Многие исследователи сходятся во мнении, что послан он был в школу при богадельне Святого Павла, находившейся в нескольких шагах от его дома, чем можно и объяснить знание им латыни и латинских авторов, в частности Овидия и Вергилия. В этой школе его вероятнее всего обучали латыни по грамматике Доната, известного многим поколениям школьников, и знакомили с более современными книгами по риторике и грамматике; с латыни здесь, вероятно, переводили не только на английский, но и на французский – ведь англо-нормандские истоки английского общества к тому времени еще не были изжиты. Однако все эти домыслы и разнообразные предположения основываются на ревностной вере в то, что талант Чосера не мог не быть отшлифован систематическим формальным образованием. Однако проблема заключается в том, что доказательствами вера эта не подкрепляется. При этом один из возможных источников образованности Чосера мы находим ближе к родным пенатам. Примерно в 1330 году в лондонской книжной лавке было составлено рукописное собрание английских текстов, получившее название “Манускрипт Очинлека”; оно включало
в себя более пятидесяти наименований, в том числе семнадцать английских романов, а также сатиры и жизнеописания святых. Собрание это весьма убедительно связывают с семейством Чосер и его становлением. Несомненно, что подобная же антология могла быть известна и юному Чосеру. Как и Шекспир, Чосер питал свой гений, собирая и впитывая произведения других авторов, в этом смысле раннее его знакомство с английскими текстами было весьма знаменательно.
Глава вторая
Воспитание при дворе
Настоящей школой для Чосера стала его придворная служба. Впервые фамилия его появляется в счетах Елизаветы, графини Ольстерской, относящихся к маю 1357 года, там зафиксирована некая сумма, “выданная “Голфриду Чосеру из Лондона”, в этот же период Чосер получает и “пальток” – короткий камзол, приличествующий придворному пажу. Графиня Елизавета вышла замуж за принца Лионеля, второго сына английского короля Эдуарда III. Упомянутый “пальток” служит доказательством влияния и уважения, которыми пользовалось при дворе семейство Чосер, что помогло им добыть для отпрыска столь завидную должность.
Жизнь юного пажа оказалась неспокойной, проходила она в бесконечных переездах из
Виндзора в Вудсток и из Хэтфилда в Энглси в составе свиты. Эти перемещения из замка в замок и из поместья в поместье лишь участились, когда осенью 1359 года свита графини влилась в свиту принца Лайонела Ольстерского. Чосер теперь, по крайней мере номинально, стал считаться пажом Лайонела Ольстерского. Пребывание при дворе способствовало как его карьере, так и образованию, как профессии, так и исполнению долга. Сэр Джон Фортескью в своем написанном в XV веке трактате об английском законодательстве утверждает, что придворная служба “совершенствовала атлетические умения, воспитывала нравственность и хорошие манеры” и потому можно назвать ее питомником, где пестовались разного рода искусства. Молодому Чосеру предоставлялись жилье и одежда, в том числе и упомянутый в счетах “пальток”. Однако деньги эти тратились не зря, ибо юноше предстояло жить и возрастать в кругу самых знатных и замечательных людей его времени и вступить на первую ступень административной лестницы, ведущей к высшим придворным постам, получая при этом твердую опору и хорошее руководство. При дворе находился грамотей или священник, являвшийся для пажей “педагогом”, учившим грамматике и языкам. Впоследствии Чосер освоил и делопроизводство – чтение и составление деловых бумаг; из дальнейшей его службы ясно, что обучали его и основам дипломатии. Учтивый придворный, или “джентльмен”, обязан был к тому же “хорошо говорить” и “иметь в запасе много слов”. Впрочем, свойства эти характеризуют и поэта. Однако в ранние годы свои при дворе Чосер, почти исключительно прислуживал и присутствовал. В ходу были своды особых инструкций, раскрывавших юному пажу секреты благопристойного поведения, того, как следует угождать старшим по возрасту и положению, изобиловавшие пассажами вроде “сплевывай аккуратнее, загораживая рот рукой”, “мясо режь, держа кусок тремя пальцами, как того требует вежливость”, “не кусай хлеб, но отщипывай его”. Молодого Чосера обучали искусству беседы на французском и латыни, а также основам музыкальных искусств, как то пению и танцам. В книге “Двор Эдуарда IV” молодым сквайрам предписывается умение “играть на флейте или арфе, петь или же как-нибудь иначе увеселять двор и угождать иностранцам”.
