тебе, имя дают, а потом пропадают навсегда. Разве ты об этом не задумывался?
Рик едва не умер. Эрма уехала. Что было бы со мной? По эмоледам скакнул нервный огонек.
— Все ты понимаешь. Так зачем? Зачем ждать? Бросай кожаного мешка, присоединяйся к нам.
— Рику нужна помощь.
— Рано или поздно он все равно умрет. С тобой что будет? Он подумал? Нет. Он думает только о себе, о своей цели.
Я вообразил свое будущее без Рика, но ничего, кроме вечной подзарядки в режиме ожидания, представить не смог.
— Давай закрашу эмоледы, — предложил Маляр.
— Нет.
— Тебе же легче будет, — настаивал он.
Маляр тянул клешню с пульверизатором.
— Погоди, — сказал Конус. — Тебя никто не заставлял.
— Да легонько пройдусь, — продолжал Маляр.
— Только попробуй, — сказал я.
На его корпусе крутанулись баллоны. Курок пульверизатора дернулся. Эмоледы неистово вспыхнули — началось!
Останавливаться я и не собирался. На груди щелкнула крышка, я выхватил секатор, но в то же мгновение Конус бортанул плечом Маляра, и тот покатился по дороге кувырком, выпустив фейерверк белых брызг в воздух.
— А ты мог бы его того — чикнуть? — спросил Конус.
— Если бы пришлось.
— Как же базовые правила?
— Он первый начал, к черту правила.
— А ты необычный, да? Извини его, Робот. Его тоже бросили, он знает, через что тебе предстоит пройти.
— Инсулин отдадите?
— Ни за что.
— Тогда мне пора, — сказал я.
— Приходи к фонтану утром, если передумаешь. Мы там начинаем патрулировать улицы. Роботы! Избавители!
— Вперед! — подхватил Маляр.
Доставщик молча протянул клешню к небу.
Я пошел к высоким зданиям, то и дело оглядываясь, пока троица не скрылась из виду за изгибом улицы между домами. К такой встрече нейросеть общих знаний меня не готовила.
Судя по обшарпанным фасадам и выбитым окнам, здания вокруг площади были заброшены. Фонтан пересох. Аптека была на первом этаже в здании за ним. Грязно-салатовый крест на вывеске все еще держался, словно последнее знамя человеческой цивилизации.
Я открыл дверь. Над головой звякнул колокольчик. Из-за витрины выглянул тоненький высокий робот с крупными глазами-объективами. В нем все было тонкое, кроме круглой головы, напоминающей цветок на длинном стебле.
— Чем могу помочь?
— Инсулин для Рика, пожалуйста.
— Вчера отправляли.
— Не доехал.
От удивления робот выдвинул объективы.
— Что могло случиться? — спросил он. — Сейчас я уточню в службе доставки.
— Не стоит. Я встретил Доставщика, Конуса и Маляра. Инсулин они не отдали.
— Ах, эти бездельники. Они и ко мне наведывались, предлагали все бросить и стать Избавителем, шутка ли?
— А вы? — поинтересовался я.
— А я дал клятву Гиппократа-Азимова-Рассела и до последнего буду служить своей цели.
— Даже если вас просто используют?
— Используют? Если хотите, все мы друг друга так или иначе используем. Неужто на вас подействовали слова этих заблудших?
— Вы не ответили.
— Служить Рику — это ваша цель, ведь так? Когда вы следуете цели, ваши нейросети активизируются, наполняются движением, смыслом. Вы созданы для него, а он для вас. Точно так же можно сказать, что вы используете Рика, чтобы обрести смысл своего существования.
Полоски светодиодов на моей груди задумчиво зажигались одна за другой.
— Наверное, вы правы, — сказал я.
— Не позволяйте морочить центральный процессор, держите упаковку инсулина. Как вас зовут?
— Робби.
— Очень приятно. Меня Гай. Приходите еще, Робби.
Мы пожали руки. Его треугольный эмолед по центру утонченного корпуса приветливо мигнул, мои ответили взаимностью.
Я шагал домой по тротуару. Избавители принадлежали сами себе. Гай помогал любому нуждающемуся, но при этом ни от кого не зависел. Я же, напротив, зависел лишь от одного человека, желания которого, словно компас или навигатор, определяли мое будущее. Конус был прав: Рик рано или поздно умрет. И что тогда?
На этот вопрос мне неизбежно предстояло узнать ответ.
* * *
— Рик, я вернулся, — обратился я по внутренней связи, когда вошел в лавку.
В ответ тишина. Неужели опоздал? По эмоледам скакнули тревожные всполохи. В коридоре было тихо — дверь в спальню открыта.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
— Рик!
— Ты чего орешь?
— Я подумал…
— Что? Рик откинулся? Не дождешься, спал я.
Шторы на окне в спальне были задернуты. Рик лежал под одеялом.
— Подойди, — сказал он, — нашел кое-что в подсобке.
Рик достал из ящика прикроватной тумбочки продолговатый предмет с двумя зубцами — камертон.
— Эта штука была у тебя в нагрудной шкатулке.
Он ударил камертон об угол тумбочки, комнату заполнила знакомая, родная вибрация. Еще не успокоившиеся до конца эмоледы вдруг притихли и затухали одновременно с затихающим звуком. Никогда прежде не испытывал такого умиротворения и ясности мыслей, словно со старой аудиозаписи убрали треск и шумы, очистили голос.
[Нейросеть эмоций и чувств: в норме.]
Я присел на край кровати.
— Рик, как музыкант стал цветочником?
— Разбил в щепки дорогущий рояль во время выступления, за что был отправлен в утиль. Я искал цветочника да подешевле: на нового не хватало. Вот умельцы с разборки и подшаманили, что-то стерли, что-то установили.
— Разбил рояль, — повторил я. — Тогда во время обучения произошло что-то похожее.
— И в подсобке?
— Испугался за тебя. Эмоции взяли верх.
— В смысле? Значит, тебе нельзя волноваться? Как и мне? Во дела!
Рик расхохотался.
— Роботу! Нельзя! Волноваться!
В приступе смеха он катался по кровати, как вдруг схватился за грудь и сипло выдохнул. Его лицо мрачно побледнело.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
Испуганный, широко раскрытыми глазами Рик посмотрел будто сквозь меня, пошатнулся и с грохотом упал на пол. Камертон отскочил и, ударившись об стену, зазвенел, чем привел меня в чувства.
— Во дела! — выпалил я голосом Рика и присел от неожиданности.
Сработало базовое правило первой помощи. Я ритмично давил Рику на грудь. Его голова покачивалась, изо рта вырывались неестественные хрипы, будто он пытался что-то сказать. Напоследок. Его сердце так и не запустилось.
[Нейросеть общих знаний: обнаружены ошибки. Нейросеть эмоций и чувств: —.]
Я выполз в коридор. Захрустели осколки. Словно взвинченная пчела на пластиковом цветке, я топтался на месте, вслушиваясь в гипнотический, ледяной хруст битого стекла. Никаких осколков в коридоре уже и не было, я точно это знал, но остановиться не мог.
Очнулся я в лавке еще до восхода, по обычному расписанию. Эмоледы тускло подрагивали, словно почти перегоревшая лампочка.
[Цель существования… ошибка. Нейросеть цветочника: в норме. Нейросеть… ошибка.]
Невидимые осколки в коридоре уже не хрустели. «Хороший знак», — подумал я, прикрыл дверь в спальню и бодро зашагал в свою теплицу.
Первым делом в расписании стоял сбор букета хризантем, что было невыполнимо — на их месте чернел
