получше, то ли понял, на чьей стороне Бог, то ли все-таки восторжествовала законность – Стечкина оставили в покое и даже выплатили моральный и материальный ущерб. Павел тогда приехал в Москву, повел Камневых в ресторан.
– Москвич, – сказал он тогда, – не знаю, как ты на это посмотришь, но я считаю, что у нас с Аленкой родни прибавилось. Кровной! И долг за мной огромный. Дай только на ноги как следует встать…
Спустя несколько лет у Стечкина уже было два мясомолочных комбината.
У Олега же дела шли не так хорошо. Вернее, если посмотреть со стороны, то вроде бы грех жаловаться. Он был заместителем главного редактора «Новостей России» – одной из крупнейших газет страны. Однако Олега это мало радовало. «Самая высокая должность в журналистике – репортер», – это его слова Ланка теперь повторяет.
И вот лет пять тому назад вызвал Петр Гаврилович Олега и сказал:
– Ухожу на пенсию. Устал. Думаю, тебя поставят на мое место.
На другой день Олега вызвали «наверх» и предложили возглавить «Новости России». Олег попросил время на раздумья. «Наверху» очень удивились, но подумать разрешили.
В редакции главный ждал его в коридоре, сразу повел к себе в кабинет, спросил с легкой ноткой ревности:
– Ну что, тебе дела сдавать?
– Погодите, Петр Гаврилович, я еще не решил…
– Это как – не решил? – возмутился редактор. – Я на кого газету оставлю? Это нечестно! Ты уже давно вместо меня работаешь, я только как свадебный генерал… Да ты что?!
– Погодите, Петр Гаврилович! Я вам честно скажу: не хочу я быть руководителем. Мне совсем не нравится в ножках у спонсоров валяться и рекламодателей обольщать. Это так далеко от журналистики…
Редактор, багровый от гнева, открыл рот, готовясь громко выразить свое мнение, как он это умел – ох, и умел же! – но в это время заговорила по селектору секретарша:
– Прошу прощения, Петр Гаврилович, Олегу Дмитриевичу звонят. Важный человек…
В голосе секретарши слышался почтительный трепет.
Редактор трудно сглотнул, словно подавившись гневной тирадой, махнул рукой:
– Иди, беседуй со своим важным человеком. Потом договорим.
Олег снял трубку в своем кабинете.
– Слушаю вас.
– Привет, москвич! – пробасил знакомый голос.
– Пашка! Ты откуда звонишь?
– Да в машине сижу возле вашей редакции! Спуститься можешь?
…За два года до этого они всей семьей провели отпуск в доме Павла. Этот месяц оставил неизгладимые впечатления в сердце Платоши, которому тогда было шесть лет. Павла он с тех пор обожал и без конца рассказывал всем знакомым, как они тогда с дядей Пашей, папой и Колькой, дяди-Пашиным старшим сыном, ходили рыбачить на утренней зорьке. А потом уху на костре варили – из рыбы, которую сами поймали, и уху сами варили, на костре! Как грибы и ягоды в лесу собирали, а тетя Алена потом пироги с ними пекла, шаньги называются, – объедение… А еще у дяди Паши есть Аришка – хоть и малявка, но ничего девчонка, не вредная…
С тех пор Олег с Павлом не встречались, только перезванивались, и в конце каждого разговора Павел загадочно говорил: «Скоро приеду. Не просто так».
Ну вот, приехал-таки.
Олег схватил сумку, заскочил к главному редактору:
– Мне надо срочно уехать до конца дня!
И не слушая, что кричит Петр Гаврилович, выскочил из кабинета, побежал вниз по лестнице, не дождавшись неторопливо ползущего лифта.
Павел ждал его, прислонясь к капоту внедорожника, словно созданного для его мощной фигуры. Потертые джинсы, простенькая футболка – кто скажет, что это мясной магнат?
– Что-то ты бледный, москвич, – вместо приветствия сказал он, пожимая в своей медвежьей манере руку Олега. – Что, замучился писать?