Молодой сквайр из “Кентерберийских рассказов” поет и играет на флейте:
Он пел и в флейту дул весь деньТак сладостно…
Нередко делались предположения, что и Чосер отдал дань восхвалению любви и рыцарских доблестей в песенной форме; одно несомненно: раннее его воспитание не могло препятствовать ему в этом. Так же несомненно и знакомство его с рыцарскими романами, которыми увлекался двор; его поэзия свидетельствует о присущем ему природном чувстве ритма и даре рифмовать, а грань между стихом английским и французским он ощущал достаточно четко. Мир преданий и рыцарских подвигов и приключений был величествен и театрален, полнился условностями и неукоснительно соблюдаемыми правилами, но чуткий и умный юноша улавливал в нем и драматизм, и нечто комическое. Собственное его творчество отразило противоречие между искусством и реальностью. Играть в кости юным пажам возбранялось, но при дворе существовали и иные, более достойные и благородные способы проводить свободное время, среди которых центральное место занимала охота – с соколом или ястребом или же без них. Присущая этому занятию, но строго ограниченная определенными правилами жестокость отвечала идеалу рыцарства. Сюжет охоты Чосер ввел в раннюю свою поэму “Книга герцогини”, а встречающаяся там охотничья терминология свидетельствует о его хорошем знании предмета. В наши дни занятие охотой утратило популярность, став анахронизмом, но во времена Чосера (и значительно позднее) оно занимало важное место в культуре и было неотделимо от понятия “хорошее общество”: одно это указывает на протяженность того обратного пути, который нам следует преодолеть, чтобы понять Чосера и мир вокруг него. Эту сторону рыцарских добродетелей Чосер воспел в образе рыцаря из “Кентерберийских рассказов” в “Рассказе Рыцаря”, который следует за “Общим прологом”.
Правда, следует сказать, что рыцарская жизнь на практике не всегда оказывалась романтичной.
Следующее упоминание фамилии Чосера содержится в документах двора, и упоминается она в связи с его пленением на поле брани. Вместе с другими свитскими принца Лайонела он был послан во Францию для скорейшего претворения в жизнь плана Эдуарда короноваться в Реймсе в качестве французского короля. Отряд принца был невелик и являлся частью более внушительного воинского подразделения, которым командовал третий из сыновей Эдуарда, брат Лайонела Джон Гонт. Соответственно и роль отряда в войне была не столь существенна. Чосер и его товарищи по оружию, по всей видимости, участвовали в осаде Реймса и отдельных мелких стычках в окрестностях города. Впечатления Чосера от осады отразились в строках “Храма Славы”, где он вспоминает грохот пущенного из катапульты каменного ядра:
И с шумом несся камень из машины.
В конце концов отряд Чосера оказался возле Ретеля, городка, находившегося в двадцати милях от Реймса, где Чосеру не посчастливилось и он был взят в плен в ноябре 1359 года. Автор хроники описывает, как несколько рыцарей и сквайров “были убиты ночью на биваке, других же захватили, когда они группами мародерствовали в полях”. Весьма вероятно, Чосер принимал участие в одной из таких вылазок воинов, отчаянно нуждавшихся в продовольствии и припасах, под снегом и дождем рыскавших по окрестностям.
Четыре месяца спустя из плена его выкупили за шестнадцать фунтов – сумму, вполне достойную valettus’a, или йомена, которым, надо думать, Чосер к тому времени стал. В позднейшем творчестве своем Чосер никогда не касался этого эпизода, в отличие от французских своих современников, нередко пускавшихся в автобиографические воспоминания о своих военных приключениях. Однако в “Храме Славы” все же есть образ “стремительно летящего ядра”, и там же поэт пишет о звуках горна и рога, которыми поднимали дух воинов.
Будь прокляты те звуки горнаИ рога, что позвал нас в бой,В котором столько крови пролилось.
Собственные ли впечатления вызвали к жизни эти строки, или же это всего лишь игра воображения – вопрос, остающийся открытым. “Рассказ Рыцаря” уснащают староанглийские обороты и аллитерации. К лично пережитому тут примешивается почерпнутое из книг: “Скрежещет сабли сталь о сталь кольчуги…” Чосера часто относят к “книжным поэтам”, и сам он весьма старался представить себя таковым. Он словно бежал от непосредственных впечатлений, укрываясь в волшебной стране искусства. Вообще поле битвы и гибельные противостояния кажутся не самым подходящим местом для учтивого и дипломатичного Чосера. Однако известно, что семь месяцев спустя он возвращается во Францию к принцу Лайонелю, который вел там переговоры о мире, и, благодаря своему положению и репутации человека ответственного, выступает его порученцем: доставляет в Англию его личную корреспонденцию. Несмотря на молодость, Чосер являлся заметной фигурой при дворе. Ему предстояли успешная карьера и благородное поприще.
