Она принужденно улыбнулась.
— Я никогда не спрашивала тебя об этом… Я ужасно боюсь бедности. Ведь мы были очень бедны… Даже не представляю, как это можно иметь много денег и ни о чем не беспокоиться… постоянно…
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Я не имел об этом ни малейшего понятия, дорогая. Это ужасно! Я думал, что ты живешь на проценты…
Она горько усмехнулась. Люк взволнованно заходил по комнате.
— Это… это ужасно! Это несправедливо, и… постой…
Он бросился к телефону с азартом мальчика, восхищенного неожиданной идеей.
— Люк… Кому ты звонишь?
В ней заговорила совесть. Она с ужасом увидела со стороны собственное предательство. Но было поздно…
— Да, говорит Люк Мэдиссон… Вы уже написали брачный контракт? Отлично! Есть одно добавление. Включите в него все мое состояние. У вас есть список моих бумаг?.. Да-да, текущий счет в банке тоже. Разумеется весь… Нет, я не сошел с ума.
— Ты сумасшедший.
Она стояла рядом с ним, бледная как полотно.
— Ты сошел с ума, Люк… Я не думала…
Он улыбнулся и поцеловал ее. Она увидела в его глазах то страстное желание, которое заставило ее вспомнить слова Данти: «Сейчас он больше всего на свете хочет обладать вами».
— Ты теперь Мэдиссон, — торжественно произнес он, — тебе принадлежит все, а я, как говорит старый Байрд, «дитя бедных».
И даже она не могла представить себе, насколько пророческими оказались эти шутливые слова!
Глава 6
Самое сокровенное желание Люка Мэдиссона должно было исполниться этим солнечным днем. Маргарита — жена, Маргарита — товарищ, Маргарита — венец его жизни. Сегодня. В два часа дня.
Утром он зашел в бюро. Поверенный уже ждал его.
— Люк, я считаю, что ты самый большой дурак на свете… Да, конечно, я знаю, что Маргарита великолепная девушка и заслуживает полного доверия, но разве ты сам не понимаешь, что совершаешь феноменальную глупость? Предположим, она умрет без завещания…
— Я не желаю об этом думать, Джек, — перебил его Люк. — Я люблю тебя как друга детства, уважаю как юриста, но в этом деле…
— Да выслушай же…
— И слушать нечего. Жена имеет право на часть состояния мужа…
— Часть! — закричал Джек, — идиот! А она получила все!
Еще немного, и они бы впервые в жизни серьезно разругались.
После ухода Джека скверное настроение жениха усугубилось деловым пессимизмом мистера Стиля.
— Я считаю, мистер Мэдиссон, — сказал тот, — что наши убытки непомерно велики. Нам следует бросить спекуляцию акциями.
— Совершенно с вами согласен.
Он не хотел признаться, что начал спекулировать на акциях только благодаря настойчивым уговорам Рекса.
— Сколько у нас убытку? — спросил Люк.
— Семьдесят девять тысяч шестьсот сорок фунтов, — выразительно ответил управляющий.
— Хорошо, выпишите чек.
Стиль вышел. Люк посмотрел на часы и улыбнулся. До двух оставалось не так уж много времени… Мысль о том, что там будет и Данти, заставила его нахмуриться, но… что ж, друг покойного брата… Ладно…
Вторым свидетелем был мистер Стиль. Он только что хотел напомнить ему об этом, как управляющий сам вошел в комнату.
— Вас хочет видеть какой-то Левинг. Он говорит, что пришел от Ганнера.
— Ганнер? — Люк не мог сразу вспомнить, — Ах, да, тот самый несчастный вор… пусть войдет.
В комнату вошел нервной походкой худой, потрепанный человек. Его глубоко посаженные глаза имели какое-то звериное выражение. Он оглянулся кругом, как бы оценивая каждую вещь.
— Я бы хотел поговорить с вами без свидетелей, сэр, — сказал он хрипло.
Мистер Стиль удалился с явной неохотой.
— Садитесь.
— Ганнер влип, — начал посетитель.
— Вы пришли от него?
Левинг говорил очень медленно, тоном человека, который каждую минуту ожидает, что его уличат во лжи.
— Да… Несколько фунтов могли бы ему… помочь… Нужен адвокат… «Воробей» говорит, что это может помочь…
— Кто такой «Воробей»?
На лице Левинга появилось подобие улыбки.
— Это лягавый… Сыщик… Его зовут Байрд.
Люк тоже улыбнулся, вспомнив о мистере «Воробье».
— Я сам сидел… за взломы… — доверчиво признался Левинг. — Мы с Ганнером, как родные братья… Он и посоветовал обратиться к вам… Несколько фунтов могли бы помочь…
Люк колебался. Его знакомство с человеком, который называл себя Ганнером Хэйнсом, было достаточно поверхностным, но во время разговора с ним в номере отеля Люк отметил, что Ганнер производил впечатление человека из общества… Этот, сидящий напротив, жалкий человечек с бегающими глазами едва ли мог принадлежать к числу доверенных лиц Ганнера.
