первым заморозкам на остров среди болот. На острове спокойнее, только лесник Фёдор Иванович и Мишенькина мама знают туда дорогу.
Крупная нетронутая клюква у острова лежит. Под ягодами мхов не видно. Красным-красно от клюквы вокруг, ступить некуда. На таких ягодах одно удовольствие пастись.
— Какая ягода самая поздняя? — спрашивает мама у Мишеньки. И сама же отвечает: — Клюква, конечно… Давно опала малина, кончилась пора смородины, увяли, осыпаются на землю черника, голубика и брусника, а клюква только-только вызрела и налилась.
Ест Мишенька ягоды, пригоршнями набивает рот и маму слушает.
— Какая ягода самая ранняя? — спрашивает опять мама. И сама снова отвечает — Клюква, конечно… Падут снега, пролежат зиму глубокими сугробами, весной растают — а на болотных проталинах клюква румянится-лежит. Да слаще прежнего. Настоящее объеденье! Жевать не надо, сама тает на языке.
Рядом с Мишенькой и его мамой лесник Фёдор Иванович с семьёй ягоды берёт. Отборными, чистыми, точно рубины, ягодами наполняются холщовые мешки. Зимой клюква свежая всегда, а в пирогах, морсах и киселях больно хороша.
Наташа старается. Ей скоро в школу-интернат. Учёба в школе уже началась. Но папа отпросил девочку на неделю у директора, чтобы Наташа клюквы набрала для ребят. Редко у кого возле дома такая ягода растёт, поэтому девочке, понятно, больше хочется увезти клюквы в интернат. Приятно зимой чай с клюквой попивать. За окном метель воет, а ребята сидят в тёплой комнате, пьют чай и про лето вспоминают. Кто где бывал да кто что видал. Про Мишеньку Наташа расскажет обязательно. Вон какой кругленький на ягодах стал, за тугой загривок теперь, пожалуй, не ухватить.
Колобком Мишенька катается между кочек. Нет-нет — да поднимется на задние лапы, чтобы на людей посмотреть. Увидит Фёдора Ивановича, Анну Максимовну и Наташу и опять ягоды ест, порыкивает от удовольствия.
БЕРЛОГА
«Уф, кажется, наелся».
— Мама, ещё до какой поры надо дожить, чтобы я сделался совсем-совсем большой? — спросил Мишенька.
— До весенней клюквы, сынок, — грустные у мамы глаза и печаль в голосе её. — Но сначала надо, Мишенька, одному в берлоге перезимовать.
Насторожился медвежонок:
— А когда в берлогу ложиться?
— Хоть сейчас, Мишенька… Мне тоже, сынок, пора! — сказала и пошла.
— Мама! — закричал вдогонку медвежонок.
Обернулась мама. Жалко ей Мишеньку и себя, расставаться не хочется, да что поделаешь, такая уж медвежья судьба.
— До свиданья, Мишенька! Будь счастлив, родной!..
— Мама!.. Можно я с тобой в берлоге перезимую?! — закричал опять медвежонок.
Ушла мама, не ответила, и Мишенька вздохнул:
— Значит, нельзя…
И снег уже сыплет. Запорошил снег мамины следы, разгладил, выбелил болотную ширь — зима колючим холодом пятки стала Мишеньке прижигать. И Фёдор Иванович с семьёй давно с острова ушли.
Заскучал Мишенька в оснеженных кочках, запозёвывал. Хотел было на острове залечь, да студёный ветер мелколесье, как решето, продувает. И на реке ветер, куда Мишенька с острова пришёл. И на дальнем участке Анны Максимовны Мишенька не задержался.
Зато яма под вывороченной елью на опушке возле дома лесника Фёдора Ивановича сразу пришлась медвежонку по душе. Насыпала берёза в яму подстилку жёлтого листа, выворотень корни над ямой распростёр, как крышу, на корни ветром сугробную шапку намело — настоящая берлога получилась.
Залез Мишенька в берлогу, свернулся калачиком и вдруг спохватился: «Как же я узнаю, когда наступит весна? И мама ничего не сказала, и я забыл об этом маму спросить, — заволновался Мишенька. — Надо бы маму разыскать…» Но уже слиплись его глаза, уснул медвежонок.
Теперь до весны. На улице мороз, а у Мишеньки в берлоге темно, сухо и тепло. Анна Максимовна печь топит, а сладкими пирогами пахнет и в Мишенькином жилье.
Приедет Наташа на каникулы домой, лесник Фёдор Иванович обязательно девочку к берлоге приведёт, покажет, где Мишенька устроился.
Весной хлынет в берлогу талая вода, разбудит Мишеньку, а Мишенька будет уже большой и сильный, как мама.
