– Значит, нас может спасти только «бессмысленный и беспощадный»? – осоловело пробормотал Лешка. – Но наш народ и правда уже не тот, он не поднимется…
– Значит, его нужно разбудить, любым способом. – Рыбкин вздохнул и повторил: – Любым способом! – Затем совсем тихо добавил: – Даже самым жестоким и страшным…
Утро для Алексея наступило в полдень. Разбуженный телефонным звонком, парень поднялся на ноги, медленно побрел в направлении кухни. Он шел, а телефон звонил и звонил, звонил и звонил… сволочь…
Наконец Юдин добрался до источника звука и тыркнул кнопку включения.
– На связи, – недовольно буркнул он, и тотчас услышал в трубке голос своего ротного.
– Ты что, пил? – Майор Лукьянчиков не спрашивал, он утверждал.
Лешка почувствовал, как головная боль начинает быстро уходить в предчувствии неприятностей.
– Самую малость, вчера, – ротному было лучше не врать.
– Вчера? В смысле ночью? – Алексей представил, как Лукьянчиков недовольно морщится и молчит, решая, как поступить с провинившимся старлеем. В конце концов, видимо, решил помиловать, раз уж сам предоставил ему выходной, и не его, старлея, вина, если он так срочно понадобился, но говорить все это вслух не стал. – Тебя к комбригу. К пятнадцати ноль-ноль, и чтобы был как огурчик! Понял?
– Понял! – поспешно ответил Лешка, радуясь, что на этот раз гроза пронеслась мимо.
– Рано обрадовался! – словно прочитал его мысли майор. – Если командир скажет мне хоть одно слово… – На мгновение в эфире повисла весьма впечатляющая пауза. – В общем, ты меня понял…
– Понял, – почесывая макушку, Алексей положил телефон на стол и лениво побрел в ванную. Времени было более чем достаточно, чтобы все делать неторопливо.
В штаб части Юдин прибыл за десять минут до означенного времени.
– Комбриг у себя? – поинтересовался он у выскочившего навстречу помощника дежурного по части старшего лейтенанта Сивцова.
– У себя, – ответил тот и остановился. – У него совещание.
– А, тогда я подожду, – с надеждой, что «явление Христа народу» отменяется, Алексей начал заворачивать к выходу.
– Стой, ты куда? – придержал его за рукав Сивцов.
– Так ведь совещание, – пояснил Алексей. – Приду позже.
– А вот фиг ты угадал! – как-то даже обрадованно возвестил Сивцов. – Он звонил дежурному, сказал: как только появишься – сразу к нему.
– Гонишь… – не поверил Юдин. Он-то знал, что подколоть друг друга военнослужащие части любят.
– Без брехни! – на полном серьезе ответил помощник дежурного, и Алексей понял, что свидание с комбригом неминуемо.
– Что он от меня хочет? – задав вопрос, Юдин сильно сомневался, что получит на него ответ.
– Он не докладывал, – отмахнулся Сивцов и побежал по своим делам дальше, а горестно вздохнувший Алексей двинулся по коридору в направлении начальственного кабинета. Там действительно шло какое-то совещание, но сидевший в приемной солдатик не выскочил навстречу, преграждая путь не вовремя явившемуся старлею, а лишь зыркнул в его сторону, угадывая, кто это, и, угадав, опять уткнулся носом в светло-коричневую столешницу стоявшего в приемной стола. И Алексей, мысленно решив, что «чему быть – того не миновать», взялся за дверную ручку и без стука открыл дверь. А зачем стучать, если его ждут?
– Товарищ полковник, старший лейтенант Юдин по вашему приказанию прибыл! – В кабинет старлей вошел бодро, вскинул руку к голове, четко отрапортовал. Разве что каблуками не щелкнул.
– Садись! – указывая на пустовавший стул, полковник Шогинов улыбался.
Алексей слегка встревожился – улыбка комбрига могла означать все, что угодно, а он не был уверен, что его бодрое появление смогло обмануть острый глаз командира. Меж тем Шогинов продолжил прерванное появлением старлея повествование.
– Итак, я вчера был на военном совете, – брови комбрига насупились, – вы думаете, там со мной советовались? Меня любили, суровой мужской любовью. И виной вы, господа командиры!
– Товарищ полковник, может, не стоит… – Начальник штаба бригады кивнул в сторону Юдина, намекая на нежелательность его присутствия. Все же, как-никак, командир собирался прорабатывать старших офицеров.
– Пусть сидит, – отмахнулся комбриг, – а то, поди, думает: дорастет до полковника – и все, лафа на триста шестьдесят градусов.
Что командир подразумевает под тремястами шестьюдесятью градусами, Юдин не понял. Шогинов вообще был любителем парадоксальных умопостроений, порой понятных ему одному и никому больше. А полковник продолжал радовать своими высказываниями:
– Вы знаете разницу между мной и волшебником Изумрудного города? Ни хрена вы не знаете! Волшебник Изумрудного города на всех приезжающих мог надеть зеленые очки, а я – нет.
