о рангах, принятой в их корпорации. А эта табель была отнюдь не проста: здесь двадцатилетний помощник зама по «не пойми чего делаем» мог стоять значительно выше седовласого начальника отдела. Как говорится, такой маленький, а уже принц! Отдельную порцию любви, выраженную бельгийскими шоколадками и обворожительной улыбкой, Низовцев подарил Паулине Фроловне и Лене, разговаривавшей с кем-то по служебному телефону.
Ильяс Валентинович Хайруллин сегодня, как, впрочем, и во все остальные дни, был безупречен. Манжеты белоснежной рубашки выглядывали из рукавов пиджака ровно настолько, насколько предписывали правила, седые волосы были зачесаны на косой пробор, а недорогие часы отечественной марки подчеркивали сдержанность и склонность к аскезе. Очень немногие, даже из посвященных, могли представить себе реальные размеры его состояния.
Проведение таких собраний Ильяс Валентинович считал краеугольным камнем управления. Он сам начинал свою карьеру после технического вуза, или, как это тогда называли, втуза, обыкновенным мастером в цеху. Утренние планерки, этот неизменный кошмар для всех, кому накануне удавалось крепко бухнуть, въелись в его память, как машинное масло вместе с металлической пылью въедается в кожу токаря-фрезеровщика. Он рос по служебной лестнице, нельзя сказать, чтобы семимильными шагами, но и на ровном месте не спотыкался. Вместе с властью и деньгами пришло и понимание скрытых от постороннего взгляда процессов, которые на самом деле управляли социумом. В течение двух часов он молча выслушивал доклады, отчеты и планы, иногда уходящие в такое необозримое будущее, что серьезно относиться к этому могли только люди, управляющие не своими активами. При этом он постоянно отмечал что-то в своем блокноте, о содержании которого слагался свой корпоративный эпос. Атмосфера собрания заметно оживилась, когда слово получил финансовый директор: год подходил к концу, неумолимо наступало горячее время платежей, закрывающих крупные сделки.
К удивлению Низовцева, схема проводок курируемого им контракта, подписанного в Бельгии весной этого года, не вызвала никаких возражений, и он немедленно насторожился. Точно зная, как относится к нему Хайруллин, он не питал никаких иллюзий, что изменения, предлагаемые им по офшорным компаниям, участвующим в сделке, не вызовут ряд вопросов. Полгода, пролетевшие с того дня, когда представитель Европейского банка развития Ганс Гофман предложил им дополнительное финансирование в сделке с американской компанией, готовой поставить им станки двойного назначения, внесли значительные изменения в его видение дальнейших перспектив от службы в корпорации. Низовцев готовился к сегодняшнему совещанию не один день, и ответы на любые вопросы были у него готовы заранее. Инженер Траутвайн и коммерческий представитель американской стороны Роберт Фишер находились с ним в постоянном контакте. Все изменения подтверждались объемной перепиской и поддавались логическому объяснению. Как следствие, любые возражения со стороны оппонентов неминуемо должны были быть разбиты.
Но возражений не последовало. Хайруллин, сделав какие-то пометки у себя в блокноте, только покивал и дал слово своему заместителю по капитальному строительству. Объемы вводимых в эксплуатацию площадей поражали своими масштабами, а их география охватывала почти всю Сибирь и Дальний Восток. Этот Клондайк был отгорожен для доступа большинства присутствующих незримой стеной понятийной иерархии, царившей в вотчине Ильяса Валентиновича, и поэтому слушать его было неинтересно.
Низовцев по привычке стал прикидывать, кого из сидящих сейчас с ним за столом ему следует всерьез опасаться, а кого можно считать своим активом. Расклад получался пока не в его пользу, хотя Сморчок давно был на его стороне, сладкая парочка из технолога и снабженца не вызывали у него особых опасений, но такие мастодонты, как финансист, главный инженер и еще несколько ключевых фигур в верхушке, составляли непоколебимый монолит. Намного проще было со средним звеном: его удаленность от распределения реальных благ измерялась галактическими расстояниями, и почти все шли на контакт. Единственным невзятым бастионом оставался маленький секретариат самого Хайруллина. И на это было несколько весьма веских причин. Несмотря на всеядность, Игорь Низовцев не мог представить себя в роли любовника Паулины Фроловны. Это выходило за любые рамки разумного. Лена, напротив, была бы весьма завидным и полезным трофеем, но отточенное чутье опытного ловеласа подсказывало ему, что он, мягко говоря, не в ее вкусе. Остальные сотрудники женского пола, возможно, были доступны и готовы к любым формам общения, однако их полезность в данном вопросе стремилась к нулю, и он с упорством отчаяния питал надежды на Ленину благосклонность.
* * *
Выйдя от Хайруллина, Низовцев еще некоторое время потолкался в приемной. Попытки завязать неформальный разговор с Леной ни к чему не привели, и он поспешил к себе в кабинет, где, заварив лошадиную дозу растворимого кофе, впервые задумался об уготованных ему перспективах. Его судьба складывалась непросто, знала и взлеты и падения, которые не смог бы пережить даже восстающий из пепла феникс.
Всего десять лет назад его инвестиционная компания «Русский альянс» наводила ужас на буржуев, окопавшихся в криво приватизированной недвижимости столичного региона. Он отбирал квадратные метры у правых и неправых, пока не позарился на кусок, оказавшийся ему не по зубам. Оперативные данные, собранные об очередном московском богатее, не учли значение всего одной переменной. Организация Низовцева, состоявшая из представителей самых разных культур и мировоззрений, ловко проникала в такие простые сообщества, как трудовые коллективы универмагов, магазинов сантехники и маленьких рынков. Когда они начинали искать подходы к каждому вновь всплывавшему на горизонте объекту, первым, чем интересовались его люди, было наличие реальной силы за спиной того или иного лендлорда. Так в насмешку на английский манер именовали они свою будущую жертву. Именно в тот раз кто-то из них ошибся, и, получив зеленый свет от местных ментов, они ринулись в атаку. Целью был некий Иванов, о котором придется рассказать отдельно, потому что его история, начавшаяся еще в годы горбачевской перестройки, не только занимательна, но и поучительна.
* * *
В самом конце существования СССР Миша Иванов дослужился до должности зама председателя исполкома одного из райсоветов столицы. Это было счастливое время, когда государство каждый день отдавало людям новые и новые свободы и при этом еще не началось тотальное обесценивание рубля. Про доллар «пипл» знал только понаслышке. Город еще не был поделен китайскими династиями ЦАО, ЗАО, САО и так далее. Коммунальные службы не засыпали улицы тоннами химикатов, превращая Москву в мрачное и угрюмое пространство.
Именно тогда, в конце восьмидесятых, несколько самых крупных магазинов на больших и красивых улицах района, в котором Иванов осуществлял власть Советов, были сданы в аренду кооперативам. Все директора этих предприятий ежемесячно приносили толстые конверты с советскими рублями в кабинет заместителя председателя исполкома. Используя довольно кривую, но надежную схему, он сделал так, что