– Да если бы писать, Паша! – тоже забыв о приветствии, пожаловался Олег. – Руководить замучился. А тут еще главным хотят сделать…
– Вот тля зеленая! – растерянно сказал Павел. – Тебе что, правда так в лом боссом быть?
– В лом! Не просто в лом, а… Паш, какой из главного может быть журналист? Главный деньги должен добывать. А я со спонсорами дружить не умею. Я с ними всю жизнь на ножах… Да что я тебе говорю, сам все знаешь.
Павел постоял, что-то соображая, потом, видимо, приняв какое-то важное решение, сказал:
– Ладно. Садись в машину. Поехали в кабак, там поговорим.
Олег в машину сел, но предложил свой вариант:
– И с какого перепугу я с тобой в кабак поеду, когда меня дома беременная жена и сын ждут? Поехали в Жуковское, а то Ланка обидится.
– А-а, так вы тоже прибавления ждете? Молодцы! Только нас с Аленой вам не догнать: у нас четвертый на подходе!
– Четырежды молодцы! Аленка по-прежнему бухгалтерией занимается?
– А то! Кому я еще финансы доверю считать? Только Аленке моей. Ты посиди, я тут ненадолго… – Павел свернул за угол, остановил машину и убежал.
Вернулся минут через двадцать, увешанный пакетами, с огромным букетом роз.
– А теперь подсказывай, как ехать…
– Я, Олежка, про одну газету интересную от батиной знакомой узнал… – устроившись на балконе в плетеном кресле с дымящейся сигаретой, начал главный разговор Павел. – Ее группа журналистов, можно сказать, возродила из дореволюционной губернской газеты. И больше десяти лет держались, как могли, часто без зарплат и гонораров сидели, чтобы сохранить газету как независимое издание. А потом все-таки продали свой «Объектив». Новый хозяин поставил там главным редактором какое-то чудище болотное. А до него славная была газета. Да я привез – и под старой редакцией, и под новой, почитаешь… Ну, так я к чему все это… Сейчас ее можно перекупить. И ты будешь хозяином своей газеты. Хоть ты и не любишь руководить… Об этом я мечтаю с того дня, как тебя по моей вине чуть не убили. Мне, можно сказать, высшие силы такое задание дали, а сами пообещали, что ты выживешь… Ну во-от! Что не так? – видя, что Олег молчит, рассматривая кончик своей сигареты как нечто необычайно интересное, встревожился Павел. – Да знаю я, знаю, какой ты честный и щепетильный! Но и меня пойми: ты мне не только жизнь – ты мое честное имя спас! Это ничем оценить нельзя. По-честному, я тебе половину своих доходов отдавать должен. И я тебе предлагаю альтернативу: своя газета, такая, как ты хочешь. Ни под каких спонсоров ложиться не будешь… Ну чо? Согласен, чо ли?
Олег оторвал, наконец, взгляд от истлевшей до фильтра сигареты, загасил ее в пепельнице и посмотрел в глаза друга. В них было тревожное ожидание.
Олег снова опустил голову:
– Паш, я так не могу…
– Не могу-у? А под пули за меня мог? А с редактором своим собачиться за каждую строчку в тех статьях – мог? От взяток нехилых отказываться тоже мог – легко мог! – Павел замолчал, сердито пыхтя «Житаном», на который, уступая своему новому статусу, променял любимую «Приму». – Ладно! Ладно. Ты очень щепетильный человек, и тебе не нравится брать деньги, пусть даже у меня… У меня, тля зеленая, денег он взять не может! – вдруг заорал он так, что на балкон испуганно выглянул Платон. Павел спохватился и виноватым тоном объяснил: – Ничего-ничего, Тошка, это я бате твоему анекдот рассказываю.
Платоша испытующе посмотрел на отца и, увидев, что тот улыбается, успокоился и пошел опять смотреть свои мультики. Зато на смену ему пришла Лана.
– Вы уже надымились или мне опять на кухню уходить?
