— Почему же твое отношение к ним изменилось?
— Я лучше узнала их, когда выросла. И восхищение прошло.
Неожиданно она наклонилась и обхватила мое лицо своими длинными тонкими пальцами.
— Никогда не следует приближаться, что бы это ни было, слишком близко. Тем более никогда не подходи вплотную к предмету восхищения, иначе не сможешь больше восхищаться им. В этом и состоит различие между взрослыми и детьми. — Она погладила меня по щеке. — В детстве доверяют всему новому, неизвестному. С возрастом теряют эту способность. — И она улыбнулась мне своей ослепительной улыбкой. — Раньше я любила лебедей, которых видела на свободе. Но теперь я люблю лебедя в тебе.
— Я каждый день буду ходить смотреть на лебедей, — твердо пообещала я. — Пока еще они мне нравятся, и я не понимаю, отчего ты переменила к ним отношение.
— Тогда поспеши. Скоро мы уезжаем. Твой отец вернул себе трон и власть, поэтому мы возвращаемся в Спарту. А там лебеди встречаются редко. Они там не селятся, разве что бывают пролетом.
О, какое это было счастье — возвратиться в Спарту! Возвратиться в свой светлый дворец, расположенный высоко на горе над рекой Еврот, откуда видна вся долина вместе с городом! Я так соскучилась. Я любила свою комнату с белыми стенами, расписанную изображениями птиц и цветов, старое грушевое дерево под окном. Все игрушки ждали меня в целости и сохранности, там, где я оставила их перед отъездом.
Конечно, кто же позарится на детские игрушки! Отец проверил свои кладовые и обнаружил, что многое разграблено, пока его брат правил Спартой и жил во дворце. Отец лично вынес сокровища и спрятал их, закопав у подножия окрестных гор.
— Но к каждому камню не приставишь охрану! — сказал он. — Я сосчитал каждый разбитый изразец, каждый украденный плащ! Как он посмел осквернить мой дворец!
Лицо у отца покраснело. Мать пыталась успокоить его:
— Тиндарей, это мелочи. Главное — ты снова на троне. Ты вернул его и вернулся.
— Мой брат — мерзавец! Я его ненавижу!
До меня доносились обрывки подобных разговоров, и я недоумевала: какое оскорбление должен брат нанести брату, чтобы вызвать такую лютую ненависть? О, мне еще предстояло узнать, на какие подлости способны члены одной семьи по отношению друг к другу! А тогда я пребывала в счастливом неведении, потому что любила братьев, любила сестру, и они любили меня, я и думать не могла, как может быть иначе.
Моя жизнь в ту пору была наполнена светом, воздухом, вольным ветром, радостным смехом. Я свободно бегала по дворцу, мне дозволялось все, чего я ни пожелай. Я пела, резвилась и брала первые уроки у доброго старого учителя, которого пригласили для меня. Я имела все, что хотела, а хотела я то, что имела. Я вспоминаю это время как самое невинное и самое счастливое в жизни — если под счастьем понимать отсутствие желаний и страданий, когда бездумно плывешь по течению.
Но, как и следовало ожидать, немного повзрослев и поумнев, я посмотрела дальше и выше своего носа — и обнаружила высокие стены, которые окружали дворец, закрывая от меня мир. Я стала проситься за дворцовую стену, чтобы побывать в долине, на горе, в городе. Ответом на мои просьбы стал самый суровый отказ.
— Тебе нельзя выходить за дворцовые стены, — сказал отец голосом, не допускавшим возражений.
Конечно, я не удержалась и задала любимый вопрос всех детей: «почему?» — но отец не удостоил меня объяснением.
— Потому что я так сказал, — вот и все, что я услышала в ответ.
Я обратилась за объяснением к братьям, но они отвечали крайне невразумительно, и это было на них не похоже. Кастор, всегда такой смелый и находчивый, сказал, что желание отца — закон, а Полидевк туманно намекнул, мол, у отца есть свои причины.
Как вознегодовала я тогда на то, что родилась самой младшей в семье! Все могут идти, куда хотят, возвращаться, когда захотят, а Елена должна сидеть во дворце, как пленница! Неужели срок моего заточения никогда не закончится и меня не выпустят на свободу?
Я подогревала в себе решимость пойти и потребовать свободы. В конце концов, должна же я уметь охотиться, а разве можно этому научиться, если не бегать с луком по горным склонам? Просто возмутительно — мне уже семь лет, а я еще ни разу не держала в руках лука! Я направилась в покои отца, не обращая внимания на охранников, которые стояли по обе стороны мегарона. Сердце ёкало: они были в три раза выше меня. Но никто не посмел тронуть царевну.
