Раненый не просто упал, но и сбил с ног как обоих подбросивших его половцев, так и следующего, набегающего для прыжка. Михаил коротко взмахнул рукой, и граненый клинок вошел в межключичную ямку очередного бездоспешного кочевника.
Не расслабляясь, Романов потянулся к следующему метательному ножу. Одновременно с этим, перегнувшись через борт, ткнул острием клинка в основание шеи барахтающегося в воде врага. В этот момент его что-то дернуло за доспех со спины. Боли никакой. Ощущение, словно именно дернули и тут же отпустили.
Последний кочевник предпочел ретироваться к берегу, то ли отплывая, то ли переползая на пятой точке, быстро перебирая ногами и руками. Когда половец наконец подскочил на ноги, бросился прочь, Романов вогнал нож точно меж лопаток, без труда пробивая кожаный доспех.
Окинул взглядом место схватки. Противник бежал прочь, стремясь как можно быстрее скрыться за кустами. Короткий шорох, толчок в грудь с одновременным глухим звоном скользнувшего по стальным пластинам доспеха наконечника, и стрела, коротко вжикнув, улетела дальше в реку.
Михаил тут же присел в поисках щита. Рядом хлопнул арбалет. Игнат, тот самый мужик, которому в свое время досталось от турка-крестьянина, удовлетворенно кивнул и тут же опустился на пятую точку, укрываясь за бортом. Вставил ногу в стремя, лук ему так и не дался, и единым движением взвел тетиву. Наложил болт и, подогнув правую ногу под себя, эдак картинно встал на колено с уже вскинутым оружием. Вновь прицелился. Выстрелил и опять на задницу, изготавливаться к стрельбе.
Михаил наблюдал за этим лишь краем глаза, потому как сам уже подбирал свой лук. Наложил стрелу. Но когда был готов стрелять, половцев уже и след простыл. Утренние сумерки еще не рассеялись, вот и потерялись нападающие. Внизу все еще барахтался воин с отсеченной голенью. Романов без затей вогнал ему стрелу в грудь.
– Не преследовать! – заметив, как воины спрыгивают в воду, выкрикнул он. – Гаврила, проверить личный состав и доложить о потерях. Раненых ко мне.
И только теперь обратил внимание на то, что сзади шлем за что-то цепляется. Завел руку за голову и нащупал древко стрелы. Пластины их доспехов накладываются не сверху вниз, как на старых образцах чешуйчатого, а наоборот. Так что номер, который однажды провернул Михаил, вогнав клинок снизу под углом, здесь не пройдет. Но, похоже, когда он наклонился, чтобы достать клинком половца под бортом, ему и прилетел этот привет, прошедший аккурат меж пластин. Хорошо хоть, не достал до тела.
Михаил склонился над воином, получившим клинком по голове. Шлем не стальной, а железный. Но благодаря остроконечной форме со своей задачей справился. Меч оставил серьезную зарубку, но до головы не добрался. Романов пощупал пульс. Ага. Голова-то цела, но от сотрясения мозга бедолага все же не уберегся.
Снял с обеспамятевшего шлем с подшлемником и осмотрел голову. Порядок. Нет даже шишки. Защита распределила удар по площади. Это как наполненной водой пластиковой бутылкой садануть. Выключишь с гарантией, следов никаких. По телу получить такой привет также удовольствие ниже среднего. И что примечательно, опять без следов.
– Ну как, Лука, пришел в себя? – видя, что мужик открыл глаза, поинтересовался Михаил.
– Дык. Вроде. А что, все уже кончилось? – поведя взором, растерянно поинтересовался он.
– Кончилось. Сколько пальцев?
– Два.
– Вот и ладно. Игнат, помоги ему.
Поднялся и перешел к следующему раненому. Тому прилетело в руку. И на этот раз серьезно. Перебило плечевую кость. Пришлось повозиться. Для начала обезболил, потом извлек стрелу. Промыл рану, закачав в нее лекарственный состав. После чего приступил к пальпации и составлению костей. Мозг давно и прочно зафиксировал все тактильные ощущения, поэтому провозился недолго.
