Даже не удосужившись ответить, Дерек отвернулся, перегнулся через поручни и прокричал сквозь стоявший вокруг гвалт:
— Мистер Каттер! Займите позицию у трапа! — Из горла Барретта вырвался лишь яростный сип, когда Дерек снова повернулся к нему. Капитан заговорил таким ледяным голосом, что свистевший вокруг северный ветер по сравнению с ним вполне мог показаться южным бризом:
— Что касается условий моего договора с Лондонской компанией, то прошу вас заметить, что я намерен выполнять их скрупулезно и полностью. В качестве суперкарго вы будете отвечать как за груз в целом, так и за то, в каком состоянии он прибудет в место назначения. Я отлично знаю, что мое вмешательство может привести к конфискации моего имущества для компенсации убытков Лондонской компании. Тем не менее, прошу вас запомнить, что, пока груз находится на моем корабле, вы его полновластным хозяином не будете. — Дерек непроизвольно шагнул вперед и, впившись потемневшими от гнева глазами в багровое лицо Барретта, закончил: — Повторяю, никто из этих людей не ступит на палубу, пока мой помощник лично не убедится в том, что все прибыли сюда на законных основаниях.
— Отлично! — злобно процедил Барретт и с неожиданным для человека такой комплекции проворством развернулся и заторопился к сходням. Потом остановился, обернулся и запальчиво бросил: — Но предупреждаю, капитан, со мной шутки плохи.
Наблюдая, как Барретт на удивление резво спускается по узким сходням на кишащую народом пристань, Дерек про себя признал справедливость слов, сказанных этим презренным типом. С Джоном Барреттом действительно шутки плохи.
Но ведь он и не собирался шутить.
Твердым взглядом Дерек проследил, как Барретт, наконец, сошел с корабля и на борт начал подниматься первый из ссыльных. Крепко сжав поручни, капитан наклонился вперед, чтобы лучше видеть, что происходит на нижней палубе.
В мрачных тучах неожиданно возник просвет, и солнечный луч упал на сходни, по которым понуро поднималась вереница людей. Сходни представляли собой узкую длинную доску с веревкой с одной стороны вместо перил. Сходни немилосердно прогибались, стремясь выскользнуть из-под ног, и вдобавок отчаянно раскачивались вместе с кораблем.
Крепко сжимая в руках саквояж, Джиллиан с неистово колотящимся сердцем молча двигалась вперед. Не решаясь обернуться к дрожащей Одри, что робко смотрела вслед за ней, девушка вызывающе выставила вперёд подбородок, всем своим видом демонстрируя бесстрашие. Делала она это скорее ради сестры, чем ради себя.
Ступив на сходни, насквозь продуваемые безжалостным ледяным ветром, Джиллиан украдкой огляделась вокруг. Вот судно, которое доставит ее и Одри в неведомые далекие земли по ту сторону океана. Судно было большим и малопривлекательным на вид из-за голых мачт, торчавших, словно ребра остова исполинского животного. На палубе деловито суетились матросы, сыпавшие непристойной руганью направо и налево. Вокруг царили неимоверная толкотня и ужасный гам, прорезаемый время от времени пронзительными свистками и выкриками, от которых некуда было укрыться.
Джиллиан глубоко вздохнула, чувствуя, как куда-то исчезает ее смелость. Слишком много людей. Да вдобавок еще их группа ссыльных. А в ней уж точно больше сотни человек. На этом казавшемся таким большим корабле места всем может не хватить.
Губы Джиллиан предательски дрогнули. Она много Чего слышала про такие суда. Знала она и про то, что не все попадали на них законным путем. Закон вообще мало, что значил для тех, кто проворачивал дела такого рода. Говорили, что к концу плавания на борту оказывалось намного меньше людей, и никто никогда не интересовался судьбой тех, кому не удалось пересечь океан.
От этих мыслей Джиллиан невольно пробрала дрожь, и глаза неожиданно наполнились слезами. Устыдившись своей слабости, она заставила себя отогнать подальше мрачные мысли и, поморгав, смахнула набежавшие слезы.
Что с ней такое творится? Неужели при первом же столкновении с превратностями судьбы она откажется от всего, чему учил ее отец? Неужели она из-за страха забудет о том, кто она, кем она была и кем надеялась стать? Она Джиллиан Харкорт Хейг, дочь Морриса Харкорта Хейга, выдающегося знатока словесности! Отец был замечательным человеком и прекрасным педагогом. Его мало волновал материальный достаток, и единственное, что он сумел дать своим дочерям, — это прекрасное образование. И он не уставал снова и снова повторять им, что невежество и страх — главные враги человека, а знания и смелость — великая сила. Она всегда сердцем верила тому, что говорил отец. И никогда не простит себе, если сейчас дрогнет!
С этими возвышенными мыслями Джиллиан осторожно начала подниматься по сходням. Она с любопытством взглянула вперед и едва не вскрикнула от ужаса, увидев на палубе знакомую приземистую фигуру.
Снова этот отвратительный тип!
Из-за налетевшего порыва ветра Джиллиан не расслышала, что Джон Барретт сказал молодому моряку, стоявшему у верхнего конца сходен. Однако налившееся кровью лицо торговца яснее ясного говорило о том, что разговор был не из приятных. Барретт со своими горящими безудержной яростью глазами чем-то напоминал дикого вепря, рисунок которого Джиллиан видела в одной из отцовских книг. Там говорилось, что этот зверь убивает просто ради удовольствия.
Загипнотизированная злобным выражением лица Барретта, девушка ахнула, когда он с размаху ударил моряка кулаком в лицо. Удар был таким сильным и неожиданным, что юноша едва удержался на ногах.
С верхней палубы донесся чей-то яростный крик. Джиллиан взглянула вверх и увидела перегнувшегося через поручни высокорослого, крепкого, одетого во все черное человека. Мгновение спустя он, подобно устремившейся на врага хищной птице, быстро и ловко слетел по трапу вниз.
Джиллиан, онемевшая от ужаса и судорожно вцепившаяся в веревку, натянутую вдоль сходен, не могла отвести глаз от его лица. Над полными бешенства черными глазами сходились нахмуренные густые темные брови. Красивые чеканные черты исказились от гнева. Тонкий шрам пересекал по всей длине темную от загара щеку, делая еще более грозным не сулящее ничего хорошего выражение его лица. Большими шагами он подошел к Барретту и встал перед ним, едва сдерживая бушующую в нем ярость.
В наступившей тишине его голос, негромкий и глубокий, был слышен с удивительной ясностью:
— Мистер Барретт, извинитесь перед мистером Каттером.
— И не подумаю! — огрызнулся Барретт и захохотал. От этого хохота у Джиллиан вдоль спины пробежал холодок.
— Вы тут недавно напоминали мне, капитан Эндрюс, что на этом корабле хозяин — вы, — продолжил Барретт. — А я еще раз напоминаю вам, что на этом корабле суперкарго — я. Как таковой я старше по чину этого сосунка и не потерплю от него никаких дерзостей!
