— …но твоей жалости он недостоин, сестра. Ты могла бы выбрать себе в пару прекрасную деву под стать тебе. Её нежный образ, ласковая улыбка и голос певчей птицы утешали бы тебя лучше, чем сможет любой из них. Она отирала бы твои слёзы руками, которые никогда не причиняли боль, а я вижу, как много слёз ты пролила. Твой взгляд потух. Твоя кожа не сияет, потому что ты просидела взаперти намного дольше меня. Твои роскошные волосы… — Я запнулась, с трудом находя нужные слова. Волосы безжизненного чёрного, «потухшего» цвета, так напоминающие мои, не заслуживали похвалы. — Твои волосы осквернила седина. Разве не мужчины сделали это с тобой?
— Д-да?
— Обделённые красотой, они живут в вечном стремлении её присвоить. А если им не удаётся присвоить, они уничтожают её. Каждым прикосновением они расхищают твоё сокровище. — Я подняла отяжелённую оковами руку и погладила её по щеке. — Так почему ты утешаешь его?
— Так он же… он платит мне за это… золотом.
— Конечно, никто бы не подошёл к нему добровольно. Но платить тем, что угнетает нас?.. Вот она — суть мужчины. — Я покачала головой. — Почему ещё так ценится золото, как думаешь? Потому что оно делает женщин слабыми, податливыми и зависимыми. Извращает нашу чистую сущность.
— Наверное…
— Просто смешно, как они стараются придать этим силкам совершенную форму, чтобы поймать нас в них.
— Но это не силки… Это украшения.
— Разве ты нуждаешься в них? Это ты можешь украсить «украшения», а не они тебя. Золото тебя недостойно. — Я скользнула рукой вниз, по её шее, на грудь. — Посмотри на себя. Разве в мире есть подобная красота и нежность? Тебе бы завидовали цветы наших садов. Камелии и розы цвели бы ещё пышнее в венце на твоих волосах. Ты так хороша, что любая из нас сочла бы за счастье стать твоей единой.
— Спа… спасибо, — прошептала женщина, краснея, тогда как мужчина униженно рванул на поиски одежды. Вопреки приказу.
Это встревожило меня. Техника голоса никогда прежде меня не подводила. Глаза — да, но не голос. Всему виной навешенное на меня золото? Или время опустошило меня?
Я задумчиво приникла к трубке.
— Как… как тебя зовут? — спросила женщина, зачаровано придвигаясь ближе. — То, что ты оказалась здесь, просто чудо, но тебе тут не место. И уж точно тебе не место рядом с этим извращенцем. Ты должна скорее уходить. Если тебя увидят…
Подоспевший мужчина перехватил её руку, потянувшуюся ко мне.
— Твои услуги больше не нужны. — Он поднял её рывком на ноги, после чего снял с моей руки одно из многочисленных колец и, отдав ей вместе с одеждой, выпроводил за дверь. Закрыв засов, мужчина повернулся ко мне, давая понять, что своё благодушие он тоже оставил за порогом. — Ты что, соблазняешь шлюху, которую я выбрал себе? «Непорочные Девы», чтоб меня.
— Соблазняю? — Я медленно выпрямилась, и он качнулся назад. Может, мой голос не так уж и слаб, как я думала. — Так это называется у вас, во Внешнем мире, где вы всё делаете в угоду собственной корысти? Если я скажу это луне или закатному солнцу, то я тоже буду их… соблазнять?
— Хватит повторять это слово! — прохрипел он.
— Думаешь, я нуждаюсь в этом? Такой, как ты — может быть, но не Ясноликая Дева. — Я снисходительно улыбнулась. — Мужчина, ты можешь сделать свой голос тихим и мягким, ты можешь попытаться сделать свои руки нежными, но это просто дешёвая подделка, по сравнению с тем, чего может добиться Дева одним взглядом. Мне не нужно никого и ничего соблазнять.
— Я же предупредил, чтобы ты…
— Мне покоряется всё по собственному желанию. Я могу сказать «на колени», и ты падёшь. Слёзы могут наполнить мои глаза, и ты умрёшь уже через секунду, — повысила я голос, оскорблённая его непочтительностью. — Что такое «соблазнение» по сравнению с этой силой? Кто ты по сравнению со мной?
Он тяжело дышал. Это было натуральное противостояние, пусть даже со стороны происходящее выглядело безобидно.
