— Сядь, — скомандовал Кейн.
Шеннон хотела было возмутиться, но передумала, увидев заманчиво мягкий, обитый тканью полукруглый диванчик, на который и опустилась со вздохом облегчения.
— Я серьезно. Ты выглядишь просто ужасно, — повторил Кейн, бросая ее сумку на столик перед диваном. — Чем ты занималась эти два с половиной года?
Не дождавшись ответа, Кейн встал, подошел к шкафчику, достал бинт, налил в чашку холодной воды и подошел к ней.
— Давай посмотрим, что у нас там. — Он осторожно взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы лучше видеть рану. — Вроде бы ничего серьезного, но синяк будет. И большой.
Ловким движением он приложил компресс к ранке. Шеннон вздрогнула.
— Больно?
— Нет, — солгала она, не желая показаться слабой. Но дело было не столько в боли, сколько в его волнующей близости, заставляющей ее сердце учащенно биться — так быстро и громко, что она испугалась, как бы он не услышал.
— Это твоя яхта? — спросила Шеннон не потому, что ей было очень интересно, а чтобы отвлечься от неожиданных мыслей, приходящих в голову, и от тонкого, едва уловимого, но приятного запаха туалетной воды, исходившего от него, пока он, наклонившись, промывал ей ранку.
Если яхта принадлежит ему, подумала Шеннон, то, очевидно, после ухода из компании отца дела у него идут очень и очень неплохо.
— Тебе будет приятнее иметь со мной дело, если я скажу «да»?
Шеннон уже заняла оборонительную позицию и хотела ответить остро и язвительно, как вдруг, увидев его улыбку, поняла, что это всего лишь очередная шутка. Неужели он вообще не воспринимает ее всерьез? Ей стало обидно.
— Вряд ли я польстилась бы на тебя, Кейн, даже если бы у тебя было двадцать таких игрушек, — сказала она, пытаясь под фальшивой улыбкой скрыть свою досаду и тоску, затаившуюся где-то очень глубоко. — И, кстати, не прячешь ли ты в одной из кают свою жену?
— У меня нет жены.
Неожиданно Шеннон испытала облегчение, почти радость от осознания того, что он все еще не женат.
— Почему? — спросила она, пытаясь унять сердцебиение. — Ты ведь не становишься моложе, Кейн, ты знаешь это?
Сколько ему сейчас? — подумала она. Тридцать три? Тридцать четыре?
Сиди смирно и не дергайся! — скомандовал он, проигнорировав колкость, заставив ее ощутить всю глупость вопроса и почувствовать себя несмышленым ребенком. Ее всегда восхищала зрелость Кейна, которую она считала одним из несомненных его достоинств. И с годами он становился все более и более привлекательным для нее.
Кейн дезинфицировал ее рану, а Шеннон продолжала молча разглядывать его. Сквозь белую полупрозрачную рубашку она могла различить очертания его груди, темные волосы на ней. Пульс участился. Может, лучше вообще не смотреть на него? Она закрыла глаза, но от его дурманящего запаха никуда деться не могла.
—Вот и все, — сказал он, выпрямившись. — Подержи пока компресс.
***
Кейн был рад заняться приготовлением чая. Казалось, он с удовольствием возился с чашками и блюдцами у раковины. На самом же деле он пытался отвлечься от мыслей о Шеннон. Она не из тех девушек, перед которыми легко устоять. От нее исходила мощная сексуальная энергетика. И он вынужден был признаться самому себе, что жаждет ее с той самой минуты, как в первый раз увидел. Но Кейн не хотел поддаваться чарам. Он решил доказать, что сможет удержаться. Вероятно, он будет единственным мужчиной, кому это удастся сделать.
Кейн уже ждал, когда закончится демонстрация, чтобы отвезти Шеннон домой. Он захлопнул дверцу шкафа, размешал сахар в чае, положил ложечку на блюдце, повернулся к ней, чтобы отдать чашку, и вдруг понял, что не хочет отпускать ее. Она выглядела истощенной и такой болезненно хрупкой. Кейн ощутил странный прилив нежности. Не только из-за желания защищать слабую женщину — хрупкость делала Шеннон еще более сексуальной, пробуждая в нем первобытные инстинкты. За два с половиной года она расцвела, стала красавицей. Но все же она нездорова, это очевидно. И, судя по всему, совсем одна в чужой стране и некому позаботиться о ней... Не самое подходящее время думать о ее красоте.
И зачем он только ввязался во все это? Кейн не знал. Он ничем не обязан семье Бувье.
Возиться с Шеннон не входило ни в его обязанности, ни в его планы. Он мог просто посадить ее в такси и отправить домой. Она уже совершеннолетняя, сама выбрала такую жизнь, и не его дело спасать ее. Тогда почему он ощущал такую острую, но совершенно неуместную потребность защищать ее и заботиться о ней?
— На этой яхте есть туалет? — Шеннон встала с дивана.
— Да, это... — Он увидел, что она шатается от слабости, забыл, что хотел сказать, и замолчал, потрясенный ее болезненным видом. На лбу у нее опять выступила испарина.
— Ты в порядке?
— В полном, — ответила она медленно и невнятно.
Мрачная догадка вдруг пришла ему в голову. Почему он сразу не догадался? По тому, как она выглядела. По ее изможденным чертам. По неестественной худобе.
— Стой! — Кейн подбежал к ней и выхватил грязную холщовую сумку, которую она, как будто догадываясь о его намерениях, крепко прижала к себе.
Он схватил ее за запястья, поворачивая руки так, чтобы видеть ее вены.
— Что ты ищешь? — испуганно спросила Шеннон, стараясь вырваться.
Он отпустил ее руки и начал вытряхивать содержимое сумки на стол.
— Что ты себе позволяешь? — Испуг уступил место ярости.
Кейн чувствовал негодование Шеннон, но продолжал копаться в ее вещах, ненавидя себя. Он обязан сделать это. Ради ее же блага. Ради блага ее отца. Ради его...
Помада. Расческа. Кошелек. Какие-то бумажки. Таблетки.
Он взял пузырек и стал внимательно изучать этикетку, но она выхватила его.
— Это от желудка, ясно? Именно поэтому я здесь, а не в Перу!
— Перу? — переспросил он.
— Рио. Перу. — Шеннон пожала плечами. — Какая разница? Тебя не интересует, где я была все это время, что делала. Тебя волнует только, не пронесла ли я чего на твою драгоценную лодку.
Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Но разве он мог сказать ей об этом?
— Извини, я ошибся, — сказал Кейн, закидывая вещи обратно в сумку.
Шеннон отобрала ее.
—Я думаю, извинение — самое малое, что ты можешь сделать. — Краска залила ее щеки. — Меня, конечно, не считают образцом добродетели, но мне плевать на чье-либо мнение. Я не увлекаюсь наркотиками, чужими мужьями и прочим. Я ценю свое собственное тело!
Похоже на намек, Кейн окинул взглядом ее стройную фигуру, тонкую талию, которой позавидовали бы многие женщины, плоский живот, нежные изгибы бедер. Ему захотелось обнять Шеннон, притянуть к себе, как тогда, на улице, когда ее ранили, но только не для того, чтобы защитить, а чтобы почувствовать теплоту ее тела, шелк ее кожи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
