— Элизабет, — начал он, и его рука крепче сжала бокал с мартини. — Не надо, не говорите об этом сейчас.
Она не была ни глупой, ни слепой и все поняла правильно. Глубоко втянув воздух, произнесла:
— Итак, Род, теперь нам предстоит еще одна битва, да?
— Да, — ответил он просто. — Предстоит. Вы к ней готовы, Элизабет?
Она ответила не сразу, “Тимоти, что мне делать?
Бороться с твоей семьей? С твоими братьями? С твоими сыновьями и дочерью? С твоей матерью, наконец? О, ради Бога!"
— Где вы раздобыли этого Кристиана Хантера?
Он почувствовал, что цепенеет от ее холодного тона.
— Я же сказал вам, что он сам ко мне пришел.
— Вам бы следовало посоветоваться со мной, Род.
"Да, следовало бы, но вы-то и глазом не моргнули, ни звука не издали, пока он неспешно рассказывал всю эту историю”.
— Да, возможно, и следовало, — сказал он вслух и выпил остатки мартини. — Моретти не удастся его расколоть.
— Возможно, и нет. Но, Род, какую цену заломит Хантер? Чего он хочет?
— Не знаю, Элизабет. Честно говорю вам — не знаю.
Глава 2
Нью-Йорк
24 января 1989 года
Элизабет смотрела на черный шрифт заголовка в “Пост” и не могла от него оторваться.
"ЭЛИЗАБЕТ КАРЛТОН СПАСЕНА НЕОЖИДАННО ПОЯВИВШИМСЯ СВИДЕТЕЛЕМ”.
Род Сэмюэлс оказался прав. Моретти не удалось выбить из седла Кристиана Хантера. Напротив, доктор Хантер положил Моретти на обе лопатки, неустанно, час за часом повторяя свою историю и жестоко и грубо вышибая почву из-под ног окружного прокурора.
Она подняла глаза и посмотрела на Рода — в его темных глазах светилось торжество. Это было торжество победы над Моретти. Род невольно потирал сложенные руки. И им удалось избежать назойливого внимания масс-медиа — Лайэм Гэлэхер стоял как стрела, в особняк не проник ни один репортер.
— Этот человек — чудо. Верно? — сказал Род, принимая бокал “Вдовы Клико” из рук сияющего Коги.
— Да, — ответила Элизабет. — Я думала, Моретти убьет его — так он рассвирепел.
Род очень внимательно вглядывался в ее лицо. Лицо, на котором, как всегда, невозможно было прочитать ничего, ни намека на то, о чем она думает или чувствует. И голос тоже не выдавал ни чувств, ни мыслей.
— Присяжным понадобился всего час, чтобы вынести вердикт.
— Да, — снова откликнулась Элизабет.
— Моретти не удалось откопать ничего компрометирующего о Хантере, ничего, что пятнало бы его репутацию.
Элизабет недоумевала: когда же Хантер захочет ее видеть? Вслух она сказала:
— Вы ведь, конечно, знали, что будет. Вы были великолепны, Род. Блестящая речь. Вы когда-нибудь проигрывали дело?
Он улыбнулся:
— Да, моя бывшая жена хорошо почистила мне карманы.
— Но там не было никаких сюрпризов?
— Ни одного. Что же касается Хантера, то я хорошо отрепетировал с ним его роль. Я даже подлавливал и подкалывал его так, как это сделал бы Моретти. Оказалось, что даже бармен в Гринвич-Вилледж знает доктора Хантера как завсегдатая и не исключал возможности, что в ту ночь с ним там были вы.
— Чего он хочет. Род?
— Я уже сказал вам, Элизабет, не знаю. Он ни разу не позволил мне усомниться, что его свидетельство правдиво, что в нем полная и абсолютная правда. Господи, Элизабет, а не могло быть так, что вы полностью все забыли о той ночи, что она просто выпала у вас из памяти, включая и встречу с Хантером?
— Нет.
— Может быть, у вас возникло чувство вины, что вы были с ним, когда убили Тимоти? Шок есть шок.
— Нет, — снова устало ответила она. — Моя память совершенно ясна, я желала бы забыть, если б такое было возможно.
Она понимала, что Роду отчаянно хотелось все списать на психическую травму, временное помрачение. Неужели ему так важно считать, что она не виновна в смерти мужа?
— Все кончено, Элизабет, — сказал он, — я ведь так и говорил вам.
— Да, говорили.
Но действительно ли на этом все закончилось? На минуту она закрыла глаза, отчетливо вспоминая тот ужас, который испытала, когда вернулась домой и нашла Тимоти на полу его кабинета с ножом для колки льда в груди, рукоять из кожи торчала наружу. Такая умно придуманная и совершенно бесполезная игрушка — Тимоти любил забавные игрушки. Этим ножом никогда не пользовались, он скорее был частью интерьера, и вот им убили Тимоти. И она, конечно, попыталась выдернуть нож из его груди, но у нее это не получилось, и тогда она поняла, что муж мертв. Но его лицо, его руки все еще были теплыми…
Моретти все бил и бил в одну точку в своем последнем выступлении, когда подводил итоги дела. Мотив, возможность, ее отпечатки пальцев на серебряном ноже для колки льда и бесконечные злобные нарекания со стороны родственников Тимоти.