Тут он выдал такую пространную, филигранно построенную матерную фразу, что сидящие с трудом подавили напрашивающиеся на лица улыбки, на мгновение показалось, что суровой мужской любви сегодня не будет. Но рано радовались. Комбриг насупился.
– А вы, товарищи командиры, сами себе нацепили розовые и ни хрена не хотите видеть. Комбат-два!
– Я, товарищ полковник! – нарочито бодро вскочил со своего места высокий худощавый подполковник.
– Я приезжаю, и что мне докладывают… – Пауза, подающая ложную надежду виновному на возможность оправдаться за совершенные ошибки и злодеяния.
– Что, товарищ полковник? – Комбат-два сделал невинное лицо, желая узнать о своей провинности.
– Викулов! – взревел комбриг. – Ты чего дурачка из себя строишь? Бойца чуть не угробил, а выеживаешься!
– Какого бойца? – совершенно искренне удивился Викулов.
– Такого, – видя, что из него уж точно делают дурака, Шогинов начал выходить из себя по-настоящему. – Тебе напомнить? – Комбат-два кивнул. – А того бойца, что ИМом сотым себя чуть на воздух не поднял.
– А, этого, – Викулов развел руками, – я-то думал, что еще. А этот… ничего, собственно, серьезного и не было, пару часов в кровати повалялся – и опять в строй.
– В строй, говоришь? Ну-ну, смотри у меня, если хоть одна собака… – Комбриг махнул рукой. – Садись.
– Есть!
– Теперь ты. – Шогинов повернулся к начальнику связи и начал длинную проработку.
Юдин, которому и без того было тошно, постарался отключиться и погрузился в свои мысли. Вчерашнее затянувшееся за полночь застолье ударило по мозгам сильнее, чем хотелось бы, из вчерашнего разговора он решительно ничего не помнил.
– Товарищи офицеры! – прозвучало для старшего лейтенанта Юдина радостным известием, что с его вызовом к командиру бригады вскоре все прояснится.
– Так, Юдин, – комбриг снова всем лицом выражал свое расположение, – помнится, ты ко мне как-то подходил по поводу командировки?
Алексей согласно склонил голову; он опасался, что если кивнет чуть сильнее, она у него отвалится вместе с шапкой.
– Знаешь, отправлять на войну тех, кто просится, – плохая примета. Отправил я тут одного… – На секунду Шогинов погрузился в воспоминания. – Короче, Алексей, – Юдин вскинул голову, оказывается, комбриг знал его по имени, – послезавтра едешь в командировку.
– Так ведь вроде вакантов не было? – вытаращил глаза Юдин.
– Вчера не было, сегодня есть, – отмахнулся комбриг, не желая пояснять причину столь стремительно переменившейся судьбы.
– Но боевое слаживание… Я и с группой-то не занимался… – выдавил ошарашенный новостью старлей.
– А что тебе слаживание? Ты что, не офицер? Тебя чему в армии учили? – Шогинов усмехнулся. – Слаживание – это для бойцов, а командир у нас и так универсал. Согласен?
– Да где-то так, – вяло согласился Юдин. Затем, сообразив, что слово «согласен» относилось вовсе не к универсальности офицеров, ответил со всей поспешностью: – Так точно, товарищ полковник! – Разве что не подскочил на радостях. О, теперь он развернется! Уж он-то таких дел наворочает! Но в этих мечтах ему было не суждено витать слишком долго, Шогинов опустил его с небес на землю одной лишь фразой:
– И к тому же, кто тебе сказал, что ты едешь командиром группы?
– Я? А кто… что… а разве… нет?
– Нет, – улыбка Шогинова стала еще шире. – Лейтенант Курочкин из ОРО отряда сломал ногу. Ты едешь вместо него старшим помощником. Ясно?
– А я… товарищ полковник… а если… а…
– Разговор окончен, билеты на тебя уже взяли. Убытие завтра.
– Разрешите идти? – Юдин медленно поднялся, старясь сохранить остатки спокойствия.
– Иди, – по-отечески мягко разрешил комбриг, и Алексей, круто повернувшись, поспешил выйти из ставшего вдруг тесным командирского кабинета.
Шествуя в расположение своей роты, он чувствовал себя окончательно контуженым. Ему теперь был даже не понятен смысл этого вызова. «Билеты на тебя взяли. Выезд завтра». Если все решено, к чему эти игры – согласен не согласен?
Добредя до своей роты, Лешка поднялся на второй этаж и распахнул дверь в казарму. Дневальный вытянулся, вскинул руку в воинском приветствии, на что старший лейтенант лишь лениво махнул рукой и прямиком двинулся в ротную канцелярию.
