В этой связи встает, понятно, вопрос: будет ли в конце концов Россия в обязательном порядке подчиняться правилам ВТО или она останется еще надолго (а то и навсегда) аутсайдером? Как известно, переговоры о вступлении России в эту организацию идут уже около 15 лет и пока все еще балансируют на грани срыва. Думается, сложившаяся ситуация не может быть оценена однозначно. Конечно, выгода от вступления в ВТО для наших экспортеров некоторых первично обработанных видов продукции (например, металлов) в результате снижения тарифов, отмены квот и прямых запретов и пр. представляется реальной: по ряду оценок она может достичь 3 млрд. долл. в год (т.е. порядка 2 % нашего экспорта). Удешевление импорта новой техники и технологий в результате устранения всякого рода препятствий, в том числе налоговых, тоже вполне реально. Но как режим ВТО с его отменой или заметным ограничением таможенных тарифов и других импортных барьеров скажется на интересах наших и без того дышащих на ладан отечественных производителей (например, текстильной или швейной, пищевой или автомобильной отраслях промышленности, а также на сельскохозяйственном производстве)? Думается, пока они так или иначе не поднимутся, стратегия модернизации в результате вступления в ВТО может вновь (в который раз) столкнуться с самыми разрушительными последствиями.
Определенная настороженность в этом вопросе вполне понятна. Международные организации тоже ведь бывают разные. Есть ООН, но есть, скажем, и НАТО. И разгромленная, разбомбленная ни с того, ни с сего Югославия является убедительным предупреждением, что в подобных вопросах осторожность и осмотрительность никогда не помешают.
Россия активно участвует в работе «восьмерки», а теперь и «двадцатки», она является членом МВФ и Мирового банка, она высоко ставит свое членство в ШОС и ОДКБ, она ведет регулярные консультации и переговоры по линии Россия – НАТО и Россия – Евросоюз, включая и недавнюю совместную ростовскую инициативу «Партнерство для модернизации». В конце концов, это та густая сеть соглашений и организаций, которая так или иначе опутывает сегодня все континенты. И провозглашенный Россией курс на радикальную модернизацию страны, не угрожая никому, органично вписывает ее в то русло, по которому движется сегодня весь цивилизованный мир.
«Современная Европа», М., 2010, № 4, с. 7–16.
РОССИЯ И СТРАНЫ ВОСТОКА
ПОСЛЕ КРАХА РЕАЛЬНОГО
СОЦИАЛИЗМА И РАСПАДА СССР
Алексей Кива, доктор исторических наук (ИВ РАН)
После распада СССР и краха реального социализма все внимание нашей новой политической элиты сосредоточилось на странах Запада и США в особенности. Но не только элитой, но и значительной частью широких слоев населения отношения Россия – Запад воспринимались как новая страница в нашей истории. «Запад нам поможет» – эти слова можно было слышать в самых разных аудиториях. Эти ожидания возникли еще в годы инициированной М. Горбачёвым перестройки и покоились на том, что новое советское руководство сделало ряд крупных шагов в интересах коренного улучшения отношений СССР со странами Запада и в первую очередь с США. Покончило с гонкой вооружений, пошло на сокращение ракетно-ядерного потенциала, в том числе на уничтожение самых мощных и совершенных в мире ракет СС-20 («Сатана»), способных преодолевать любую противоракетную оборону противника. Согласилось на объединение двух Германий (а фактически на поглощение ФРГ ГДР) и ликвидацию военного блока социалистических стран – Организации Варшавского договора (ОВД). Притом что оно доверилось устным заверениям лидеров западных стран, что военный блок НАТО не будет расширяться за счет стран, входивших в ОВД. Горбачёв и его ближайшее окружение провозгласили своей целью устранение всех препятствий на пути интеграции СССР в европейское сообщество – «вхождение в общеевропейский дом».
Президент РФ Б.Н. Ельцин пошел еще дальше. При участии прозападной либеральной интеллигенции и безучастии широких слоев населения, разочаровавшихся в реальном социализме, он активно работал на разрушение «красной империи», как называли на Западе СССР, и социалистического строя. И, повторюсь, не только новой элите, либералам-западникам, но и многим нашим простым гражданам казалось, что коль скоро Россия как несущая конструкция СССР сама ликвидировала враждебный Западу государственный и общественный строй, то он, Запад, просто обязан помочь нам и совершить конверсию, и с наименьшими издержками перевести государственную плановую экономику на рельсы рыночного развития.
