class="p1">— Выдыхай, дюймовочка, — Богдан насмешливо щурит изумрудные глаза. — Я привык спать один и всегда делаю это без одежды. Твоя комната находится по соседству.
Такие откровения заставляют мои щёки гореть ещё сильнее. Умом я понимаю, что мне лучше подружиться с Богданом, но от него слишком веет опасностью, чтобы я могла хотя бы ненадолго расслабиться. Я откровенно побаиваюсь его.
— В доме есть бассейн, библиотека, баня, спортзал. С последним придется повременить. Надеюсь, ты не из тех, кому упругая задница важнее здоровья ребенка. Беременность должна проходить спокойно.
— У меня нет времени на спортзал, — огрызаюсь я. — Я много учусь и работаю.
Мне моментально хочется стукнуть Богдана, потому что его взгляд беззастенчиво опускается на мою пятую точку.
— Ну надо же, — ухмыляется он. — А на ощупь она такая, будто ты из тренажёрки не вылезаешь.
Я теряю дар речи. Просто открываю и закрываю рот. Как он имеет так легко напоминать мне о той ночи?! Когда я ничего не помню!! Самодовольный гад!
Мне хочется уколоть его в ответ, но пока я пытаюсь придумать как, Богдан заводит меня в следующую комнату.
Она лишь немного уступает в размерах комнате хозяина особняка. Здесь огромная гардеробная, отдельная ванная с джакузи и есть своя терраса. Обалдеть… Мне все ещё кажется, будто я сплю.
— Твои апартаменты на ближайшие восемь месяцев, Анюта, — говорит Богдан. — Располагайся и чувствуй себя как дома.
Дверь за ним захлопывается, и я остаюсь одна.
Спустя пару минут Казим приносит мои немногочисленные вещи и сообщает, что через полчаса Богдан ждёт меня на ужин.
— Спасибо, я не голодна, — ворчу я, забираясь с ногами на кровать. Я пока не могу решить, какую стратегию поведения выбрать. Мне необходимо дать Богдану понять, что его добровольной пленницей я быть не собираюсь.
— Аня, советую не злить хозяина, — говорит Казим, перед тем как исчезнуть за дверью.
"Хозяина" — передразниваю его я и достаю телефон. Нужно написать Карине о том, что со мной всё хорошо.
Пока я печатаю сообщение, вдруг вспоминаю о цветке, оставшемся на подоконнике в общежитии. На глаза наворачиваются слезы: я хочу вернуться в свою обычную жизнь, к друзьям. Мне не нужна вся эта роскошь.
Тогда я принимаю решение, что спускаться на ужин не буду. Все равно из-за этих переживаний я не чувствую себя голодной. Мой организм лучше знает, что ему нужно.
Сняв с себя уличную одежду, переодеваюсь в домашнее платье, в котором обычно хожу по общежитии, и застываю. Потому что дверь в комнату бесцеремонно распахивается и на пороге возникает Богдан. Судя по хмурому лицу, он явно недоволен моим отказом спуститься на ужин.
Быстро одергиваю платье вниз и смотрю в его потемневшие от гнева глаза. От страха хочется сбежать куда угодно. Хоть в ванной запереться.
— Я ждал, что ты спустишься, но так и не дождался, — медленно цедит мужчина.
Я сглатываю и тихо пищу:
— Я не голодна.
— Мне плевать, Анюта. Мой ребёнок должен нормально питаться, чтобы расти здоровым. Живо спускайся.
— Богдан… как Вас там по отчеству, — набираю полные лёгкие воздуха и чувствую, как гнев приливает к лицу. — Какое право Вы имеете распоряжаться мной и моим телом? Тот факт, что я ношу вашего ребёнка никаким образом…
Договорить мне не удается, потому что Богдан подхватывает меня на руки и закидывает на плечо, словно я невесомая пушинка.
— Что Вы себе позволяете! — я отчаянно молочу кулаками по его широкой спине. — Поставьте меня на землю немедленно!
— Будь послушной, дюймовочка, — отвечает с насмешкой Богдан и, одёрнув мое задравшееся платье, звонко шлёпает меня по ягодице. — На тебя у меня всегда управа найдется.
6
Богдан
На входе в клуб «Ривьера», владельцем которого я являюсь, меня встречает управляющий Алексей. Бежит за мной как щенок, потерявший хозяина, и заискивающе поскуливает:
— Богдан Олегович, сегодня Игорь Чащин заезжал и спрашивал…
— Рот свой улыбастый закрой и живо дуй ко мне в кабинет. Разговаривать будем.
Улыбаться Леша моментально перестает, бледнеет и вообще начинает походить на сдувшийся воздушный шарик. Видит, гаденыш, что батя зол.
— Слушаю, Богдан Олегович, — блеет он, прикрыв за собой дверь.
— Собеседование на должность стриптизерш два месяца назад помнишь, Леша?
Управляющий таращит на меня перепуганные глаза и делает нервное движение кадыком.
— Их вроде не одно было. Все и не упомнишь.
— А ты уж упомни, пожалуйста, Леша, — саркастично потешаюсь я. — Очень нужно мне. Сможешь?
Поняв, что сморозил глупость, гаденыш кивает.
— Я тебя попросил девочку понравившуюся за стол ко мне привезти. Худенькая, светлые волосы, глаза на пол лица, обалденная попа. Анютой звали. Вспоминаешь?
Алексей закатывает глаза и фальшиво морщит лоб, делая вид что копается в памяти. Об стол его, что ли, носом приложить, чтобы думал побыстрее и время мое не тратил? Актеришка дерьмового театра.
— Вроде бы да, Богдан Олегович, вспоминаю. Девятнадцать лет, симпатичная.
— Симпатичная? — продолжаю глумиться я. — Правда, что ли? А когда это я крокодилиц к себе за стол звал? Ты лучше мне, дубина, ответь, на какую должность эта девочка пришла устраиваться?
— Так на стриптизершу вроде.
— Вроде? А если подумать? Предупреждаю, Леша, соврешь — я тебе такого пинка под зад дам, что лететь будешь прямиком до своего Мухосранска.
— Она пришла на официантку устраиваться, — начинает быстро лопотать управляющий, поняв, что дела плохи. Все-таки не до конца он дурак. — Вы же девочку за стол попросили и ее выбрали. Я и не думал, что есть разница, стриптизерша она или официантка.
— Ты за идиота меня держишь, Леша? — рявкаю я, от злости ударяя ладонью по столу. — Считаешь, что между теми, кто голым задом со сцены трясет и кто в одежде бухло по столам разносит, разницы нет? Ты чего ей в чай подмешал?
— Так она зажатая была. А вы же хотели… Вам понравилась она. Вот я и постарался.
— Накачав ее дрянью? Три года у меня работаешь, но таким дебилом впервые себя выставил. Мне, по-твоему, все равно, кого в кровать к себе тащить? Мне тридцать три года, а не пятнадцать. Девчонка в невменяемом состоянии была и своего первого раза не помнит.
— Так я же не знал, что она… — От волнения идиот начинает заикаться. — Думал…
— Думал он. Скройся отсюда, Леша, чтобы я не видел тебя подольше. А то уж очень большой соблазн нос тебе вправить.
—
