Для теоремы о невозможности социального регресса страшно разве только одно: это наша полная свобода в выборе исторической перспективы. Что сравнивать? С чем сравнивать? Наше время со средними веками? Почему однако не сравнивать средние века с порой расцвета эллинской культуры?
Социальные проблемы, теперь волнующие людей, занимали умы афинян более двух тысячелетий тому назад. Знаменитая речь, в которой Перикл над могилами воинов, павших в начале Пелопонесской войны, описывает сущность и задачи демократического режима (Фукидид, II, §§ 35–46), может смело остаться, без изменения единого слова, идеалом программной речи для современных политических деятелей. Не только по логике и ясности социальных построений, но по проникающему ее духу терпимости, по благородству тона в отношении к врагам, она неизмеримо выше всего того, что в эту войну лепетали на разных языках современные Периклы. Точно также, в области отвлеченной мысли, древние эллины вплотную подошли к современным научным проблемам. Эвклид был на волоске от открытия не-Эвклидовой геометрии. Когда читаешь четвертую книгу «Физики» Аристотеля, трудно отделаться от мысли, — вот-вот, еще одно небольшое усилие и этот могучий ум дойдет до некоторых идей, только вчера брошенных в науку гением Альберта Эйнштейна.
Потом все рухнуло. Пошли процессы колдунов (последний в 1823 году), костры, Инкубы и Суккубы, семь дьявольских искусств демонология, онироскопия, сорок видов черной магии, чудесная трава Андромеда, камень Гелиотроп, меняющий свет солнца, Malleus Maleficarum величайшего авторитета эпохи Шпренгера, который так же усердно разоблачал и изводил ведьм, как Ленин изводит и разоблачает капиталистов. Была, конечно, своя средневековая культура. Ее теперь модно переоценивать, но эта мода пройдет. Факты I останутся.
История пошла назад — точно на зло всем своим теоретикам. В связи с тем, что происходит теперь, это наводит на печальные мысли.
Все карты спутались. Вместо 14-ти пунктов, — один гуманнее другого, — пунктов, на которые молились простодушные люди всех стран, — восторжествовал пятнадцатый пункт: горе побежденным. Не Вильсон а Бренн оказался философом великой освободительной войны. А из великой освободительной революции простодушные люди могут теперь сделать вывод, что самые крайние революционеры ничем решительно не отличаются от самых крайних черносотенцев. Гамзей Гамзеевич стал коммунистом и заседает в красном Кремле. Самые передовые люди в западной Европе любуются в настоящее время Гамзей Гамзеевичем.
Правда, Ленин убежден, что ему принадлежит будущее. Но совершенно то же самое думал пять столетий тому назад Томазо де-Торквемада. Он считал Ordon-nanzas de los Inquisidores глубоко прогрессивным произведением философско-политической мысли. Он тоже был интернационалист и тоже уверял, будто стремится к установлению на земле мира, спокойствия и всеобщего счастья. Да и людей-то он казнил не так много: по наиболее враждебному подсчету, всего 8000 человек за все 11 лет своего правления. Эта цифра теперь кажется просто до смешного малой; большевики за один месяц отправляют на тот свет больше.
Очень может быть, что и в нынешних событиях — по крайней мере в области моральной — следует видеть «возвращение» Вико, разумеется временное, но весьма зловещее.
В этот век крови и железа, в этот век Лениных и Людендорфов, гуманные люди принесли свои гуманные идеи. Жизнь жестоко над ними посмеялась. Тем хуже для гуманных людей, тем хуже, конечно, и для жизни. На пресловутом прыжке «из царства необходимости в царство свободы» многим выпало на долю сломать себе шею.
Алкивиады
Когда афиняне перестали говорить о великолепной собаке Алкивиада, он отрубил ей хвост. Собственно, это было не совсем так (по крайней мере, если верить первоисточникам). Но именно в таком виде вышеприведенный эпизод стал цитироваться историками и моралистами в качестве примера ненасытного человеческого тщеславия. Отрубить хвост собаке, которая стоила 70 мин! Между тем, в сущности, позднейшие, политические подвиги Алкивиада обошлись Афинам гораздо дороже: способ рекламы, избранный греческим героем в юности, был на самом деле довольно безобидный: от него никому не было ни тепло, ни холодно, кроме, разумеется, собаки. Удивительнее всего в этой истории было то, что к подобной рекламе прибегнул человек, которому щедрая природа отпустила все решительно дары: красоту, ум, красноречие, энергию, храбрость, образование…
Помнится, задолго до нынешней революции, даровитый, оригинальный русский публицист г. Муретов пророчески цитировал стихи:
Нам пращуры работу дали,Создавши Русь своим горбом:Они Россию собирали,А мы Россию разберем.