Мегарон — большой зал с открытым очагом и полированными колоннами — был в тот день пуст и темен. Наш дворец, как любое греческое жилище, состоял из двух частей: мужской и женской, меньшего размера. На мужской половине главной палатой являлся большой зал с плоской крышей, разделенный двумя рядами колонн на три части, из которых средняя была самой большой. В ней был устроен очаг. За главной палатой находились помещения поменьше. Широкая дверь вела из главной палаты в женскую половину. Она включала просторную рабочую комнату, где до пятидесяти служанок могли заниматься своей работой, комнаты детей, спальню главы дома и его жены. Над мужской и женской половинами был надстроен верхний этаж, разделенный на небольшие покои. Под нижним этажом тянулись просторные кладовые, где хранились различные запасы и семейные драгоценности: дорогие одежды, серебряная и золотая утварь.
По мере приближения к внутренним покоям число охранников увеличивалось, но я решительно шла вперед.
До меня донесся голос отца. Он у себя! Значит, мне удастся поговорить с ним! Я расскажу ему, как мне хочется выйти за пределы дворца. И тут я разобрала свое имя. Я остановилась и прислушалась.
— Елена… Можем ли мы решиться на это? — спрашивал отец. — Это будет равносильно признанию.
О чем он? Мое сердце замерло, потом заколотилось как бешеное.
— А сам ты как думаешь? — послышался голос матери. — Она получит гораздо больше, если…
— Знаю, знаю! — прервал отец. — Я отдаю себе отчет.
В его голосе послышалась горечь.
— Но можем ли мы, можешь ли ты дать исчерпывающие доказательства? Потребуются доказательства…
— Достаточно взглянуть на нее! — с гордостью ответила мать.
— Конечно, красота… Но это еще не доказательство. Ведь и ты, любовь моя, тоже необыкновенная красавица!
— А волосы? Цвет ее волос!
При чем здесь волосы? Я ничего не понимала.
— Этого недостаточно. Других доказательств у тебя нет?
Вместо ответа последовало молчание: видимо, других доказательств не было.
— Как же глупо ты поступила! — с досадой проговорил отец. — Надо было попросить что-нибудь вещественное!
— Если бы ты пережил такое, ты бы понял, что рассуждаешь как глупец!
— О да, конечно! Я глупец, глупец!
Дальше разговор пошел по обычной колее, накатанной во время их частых перепалок, и я поняла, что больше ничего интересного не услышу. Я решительно вошла в комнату и с порога заявила, что хочу выходить из дворца, гулять, видеть, что творится в мире. Мать с отцом нахмурились и сказали, что это невозможно. Отец добавил, что я мала для таких прогулок, мать — что все есть во дворце, а чего нет, того мне и не надобно.
Я росла. Мне исполнилось восемь лет, потом девять. Из дворца я по-прежнему не выходила, но к затворничеству приспособилась: подтащив бревно, прислоняла его к стене, забиралась на ее край и подолгу любовалась долиной Еврота.
Со временем мне удалось одержать небольшую победу. Я упросила родителей, и они стали отпускать меня на охоту вместе с братьями. Мы охотились в царских охотничьих угодьях на склонах горы Тайгет неподалеку от дворца, куда посторонние не могли проникнуть.
— Начнем твое обучение с зайцев, — сказал Кастор. — Опасности они не представляют, ибо не могут напасть, но бегают быстро, и, чтобы поразить зайца из лука, требуется большая ловкость.
Лесные опушки и горные склоны стали для меня вторым домом. В охоте больше всего меня увлекала погоня. Мне нравилось мчаться по лесу, я была легка на ногу, и мои братья даже прозвали меня Аталантой — в честь девушки, которая бегала быстрее всех на свете. Ни один человек не мог ее перегнать, хотя многие, в том числе женихи, пытались. По легенде, одному из женихов удалось победить Аталанту только благодаря помощи Афродиты. Аталанта была дочерью Иаса, который мечтал о наследнике. Рождение дочери так раздосадовало его, что он отнес ее на Парфенийский холм. Над Аталантой сжалилась Артемида и послала медведицу, чтобы та вскормила ее. Аталанта выросла среди охотников, не расставалась с луком и стрелами. Она не желала вступать в брак — из-за предупреждения Дельфийского оракула. Поэтому она поставила условие: жених должен либо победить ее в беге, либо погибнуть. Многие царские сыновья лишились жизни, потому что Аталанта бегала быстрее всех смертных. Но одному из женихов, Меланиону, удалось заручиться поддержкой Афродиты. Она дала ему три золотых яблока и сказала: «Задержи Аталанту, уронив во время бега три яблока одно за другим». Аталанта нагибалась, чтобы поднять яблоки, и закончила бег не раньше Меланиона.