– Пятеро ранены, включая Гордея, – кивая на десятника, которого только что обиходил Михаил, начал доклад Гаврила. – Кроме него еще один тяжелый. На носу лежит. Стрела аккурат в незащищенную подмышку угодила. Не знаю, как ты будешь его вытаскивать с того света. Остальные ничего серьезного, и сами справимся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Сразу нужно было звать, – попенял Романов.
– Никита, скорее всего, скончается, Гордею же, глядишь, руку еще сбережешь, – возразил практичный полусотник.
– М-да. Повоевали. Лагерь сворачиваете? – укладывая инструменты в короб, поинтересовался Михаил.
– Сворачиваем. Еду готовить, я так понимаю, уж на палубе будем, – предположил Гаврила.
– А ты предлагаешь на берегу? – хмыкнув, поинтересовался Михаил.
– Ну, уточнить-то всяко-разно нужно было, – пожал плечами полусотник.
– Что так смотришь? Считаешь, что оно того не стоило?
– Я тебе уж говорил, мы за тобой и в огонь и в воду.
– А как по душе?
– Кабы людишек увели с собой, так-то оно и порядок. А без интереса… Не наша земля и не наш ответ. Я уж говорил.
– На границе челядь[5] не селят. Только вольных. И пока они в закупы не ушли, им не возбраняется распоряжаться собой. Дальше объяснять?
– Не нужно.
– Вот и действуйте.
С Никитой было все плохо. Настолько, что Михаил приказал выставлять дополнительные посты, держаться настороже, но с лагеря не сниматься и завтракать на берегу. Романову сейчас только качки не хватало, чтобы окончательно доконать парня. Хотя он и без того был без сознания, определил его под наркоз и начал колдовать.
Через два часа возни, без уверенности в результате, но понимая, что больше сделать попросту уже ничего не может, он приказал сниматься со стоянки. Остальное в руках божьих и крепости организма раненого. К сожалению, реанимации, нормальной операционной и медикаментов тут нет. Хотя… Справедливости ради, для этого времени и уровня медицины сомнительно, чтобы кто-то сделал больше. Даже в Царьграде. И дело не в мастерстве Михаила, а в тяжести раны.
Двое суток, остававшиеся до Переяславля, прошли уже без приключений. При виде же города Романов невольно улыбнулся. Словно и не было минувших трех лет. Все те же деревянные причалы. Множество кораблей. Толчея народа на берегу. Торговцы рыбой. Кстати, те же самые, на том же месте, разве только одежда сменилась. Впрочем, практически на такую же. У Михаила память фотографическая, так что узнал все детали сразу.
Хм. И те же самые дружинники, что не приметили тогда его пленения. Что самое смешное, в их числе и явно старшим… Барди Ульссон, сдавший его в холопы знакомым проезжим варягам.
– Ну, здравствуй, Барди.
Никакого желания посчитаться или предъявить. Неприязни и уж тем более вражды он к нему не испытывал. Просто захотелось перекинуться парой слов и все тут.
– Я тебя знаю? – с характерным скандинавским акцентом поинтересовался варяг.
– Вот, значит, как. Не узнаешь того, кто тебе жизнь спас.
– Да ну? Серьезно? – явно узнавая и не веря своим глазам, удивился он.
– Представь себе.
– Хм. Ну, лекарем еще ладно. Но воем, – покачав головой, озадаченно произнес Ульссон, не испытывая и тени тревоги.
– Сотник, какие будут приказы? – приблизившись и смерив взглядом собеседника Михаила, нарочито поинтересовался Гаврила.
Похоже, понял, что встретились старые знакомые и один из них в явном недоумении. Вот и решил подлить масла в огонь. Потому как, что именно ему делать, знал и без указаний. Все было решено еще до их прихода в Переяславль.
– Один десяток на ладье. Трое, и ты в том числе, со мной в княжьи палаты. Дары не забудьте прихватить, – подыгрывая полусотнику, ответил Михаил.
– Слушаюсь.
Гаврила опять бросил короткий взгляд на опешившего и не пытавшегося это скрывать Барди. Многозначительно хмыкнул и отправился обратно на причал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Сотник? – озадаченно кивая, коротко бросил Барди.
– Ну да, – жизнерадостно улыбнулся Михаил.
– Княжьи палаты? – продолжал он.
– Именно.
– Птенчик вырос, – хмыкнул варяг.
– И уже сам летает. Тебе привет от Сьорена.
