Но для окружающих, и в первую очередь для Алексея Лопухина, Лермонтов озвучивает совершенно иную версию своего поступка. Он, якобы, пошёл на него, чтобы спасти друга от женитьбы на кокетке. Да, Сушкова собиралась выйти замуж по расчёту. Она была красива, но бедна, и брак с молодым, богатым и, к тому же, внешне привлекательным Алексеем Лопухиным был для неё более чем желателен. Алексей же, видимо, всерьёз был влюблён в Екатерину, раз решил жениться на ней, и Лермонтов не мог не знать этого. Мишель из ревности и ребяческой мести разрушил желательный для обеих сторон брак, ославил девушку, и поэтому в дальнейшем у Сушковых ему было отказано от дома. Но месть Лермонтова на этом не закончилась: позднее он сделал Катеньку Сушкову прототипом мало приятной Лизаветы Николаевны Негуровой в своей повести «Княгиня Лиговская», в которой беспощадно высмеял её светские и любовные победы.
Евдокия Ростопчина — художник Г. Кордик, 1846
Однако обмануть окружающих и выдать подлость за спасение друга Лермонтову не удалось, так как он не смог удержаться от повторения своего «подвига» с другими девушками. Евдокия Ростопчина написала в одном из своих писем Александру Дюма о Лермонтове следующее:
«Весёлая холостая жизнь не препятствовала ему посещать общество, где он забавлялся тем, что сводил с ума женщин, с целью потом их покидать и оставлять в тщётном ожидании; другая его забава была расстройство партий, находящихся в зачатке, и для того он представлял из себя влюблённого в продолжение нескольких дней; всем этим, как казалось, он старался доказать самому себе, что женщины могут его любить, несмотря на его малый рост и некрасивую наружность. Мне случалось слышать признания нескольких из его жертв, и я не могла удерживаться от смеха, даже прямо в лицо, при виде слёз моих подруг, не могла не смеяться над оригинальными и комическими развязками, которые он давал своим злодейским донжуанским подвигам. Помню один раз, он, забавы ради, решился заместить богатого жениха, и когда все считали уже Лермонтова готовым занять его место, родные невесты вдруг получили анонимное письмо, в котором их уговаривали изгнать Лермонтова из своего дома и в котором описывались всякие о нём ужасы. Это письмо написал он сам и затем уже более в этот дом не являлся».
Как и Барятинский, Лопухин не стал устраивать Лермонтову скандал, но, видимо, тоже затаил на «друга» Мишеля обиду, последствия которой проявятся позднее. Но не будем забегать вперёд.
Гусарский полк, в котором служил Лермонтов, стоял в Царском Селе. Офицеры, конечно, присутствовали на всех дежурствах, нарядах, смотрах и парадах, но всё свободное время проводили в Петербурге. Когда в каком–нибудь столичном театре давали премьеру, полковое начальство переносило собственное мероприятие, чтобы офицеры смогли посетить представление и не торопились в полк. Но, несмотря на столь свободные порядки, военная служба Лермонтову не нравится. Он хочет пробиться в высший свет Петербурга, посещать лучшие дома. Однако в приличный дом невозможно прийти просто так: нужны приглашение или рекомендация уважаемого человека. А скандальная слава Лермонтова бежит впереди него, ведь тот в личном общении успешно наживает себе врагов, не щадя даже друзей и возлюбленных. Надо как–то исправлять репутацию. Но как?
Кроме балов и приёмов в Петербурге есть и иные центры притяжения сливок общества — литературные салоны. Лермонтовым к этому времени написаны уже сотни стихотворений и несколько поэм. Почему бы не воспользоваться ими? Поэт решительно оставил позади и юношеский романтизм, и юнкерскую порнографию. Он вступил в третий период своего творчества — реализм. Теперь Мишель описывает в стихах то, что происходит с ним самим или окружающими его людьми. Однако вырвавшиеся за пределы школы нецензурные юнкерские вирши ходят в рукописных списках, и это закрывает Лермонтову не только двери в приличные дома, но и в редакции литературных журналов. По словам первого биографа поэта Павла Висковатого уважаемые люди не понимали, как поэт с дурной репутацией «барковщины» «смел выходить в свет со своими творениями». И читателями новых стихотворений Лермонтова по–прежнему остаются лишь его друзья и родственники. Словом, отрезав себя ранее от литературных кругов, Лермонтов теперь не может напечатать свои стихи в журналах. Он по–прежнему пишет их в альбомах знакомых девушек, цитирует в письмах, дарит знакомым и даже слугам. Некоторые стихотворения Лермонтова дошли до нас только в переводах на французский и немецкий языки, их оригиналы на русском до сих пор не найдены.
