Наташа взяла меня за руку, и мы бегом помчались по грязной лестнице кирпичной пятиэтажки. На пятом этаже она остановилась, протянула мне ключи. - Ух, запыхалась. Курить меньше надо. Открывай дверь, товарищ капитан! - Слушаюсь, моя госпожа. Всего два замка, одна дверь и не стальная, обыкновенная. Скромная двухкомнатная квартира, одна комната родителей, которые были на работе, другая - Наташина. - Извини, это не твои миллионерские хоромы. - Это твоя комната? Какая красивая! Никакие миллионерские хоромы не сравнятся с нею, потому что - это твоя комната, Наташка! - Дурак ты, Корнилов, ничего не понимаешь! Юбка упала на пол, Наташа перешагнула через нее. Сняла блузку, потом лифчик. Потом спустила трусики, они голубым облачком упали к ее ногам. Я подхватил ее на руки, бережно уложил на диван, и стал стягивать джинсы, рубашку. - Дурак, дурак... Но - твой дурак, Наташа. - А я твоя дура. Но скоро поумнею. - Не надо, я люблю тебя такую... Потом она сладко потянулась и сказала: - Жрать хочется... - А кто у нас тут хозяин? - Ох, даже и не знаю. Пойду посмотрю, что там есть в холодильнике. Учти, здесь живет обычная пролетарская семья. - Здесь живет моя любимая. Она совсем не стесняется меня, идет, голая, на кухню, кричит оттуда: - Есть сосиски, сало и лук! Что хочешь, товарищ капитан? - Сало с луком! Я натягиваю джинсы, бегу на кухню и снова целую Наташу. Но есть и вправду хочется. - Нажремся сала с луком, а потом что?- спрашивает Наташа. - Будем целоваться! - Да? Я все удивляюсь тебе, Корнилов, сын миллионера, а ешь сало с луком... - Я человек в погонах, а у нас там нравы простые. Про икру ложками и осетрину килограммами говорить неприлично. - Зачем тебе эти погоны, эти нравы? Ты мог быть замом у своего отца и ездить на "Мерсе". - Я не люблю строить по известным проектам, воплощать в жизнь чужие замыслы. Я люблю разгадывать подлые, преступные планы и разрушать их. Это так же интересно и опасно, как и поиски кладов. Не похоже, чтобы ты нашел клад. - Нашел! И теперь у меня есть самая прекрасная драгоценность - ты! - Думаешь, есть? - Ничего я не думаю, а просто... Просто я не я могу спокойно смотреть на тебя такую! Я беру ее на руки и несу в комнату, на диван. Еда откладывается еще на полчаса. А потом я увидел Борьку, он сидел в своей клетке и плакал. Слезы текли из черных глаз, а он размазывал их розовыми лапками по серой мордашке и всхлипывал, как человек. - Малыш? Что случилось, почему ты плачешь?- спросил я.Тебя кто-то обидел, скажи мне, кто, малыш?! Он замер, опустив лапки, и потянулся ко мне, как будто не верил, что это я, хотел получше разглядеть. Я протянул руку, чтобы погладить малыша, и уже открыл рот, чтобы сказать ему: это я, я, все нормально, малыш. Но он растворился в сизой мгле. Она стремительно редела, проявляя очертания незнакомой комнаты. Я еще думал о Борьке, не понимал, куда он делся, тревожился за него, но уже видел, что лежу на ковре в чужой квартире. В квартире Наташи на Филевском бульваре, вот где я лежал! Самой Наташи в комнате не было, а вот ее супруг, ревнивый Рахмат-лукум лежал рядом со мной. Память быстро возвращалась ко мне. Итак, меня здесь оглушили, поэтому и лежу на ковре... А Рахмат-лукум зачем улегся рядом? Тишина. Ни шороха, ни звука. А где Наташа? Ее похитили? Или на кухне? Или... что все это значит? Какая-то тяжесть в руке, посмотрел - чугунная сковородка. Какого черта я держу ее? Разжал пальцы, приподнялся на локте. Наташа... Наташа!- позвал я. Тишина. Какая жуткая тишина в этой квартире! Я сел, преодолевая головокружение, посмотрел на хозяина. Он лежал на боку, спиной ко мне, пригнув голову к груди. Я медленно поднялся, закрыл глаза, потом открыл их - уже лучше. Склонился над Рахматом и тут же отшатнулся. Не стоило искать пульс, ревнивый муж был мертв. Лицо его представляло собой кровавое месиво, как будто по нему долго били... вот этой чугунной сковородкой? Похоже, что так. Но это не я. Значит, меня оглушили, потом кончили Рахмата, а сковородку вложили мне в руку. И сейчас приедут менты, а в квартире - хозяин, забитый досмерти сковородкой и бывший любовник его жены с этой самой сковородкой в руке... Теперь я не держал ее в руке, но отпечатки на ручке мои. Какие доказательства вам еще нужны, граждане судьи? Показания Наташи... Она либо сама организовала это жуткое представление, либо зависит от организаторов, иначе была бы здесь, помогла бы мне. Но ее нет. А телохранители Рахмата, где они? Тоже нет, но на суде объявятся, и скажут... Крепко ты влип, Андрей Корнилов! Интересно, кому понадобилась твоя голова? Неужто, Наташе?! Не время сейчас думать об этом! Я достал из заднего кармана джинсов носовой платок, протер рукоятку сковородки. Не