Предсказание поэта оправдалось — разумеется, лишь на некоторое время. Россия соберется опять, это совершенно несомненно. Но почему же «мы» Россию разобрали? И кто это «мы», разобравшие Россию? Вот вопросы, которыми займется большая история и для разрешения которых она выдвинет очень много измов: централизм, большевизм, сепаратизм и т. д. Но для очевидцев это, вероятно, будет недостаточно убедительно. Кто из них в самом деле мог бы подумать, что в России повсюду (вплоть до Ярославской губернии, где тоже объявился свой сепаратизм) существовали такие огромные центробежные силы? Если однако вопросами этими заинтересуется и так называемая малая история, la petite histoire, она вероятно, объяснить случившееся просто тем, что в России прозябало многое-множество маленьких и крошечных Алкивиадов, которые не знали, какой собаке отрубить хвост.
Пишущий эти строки из всех сепаратизмов видел своими глазами только один — украинскую самостийность. Газеты, выходящие на мове (судя по словам знатоков, на очень плохой мове), называли этот сепаратизм явлением огромного исторического значения. Но и противники самостийности считались с ней, как с фактом, требующим «весьма осторожного и вдумчивого отношения». Любопытно то, что перед этим фактом сепаратизма остановились с почтительным испугом даже большевики, люди, как известно, не слишком церемонящиеся с подлинной историей: они основали украинскую советскую республику, — правда, советскую но все же украинскую. Совершенно иначе воспринимала «факт огромного исторического значения» молва, предшественница малой истории: она резонно указывала, что, если бы не было самостийности, то кто бы знал и кто бы щедро оплачивал деньгами и почетом премьера Голубовича и «генерала» Петлюру?
Комедия украинской самостийности теперь, по-видимому, снята с репертуара. Но в других местах сезон политического фарса продолжается. К нам часто приходят вести о кабинетах, совещаниях, конференциях, заседающих в столицах так называемых «чушь-республик». Иногда Рейтер уныло делает попытку сообщить фамилии главных деятелей этих кабинетов — и всякий раз почему-то кажется, что фамилии им перевраны: так нам трудно привыкнуть к мысли, что премьерами, президентами, министрами могут быть люди решительно никому на свете неизвестные. А между тем, именно, в этой совершенной неизвестности весь raison d'etre подобных правительств.
Впрочем, победителей не судят, даже если они победители на час. Фарс пока продолжается и, по-видимому, с некоторым успехом: в академических кругах говорят, например, о приглашении на междусоюзнический научный конгресс представителей «чушь-республик». Пожелаем, чтобы эстонская физика, мордвинская химия и латышская математика были достойно представлены на конгрессе междусоюзнической науки.
«Пройдут года» — и конечно многое переменится. Мы узнаем, вероятно (уже есть кое-какие прецеденты), что 99 % сепаратистов были сепаратистами только временно, по дальновидным тактическим соображениям, а в глубине души неизменно держали курс на «единую и неделимую»… Малая история составить в алфавитном порядке список темных людей, бывших министрами, президентами и послами. Это будет с ее точки зрения необходимое и достаточное объяснение всему случившемуся.
В психологическом отношении здесь перед нами картина, сходная с той, какую являет собой большевизм: сколько негодяев горит ныне желанием возродить несовершенное человечество! сколько Алкивиадов желает найти применение своим политическим и другим талантам!..
Так дело обстоит не только у нас. Никогда во всем мире рекламная демагогия и демагогическая реклама не имели такого успеха, как теперь. Валит густой дым от гаснущего огня. После сенсаций, которыми нас ежедневно оглушали в течение последних пяти лет, курс славы совершенно изменился — не только количественно, но и качественно. В старину (шесть лет тому назад была старина) писатель, желавший обновить на своем челе приглядевшиеся или потрепанные лавры, в лучшем случае писал сенсационную статью, в худшем — учинял скандал в публичном месте. Теперь ему необходимо по крайней мере взять Фиуме.