Мэдиссон вынул из кармана несколько ассигнаций.
— Вы хорошо знаете мистера Байрда? — спросил он, считая деньги.
Левинг усмехнулся.
— «Воробья»? Еще бы! Он всегда говорит о «детях бедных» и уверяет, что масса бедняков страдает от мошенников вроде… — он, видимо, хотел сказать «меня», но запнулся.
— Вот десять фунтов. Передайте их вашему другу. Я бы хотел знать о дальнейшем ходе его дела. Пусть он напишет мне.
Грязная рука, похожая на птичью лапку, протянулась через стол и схватила деньги.
— Не говорите «Воробью», что я был здесь… А если вы захотите посмотреть на нашу жизнь, сэр, приходите ночью в Роттер-Уайт. Спросите Гарри Зиблера.
Он порылся в жилетном кармане и вынул оттуда грязную карточку.
Люк прочел, пряча улыбку:
ГАРРИ ЗИБЛЕР
Высшие цены на старое железо
— Старое железо, — захихикал Левинг, — неплохо, правда? Так что, если желаете полюбоваться на «детей бедных» — приходите туда.
Он кивнул головой и исчез, как подумал Люк Мэдиссон, навсегда. Но он глубоко ошибался.
Глава 7
Этим утром Маргарита была в полном отчаяньи. Трижды она подходила к телефону, чтобы позвонить Люку, но каждый раз в нерешительности вешала трубку. Когда пришел Данти, она в первое мгновенье решила не принимать его. Люк завладел всеми ее мыслями: Люк великодушный, Люк жестокий, Люк алчный, Люк добрый, простодушный, хитрый, злой, доверчивый, коварный, ненавистный… Дантон застал ее в крайне возбужденном состоянии.
— Я не могу этого сделать, Дантон, — сказала она. — Я решила позвонить ему и все рассказать.
Он был слишком ловок, чтобы открыто возражать.
— Возможно… вы правы. Люк говорил, что хочет провести медовый месяц в Париже… но, в таком случае, зачем вам ехать…
Она покачала головой, но в душе была с ним согласна, что с этой историей нужно покончить как можно скорее.
Данти почувствовал ее нерешительность и пустил в ход последнее оружие, приберегаемое для самого решительного момента.
— Вы догадываетесь, почему я так настроен против Мэдиссона?
Вопрос был рискованным. Она могла догадаться, что он хочет убрать с пути соперника.
С каждым днем ему все труднее было скрывать свою страсть. Она так не походила на женщин, которых он знал раньше… Ее сходство с Лиль Хэйнс… Но она была настоящей леди, она принадлежала к тому классу общества, в который он всеми силами пытался проникнуть… А она… она видела в нем только платонического друга…
— Я ненавижу его за то, что он погубил Рекса. Он преследует его и после смерти. Несчастного мальчика едва только похоронили, а он уже возводит на него ужасное обвинение.
— Какое?
— Подлог. Вы не поверите, но через несколько дней после смерти Рекса Люк сказал мне, что тот подделал его чек на восемнадцать тысяч фунтов! Но я ведь сам был при том, как Люк дал этот чек Рексу!
Она сидела неподвижно. Губы были плотно сжаты… Потом она заговорила тихо, так тихо, что он едва мог понять ее.
— Рекс совершил подлог… Рекс украл… Нет-нет… Этого он не мог… Какая подлость…
Морелль наклонился к ней и стал горячо убеждать. Он говорил то, за что она выгнала бы его еще несколько дней назад, но он говорил, говорил, и слабый голос протеста, звучавший в ее душе, смолк окончательно.
В два часа дня она вышла из автомобиля перед дверью бюро регистрации браков, и Люк поспешил навстречу своей бледной, как смерть, невесте.
Она не обмолвилась с ним ни единым словом и только отвечала на положенные вопросы нотариуса, с содроганием ощущая холодное прикосновение обручального кольца…
Все произошло так быстро, что она не успела опомниться. Перед тем, как подписать контракт, она долго колебалась, и ее собственная подпись показалась ей совершенно чужой.
Этим же вечером они должны были уехать в Париж. После венчания она могла, к несказанному облегчению своему, вернуться домой.
Люк должен был прийти к обеду с тем, чтобы потом вместе с ней ехать на вокзал.
— Моя жена! Как это прекрасно!
Голос Люка дрожал.
Они сидели вдвоем в ее маленькой гостиной.
Люк напоминал школьника, получившего неожиданный и вместе с тем долгожданный подарок.
Она не слушала его. Когда он ушел — ей позвонил Данти, она не захотела с ним говорить. Ей нужно было остаться одной, чтобы собраться с мыслями. Люк должен был прийти в семь часов. Около шести она позвонила ему.