брал я ее в руки, и вообще, первый раз вижу эту посудину! На столе стояли два бокала. Правильно, один ведь, мой, разбился, когда в него врезался пистолет Рахмат-лукума, залил водкой Наташино платье. Пистолета нигде не было, и осколков бокала не наблюдалось. Убрали значит... Я плеснул в бокал водки, залпом выпил, сунул в рот соленый огурец - чуток легче стало. Потом протер носовым платком оба бокала. Сдаваться я не собирался, пусть поймают и докажут, что я был здесь! Вой сирены возле дома подсказал мне верную мысль: едут по мою душу, и пора сматываться отсюда. Чтобы решить, кто затеял это представление и зачем, нужно было уйти. Я торопливо отпер замки, распахнул дверь, выскочил на лестничную площадку, увидел в окно милицейский УАЗик, остановившийся возле подъезда. Или я слишком долго был в отключке, или менты поразительно быстро сработали - вот и опергруппа уже на месте. Такое бывает только в кино, или, когда лоха заманивают в западню. Вы думаете, что я - лох? Вы очень ошибаетесь, ребятки! Так, или примерно так думал я, скрипя зубами от ярости. Бежать через дверь было невозможно. Для начала я снова запер стальную дверь на все замки, а их было немало. Попробуйте открыть! Протер носовым платком все ручки, к которым прикасался. Потом помчался в какую-то комнату, которая выходила окном на противоположную сторону дома. Распахнул створки - рядом с домом тянулся бетонный забор детского сада. Но четвертый этаж! Высоковато прыгать, даже для тренированного человека. И тут я вспомнил о якоре с цепью. Ну - выручайте, черноморцы! Я помчался в гостиную, сорвал со стены цепь с якорем, вернулся в комнату, кажется, это была спальня, зацепил якорь за подоконник, цепь сбросил вниз и вылез в окно. В дверь уже звонили и стучали, но я, понятное дело, не пошел открывать. Держась за цепь, стал спускаться. Потом, ухватившись за нижнее звено, вытянулся и прыгнул вниз. Приземлился удачно и сразу же перемахнул через бетонный забор в детский сад. Детей там не было, поздно, да и, наверное, он был на ремонте, лето ведь. Я помчался вдоль забора, и в это время из окна с якорной цепью высунулся мужик и стал орать все, что положено орать в таких случаях. Знакомые, можно сказать - родные команды, сам не раз кричал их и знаю, если человек застигнут врасплох, некуда деваться - подчиниться команде, а если бежит - черта с два остановится! Зачем же мне быть приятным исключением? Для ментов, разумеется. Пригнувшись, я продолжал свой бег вдоль забора. Назвать его оздоровительным язык не поворачивается. Но спасительным - да. В ночной тишине громыхнул выстрел, потом еще один. Но я был уже далеко, да и забор прикрывал. Я даже успел подумать: как это вы, ребятки, замки так быстро отперли? Наверное, и ключи у вас были, ну просто сказочное везение для оперативников: вот вам адрес, где произошло убийство, вот вам ключи от квартиры, только зайдите и возьмите убийцу, он пьяный, плохо соображает. Они обрадовались, приехали, зашли, а взять не смогли. И осерчали. Крики в окне Наташиной квартиры явно свидетельствовали о том, что меня будут преследовать долго и упорно. Это плохо, когда за тобой гонятся злые оперативники, и не просто гонятся, а еще и стреляют! На детской площадке, под навесом, сидела стайка подростков с гитарами. Они уже не играли и не пели, а смотрели, как я бегу мимо, и что-то кричали, похоже, не очень приятное для меня. Я не обиделся. Снова перемахнул через забор и, обогнув другой дом, ринулся прямиком к Москве-реке. Я уже говорил, что Филевская Пойма - что-то вроде резервации для законопослушных москвичей. Единственная дорога, ведущая к метро, наверняка будет перекрыта. Бежать по узкому берегу Москвы-реки в Филевский парк - бессмысленно, там тоже могут ждать сердитые менты. Значит, на другой берег! А там, либо в Мневники, откуда рукой подать до Крылатского, либо в Хорошево, отсидеться и подумать... Выскочив на берег, я достал из кармана рубашки паспорт, сунул его в зубы и бросился в воду. Я так яростно махал руками, что даже забыл - я в джинсах и кроссовках. Почти доплыл до другого берега, когда за спиной возник шум двигателей, громкие крики. Фары "УАЗика" выхватили из темноты мои ноги, но я рванулся вперед, и почти сразу ощутил под ногами илистое дно. Сухо щелкали пистолетные выстрелы, но, слава Богу, не попали. Фары машины выхватывали поверхность воды метрах в десяти от берега, так она стояла, а мощных фонарей у оперативников не было. Я бы посоветовал им поднять с двух сторон передок машины, чтобы осветить и берег, да времени не было. Пусть сами думают! Я прыгнул в прибрежные кусты, упал на траву. Сбил дыхание, надо было привести его в порядок. Мои преследователи перестали стрелять.