Эта вера была настолько сильна в окружении президента РФ Ельцина, что Россию стали реформировать по модели, созданной в США, и при непосредственном участии американских советников во главе с профессором Гарвардского университета Джеффри Саксом, который, как потом стало известно, давал не только советы правительству, но и готовил для президента Ельцина проекты указов. После провала реформ в свое оправдание Сакс скажет, что американские советники при правительстве Ельцина–Гайдара оказались в ситуации хирурга, который видел, что операция неизбежна, однако когда он вскрыл больного, то увидел, что органы у него расположены не так, как у людей, которых он до этого оперировал. Но если за этим нет лукавства, то это больше говорит о неопытности «хирурга», нежели об особенностях анатомии «больного».
И еще. Почему-то Ельцину и его окружению не приходила в голову очень простая мысль: Америка не заинтересована в успешном реформировании новой России, дабы та не стала центром сплочения стран СНГ в более тесный союз, чем-то напоминающий СССР. Мне откровенно говорила об этом канадская журналистка, работавшая в Москве: «Как вы понимаете, господин Кива, Запад не хочет допустить создания на базе распавшегося СССР новой сверхдержавы. И ключевой вопрос для нас состоит в том, чтобы не допустить сближения Украины с Россией». Понятно, что если обвалить экономику и обесточить госбюджет, то тут на первый план встанет вопрос о выживании самой России, вынужденной с протянутой рукой стоять перед западными финансовыми центрами, которые к тому же будут диктовать ей, что и как делать. И это, как известно, и делал Международный валютный фонд (МВФ).
Забегая вперед, скажу, что отрезвление ельцинской команды наступило лишь тогда, когда, вопреки обещаниям, Запад стал продвигать НАТО на Восток, а высокопоставленные чиновники Белого дома стали открыто заявлять о намерении США «осваивать постсоветское пространство». То есть тормозить процесс интеграции в странах СНГ с конечной целью свести на нет влияние России в странах, с которыми она сотни лет жила в едином государстве. А агрессия стран НАТО против Югославии в 1999 г. поставила крест еще на одном мифе руководства постсоветской России – насчет того, что у нашей страны больше нет внешних врагов.
Именно ориентация только на Запад, на его помощь, на его подсказки по части реформирования страны в последние годы существования СССР, а затем и в новой России привела к свертыванию наших связей со странами Востока, к потере позиций, завоеванных нелегкой ценой, а нередко и кровью. Мы, по сути, бежали из стран «третьего мира», включая те, в которые мы вложили десятки миллиардов долларов, с которыми у нас были самые широкие и взаимовыгодные связи или которые имели для нас важное стратегическое значение. Мы потеряли многие дружеские режимы, которые в тяжелое время противоборства двух общественных систем и двух военных блоков были на нашей стороне. Скажем, поддержи мы умеренный режим Наджибуллы в Афганистане – и ситуация там могла бы сложиться совсем по-другому, чем она сложилась. Это же относится и к некоторым другим дружественным нам режимам. Мы оставили военную базу Камрань во Вьетнаме, хотя нас никто оттуда не выталкивал. Даже с Индией наши торгово-экономические отношения скукожились до невероятно малой величины. И лишь острая необходимость поддерживать от окончательного разрушения наш ВПК (ныне ОПК) заставляла новые российские власти смотреть в сторону Востока.
Однако не меньшее значение наиболее продвинутые страны Востока имели для нас и с точки зрения их опыта экономической модернизации. Наши, горбачёвские реформаторы и ельцинские демократы не понимали простой вещи. Ученые и специалисты в странах Запада, за редким исключением, не знали и до сих пор не знают, какими методами, через какие этапы, ступени совершается переход от государственной экономики к рыночной. Даже там, где это имело место, это было давно и давно забыто. Мой опыт пребывания в качестве приглашенного профессора в научно-исследовательском институте в ФРГ убедил меня в этом. Лишь отдельные ученые старшего поколения помнят, что и послевоенная Германия (Западная Германия) строила новую экономику последовательно, от низшей ступени к высшей, и с немалой долей государственного регулирования. Никаких «шоков» и обвальных грошовых приватизации там не было. Да, там не было и плана, как во Франции или в Японии, но там были «рекомендации» центральных властей субъектам экономического процесса, которым следовали законопослушные немцы. А обвальную ликвидацию государственного сектора и, прежде всего нерентабельных производств, в бывшей ГДР нельзя назвать удачным опытом. Это породило острейшие экономические, социальные и духовно-нравственные проблемы в «новых землях» (бывшая Восточная Германия), потребовало гигантских средств со стороны «старых земель» (бывшая Западная Германия) и надолго затормозило быстрый рост объединенной Германии.
