события.
– С добрым утром, – говорит Йозеф.
– С добрым утром, – хором отвечают ученики.
– «В этот день заключил Господь завет с Аврамом, сказав…» – начинает он, проверяя знание текста из Библии.
– «Потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата»[1], – подхватывает группа.
– «И Господь сказал Авраму…»
– «Оставь свою страну, свой народ и отцовский дом и иди в землю, которую Я укажу тебе»[2], – заканчивают они фразу.
Торжественность момента нарушается ревом грузовика, преодолевающего расчищенный участок леса. Машина останавливается неподалеку, и из нее вылезает местный фермер.
– Йоси, Ханна, Циби, вы сегодня первые займетесь обучением вождению. И, Циби, меня не волнует, какая ты стряпуха, ты должна освоить вождение автомобиля. Занимайся этим с тем же пылом, с каким недавно схватила Йоси за шею, и очень скоро ты сможешь обучать других. Я хочу, чтобы каждый из вас отличился в чем-то одном, а затем помог с обучением других. Ясно?
– Да!
– А теперь остальные идите к сараю. Там много сельскохозяйственных инструментов, которыми вы научитесь пользоваться.
Циби, Ханна и Йоси подходят к водительской двери грузовика.
– Ладно, Циби, давай ты первая. Постарайся ничего не сломать, пока дойдет очередь до нас с Ханной, – шутливо говорит Йоси.
Циби наскакивает на Йоси и снова обнимает его рукой за шею.
– Пока ты возишься с первой передачей, я уже буду ездить по улицам Палестины! – кричит Циби ему в ухо.
– Ладно, перестаньте вы! Циби, залезай в машину. Я сяду на пассажирское сиденье, – говорит фермер.
Циби лезет в кабину, а Йоси подталкивает ее сзади. Остановившись на подножке, Циби обдумывает, как ей реагировать, и решает, что, когда настанет очередь Йоси, она поможет ему тем же способом.
То, как Циби со скрежетом включает передачу и машина скачками срывается с места, вызывает у Йоси и Ханны дикий хохот. Из водительского окна высовывается рука с поднятым средним пальцем.
Глава 3
Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
– Ливи, хватит смотреть в окно! – умоляет Хая. – Магда вернется домой из больницы, когда окончательно поправится.
Хая, не уверенная, что правильно поступила, отправив Магду в больницу, продолжает сокрушаться о том, что Менахема нет в живых. Понимая, что это неразумно, она чувствует: ни войны, ни немцев, ни капитуляции ее страны перед нацистами – ничего бы этого не было, будь он в живых.
– Но, мама, ты говорила, она не так уж больна. Так почему она до сих пор в больнице? Уже прошло столько дней!
Ливи хнычет, но Хая не хочет больше отвечать. Она слишком часто слышала этот вопрос и отвечала на него.
– Ты знаешь ответ, Ливи. Доктор Кисели подумал, что она быстрее поправится, если ты перестанешь ей все время докучать. – Хая еле заметно улыбается.
– Я ей не докучала! – обижается Ливи.
Надувшись, она отодвигается от окна, позволяя опустить штору, которая отгораживает их от мира, становящегося все более беспокойным и угрожающим. Мать теперь неохотно отпускает Ливи из дому даже в магазин и не разрешает видеться с друзьями, объясняя дочери, что за ними повсюду следят глаза Глинковой гвардии, которая устраивает облавы на молодых еврейских девушек вроде нее.
– Я чувствую себя здесь заключенной! Когда Циби вернется домой?
Ливи завидует свободе Циби, ее планам уехать в обетованную землю.
– Она придет домой через два дня. Отойди от окна.
Раздается громкий стук во входную дверь, и из кухни поспешно выходит Ицхак, который вырезал там из дерева звезду Давида. Он направляется к двери, но Хая останавливает его взмахом руки:
– Нет, отец, я сама открою.
Открыв дверь, Хая видит на пороге двоих молодых людей из Глинковой гвардии и вздрагивает. Перед ней в зловещей черной форме стоят полицейские и, что более важно, солдаты Адольфа Гитлера. Они не станут защищать ее или любого другого еврея в Словакии.
– Здравствуй, Висик, как поживаешь? А твоя мать, как там Ирена?
Хая не хочет показать им свой страх. Она знает, зачем они пришли.
– Хорошо, спасибо.
Другой полицейский делает шаг вперед. Он выше, явно злее и представляет собой бо́льшую угрозу, чем первый парень.
– Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями. Вы госпожа Меллер?
– Да, вы же знаете. – Сердце Хаи бьется в горле. – Чем могу вам помочь, мальчики?
– Не называйте нас мальчиками! – резко отвечает старший парень. – Мы члены патриотической Глинковой гвардии на официальном задании.
Хая знает, что это чушь. В них нет ничего патриотического. Пройдя обучение в СС, эти люди повернулись против собственного народа.
– Простите, я не хотела вас обидеть. Я могу вам чем-то помочь?
Хая старается быть спокойной, надеясь, что они не заметят ее дрожащих рук.
– У вас есть дочери?
– Вы знаете, что есть.
– Они здесь?
– Вы хотите сказать, в данный момент?
– Госпожа Меллер, скажите, живут ли они с вами в данный момент?
– Сейчас со мной живет Ливи, самая младшая.
– А где остальные? – Второй полицейский делает еще один шаг вперед.
– Магда в больнице. Она очень больна, и я не знаю, когда ее выпишут домой, а Циби… Висик, ты ведь знаешь, чем занимается Циби и почему ее нет дома.
– Прошу вас, госпожа Меллер, не называйте меня по имени, вы меня не знаете, – просит Висик, смущенный ее обращением в присутствии другого глинковца.
– В таком случае Ливи должна явиться в синагогу в пятницу к пяти часам. – Говоря это, второй глинковец смотрит мимо Хаи вглубь комнаты. – Она может взять с собой один чемодан. Оттуда ее отправят на работы для немцев. Она должна прийти одна, без сопровождения. Вы уяснили переданное вам распоряжение?
– Я только что сказала вам! – с горящими глазами в ужасе произносит Хая. – Вы не можете забрать Ливи. Ей всего пятнадцать. – Хая с мольбой протягивает руки к Висику. – Она совсем ребенок.
Оба парня отступают назад, не зная, чего ждать от Хаи. Второй полицейский тянется к пистолету в кобуре.
Ицхак делает шаг вперед и отодвигает Хаю.
– Вы слышали наш приказ. Имя