Чтобы пробить стену неизвестности, Лермонтов решает сделать ставку на театр. Он пишет ту самую пьесу, которую я имел счастье услышать по радио в детстве. Но цензура нарушила расчеты Лермонтова, запретив постановку «Маскарада» в театре. Почему? Да потому что не желала скандала! Ведь, чтобы сразу привлечь к себе внимание публики, Лермонтов взял сюжет из жизни, причём случай недавний и хорошо известный в кругах петербургского высшего света. Но одно дело — рукописный самиздат юнкеров, и совершенно иное — сцена столичного театра. Лермонтов трижды безуспешно переписывает «Маскарад», пытаясь обмануть цензуру. Однако он не желает отказываться от ставки на скандал. Свидетельством этого является тот факт, что Лермонтов упорно оставляет в одной из сцен «опечатку» — настоящее имя несчастной женщины, убитой ревнивым мужем. Поэт, обладавший феноменальной памятью и наблюдательностью и старательно работавший над текстом, только умышленно мог не замечать подобной «ошибки».
Лермонтов был отнюдь не глуп, так зачем же он столь явно пытался «насыпать соль на рану» вполне конкретным людям из высшего общества Петербурга? Одним плохим характером объяснить подобное невозможно. Вот почему я считаю, что Лермонтов хотел быстро прославиться на скандале, и таким вот способом сделать своё имя известным в театральных и литературных кругах Петербурга. Подобный метод используется и поныне, ведь, как цинично заявляют его приверженцы: «Чёрный пиар — это тоже пиар». Но цензура в данном случае сработала вполне профессионально, и «Маскарад» был поставлен на сцене театра только через двадцать лет после смерти автора, когда, видимо, прообразы главных персонажей пьесы и скандал, связанный с ними, уже мало кого волновали.
Таким образом, с театром у Лермонтова тоже ничего не вышло, и он написал в письме Марии Лопухиной, что ждёт «случая», который может судьбой представиться, только хватило бы ему смелости им воспользоваться. И такой случай, действительно, вскоре произошёл. Мишель не упустил его и использовал в полной мере. Даже перестарался. Я имею в виду, конечно, смерть Александра Сергеевича Пушкина.
«Смерть поэта»
Многие поэты, знаменитые и не очень, написали тогда стихи на эту тему: П. А. Вяземский, А. В. Кольцов, Е. А. Баратынский, Ф. Н. Глинка, М. Ф. Ахундов, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев, А. И. Полежаев, Η. П. Огарёв. Нам сейчас говорят, что именно стихотворение Лермонтова вызвало всеобщее восхищение. Но это, мягко говоря, не совсем так — кто в то время мог его прочесть? Только друзья и знакомые Мишеля. У его именитых конкурентов аудитория была значительно шире. И даже не все знакомые Лермонтова пришли в восторг от его стихотворения, ведь Мишель не знал всех подробностей конфликта, приведших к дуэли Пушкина с Дантесом, и в первом варианте текста просто требовал наказания для офицера–иностранца за покушение на жизнь знаменитого русского поэта. Пушкин был ещё жив, хоть и тяжело ранен. Недаром тексту стихотворения предшествовал эпиграф, взятый из трагедии Ж. Ротру «Венцеслав» — «Отмщенья, государь, отмщенья!». Собственно, того же требовали и другие поэты, не говоря уже о поклонниках Пушкина, так что стихотворение никому не известного корнета Лермонтова не вызвало ни широкого распространения, ни того ажиотажа, которые ему сейчас приписывают литературоведы. К тому же оно довольно небрежно написано. Судите сами по данному отрывку:
«И что за диво?.. издалёка,Подобный сотням беглецов,На ловлю счастья и чиновЗаброшен к нам по воле рока;Смеясь, он дерзко презиралЗемли чужой язык и нравы;Не мог щадить он нашей славы;Не мог понять в сей миг кровавый,На что он руку поднимал!..И он убит — и взят могилой,Как тот певец, неведомый, но милый,Добыча ревности глухой,Воспетый им с такою чудной силой,Сражённый, как и он, безжалостной рукой.Зачем от мирных нег и дружбы простодушнойВступил он в этот свет завистливый и душныйДля сердца вольного и пламенных страстей?Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,Зачем поверил он словам и ласкам ложным,Он, с юных лет постигнувший людей?..»
Как сейчас сказали бы — сплошной «оназм»! Причём, «он» употреблено Лермонтовым и к убийце, и к жертве, да ещё в соседних строках.