— Вас никогда больше не привлекут к суду за убийство Тимоти, Элизабет.
Если бы она могла засмеяться или даже заплакать, но внутри у нее была огромная бесконечная пустота. Элизабет автоматически шагнула к роялю и заиграла прелюдию Шопена, которую так любил Тимоти. Это была короткая пьеса — всего страница нот в си-минор. Барри Манилов использовал ее в качестве основы для своих популярных песен. Теперь, когда бы она это ни играла, в ее памяти всегда будут звучать слова песни.
Элизабет закончила игру — пальцы легко лежали на клавишах, но она все еще не поднимала глаз.
— Я хочу вернуться к концертной деятельности. Род молчал некоторое время.
— Не думаю, что это хорошая мысль, Элизабет. Во всяком случае, пока. Есть столько людей, которые были бы…
— Недружелюбны? Или просто злобно настроены? Вы полагаете, что родственники Тимоти могли бы устроить скандал?
— Возможно, Вероятно. Даже почти наверняка.
— Тимоти не собирался разводиться со мной, Род.
— Как утверждал Моретти? Я это знаю, Элизабет.
С минуту он помолчал, потом вытащил сигарету из своего золотого портсигара. Закурил ее, глубоко вдохнул дым и сказал своим осторожным адвокатским тоном:
— Но он встречался с другой женщиной. Она моложе вас. Думаю, лет двадцати пяти. Она тоже человек искусства — художница.
Он внимательно наблюдал за ее реакцией, но Элизабет не проявила никаких чувств, только спросила:
— Правда, Род? Вы уверены? Почему же окружной прокурор не раскопал столь пикантную подробность?
Иногда мне удается убедить Элизабет.
— Вы от нее откупились?
— Именно так. Но он действительно не собирался разводиться с вами. Она не была соперницей вам в этом смысле.
Он подождал. Неужели ей не хочется узнать имя этой женщины? Но Элизабет ни о чем не спросила, лишь спокойно произнесла:
— А вы знаете, Род, ведь то, что утверждал Моретти, — правда, Тимоти снова собирался изменить свое завещание.
— Нет, не собирался, тут вы ошибаетесь, Элизабет. Его сыновья, как вам хорошо известно, стали для него источником огромного разочарования. Брэдли — безжалостная, жестокая змея, при всем его внешнем лоске я бы не доверил ему и машину запарковать, он из тех, кто мягко стелет, но жестко спать. Что касается Трента, то этому фарисею и ханже следовало бы пойти в монахи. Конечно, это вина Тимоти и Лоретты. Они никогда не давали мальчикам свободы, излишне митинговали. Единственное, что смог себе позволить Трент, — в качестве акта неповиновения вступить в какую-то религиозную секту. Но Тимоти быстро покончил с этим. Да и с вами они вели себя крайне глупо.
Она улыбнулась ему.
— Ну уж по крайней мере в последовательности им не откажешь.
— Им не удастся опротестовать завещание. Тимоти поступил очень мудро, оставив им всем приличные суммы, не по доллару в качестве намеренного оскорбления. У вас остается основная часть состояния, включающая множество разных компаний, национальных и многонациональных, и все они объединены в конгломерат АКИ (“Аберкромби интернэшнл”). Даже несколько конгломератов, если вам угодно, под эгидой АКИ. Это огромная власть и ответственность, Элизабет.
Она повторила то, что уже несколько раз говорила ему:
— Я музыкант и ничего не понимаю в бизнесе. И, кроме того, я женщина, в деловом мире меня мгновенно уничтожат, пристукнут — я и пикнуть не успею.
— Нет, если вас будет поддерживать целая армия мужчин — специалистов. Я уже собрал их, Элизабет, и они будут защищать ваши интересы и вас самое. С момента смерти Тимоти Брэдли и его дядюшка всячески оспаривали вероятность того, что вы сумеете сохранить какую-то власть. Конечно, поводья были в руках Лоретты. С этим следует покончить, и как можно скорее.
— Не могу представить, чтобы Майклу Карлтону пришла охота влезать в дела Тимоти. Он почти так же богат, как брат.
— Можно многое сказать о Майкле, но он блестящий человек, и энергия его неисчерпаема, в нем есть эта черта Карлтонов — напористость во всем. Как ни странно, но он ведь тоже под каблуком у матери. Пока Лоретта жива, она никого не выпустит на свободу.
— Тимоти всегда говорил, что руль надо держать твердой рукой. — Она подняла руки перед собой. — Эти для такого дела не годятся. Тут и нескольких дюжин крепких рук будет мало.