— Я такой же отшельник, как и ты.
— Ты недостоин называться отшельником, Старик.
— Я Старец.
— Только я очнулась, а ты уже успел попрать все заветы, которые отшельники должны соблюдать свято. И что ещё хуже, ты заставил и меня их нарушить. Ты похитил Деву и осквернил её. Ты — тот, кто не смеет даже смотреть на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— "Похитил"? "Осквернил"?! Я спас тебя!
Я огляделась, задерживая взгляд на ящике. Он был таким же маленьким и непримечательным, как я себе и представляла. На крышке висели обрывки трёх сдерживающих печатей.
— Вот как выглядит «спасение» в понимании мужчин? Ещё больший плен.
— Это не плен, а убежище! Самое безопасное место в мире, — процедил он, правда, стараясь не смотреть на меня. — Можешь не говорить, я знаю, что ты жила в других условиях. Но твоего дома больше нет. То, что от него осталось, выглядит ничуть не живописнее этого места. А твои подруги? Все они убиты. А ты жива, потому что я прятал тебя. Десять. Грёбаных. Лет.
Боль, которая пронзила сердце вместе с этими словами, не сбила с ног только потому, что это не было новостью.
— Ты ожидаешь благодарности, Старик?
— Зови меня Илай.
— Ты ожидаешь благодарности, — подтвердила я. — Но заслуживаешь лишь смерти. Тебя могли убить как отступника твои же братья. Тебя могли бы убить мои сёстры, мстя за меня. И уж, конечно, все права казнить тебя имеет любое Дитя, ведь сам Мудрец дал им власть судить людей Внешнего и Внутренних миров. А ты согрешил и там, и здесь: убийца, мародёр и из-вра-ще-нец.
— Добавь ещё, что я вообще-то должен был сам сдохнуть, ведь Старцы так долго не живут.
— То, что ты до сих пор жив, — подвела итог я, — означает, что твой грех передо мной — самый страшный. И мне судить тебя.
— Меня убьёт мой собственный «меч»? — усмехнулся он, не показывая страха. Как истинный отшельник, которым он вообще-то не являлся. — Какая ирония.
Я вдохнула. Слова стекли с моих губ вместе с горячим дымом.
— На колени!
В тишине приглушённо звучала музыка с нижних этажей, смех и возня из соседних комнат.
Я ждала.
Никогда прежде техники не срабатывали с задержкой, но, очевидно, в случае с отшельниками на сиюминутный результат не стоило рассчитывать.
Мужчина не двигался. Вместо того чтобы послушно рухнуть на пол, он замер, прислушиваясь к себе. После чего медленно перевёл взгляд на меня — словно был удивлён даже больше моего тем, что не подчиняется.
— Преклонись, — повторила я настойчивее, но увидела в ответ лишь улыбку злого торжества.
Откинув курительную трубку, я быстро подошла к запылённому зеркалу, что стояло в углу комнаты, будто оно могло дать мне ответ, почему силы покинули меня.
Моя внешность не изменилась. Я была такой же, как и десять лет назад, темнота и время не изуродовали меня, как я того опасалась. Мои глаза горели, совсем не соответствуя тому бессилию, что я чувствовала внутри. Пусть даже один из них был по-настоящему беспомощен, абсолютно слеп. Но я была такой с младенчества, вторжение Датэ тут ни при чем.
Женщину, родившую меня, убила гроза, а меня — младенца на её руках — ослепила наполовину. Я выжила чудом. Как и всякую сироту Восточной империи меня отнесли в святилище. Жрицы отдали меня Девам, которые посчитали цвет моих глаз идеальным для обучения высшему мастерству. Только со временем стало известно, как сильно они прогадали. Я оказалась порченой, и это в мире, не допускающем дефектов — особенно в зрении. Но изгнать меня они не могли.
Продолжая разговор об изъянах? Мои волосы похвалили лишь однажды, когда я обрезала их почти под корень. Сейчас они были заплетены в простую косу, которая доставала почти до ягодиц. Топорная мужская работа.
Распуская её, я вспомнила, как другие, умелые руки мастерили причёски из моих недостойных такого старания волос, украшая их цветами в счастливое время Песни и Танца.
Пропустив пальцы сквозь густую копну, я придирчиво себя осмотрела. За исключением этих недостатков, я была истиной Девой. А значит, дело в золоте.
