Он взмахнул черепомолотом, превратив очередной скелет в груду костяных осколков, и вдруг обнаружил, что врагов вокруг больше нет. Несколько дюжин кровеграбов — тех, что оказались покрепче остальных или просто побыстрее, — вырвались из давки боя вместе с ним. Не останавливаясь, Ахазиан устремился вперед, перейдя на бег. Кровеграбы без оглядки ринулись следом. Тем, кто все еще дрался с мертвецами, придется самим позаботиться о себе.
Передний двор мавзолея-цитадели был залит призрачным аметистовым светом блуждающих огоньков, лениво плавающих в клубах пыльного воздуха. В этом свете Ахазиан различил странную мозаику на полу и стенах, запечатлевшую сцены войны и подвигов. В углах притаились статуи, потрепанные временем и небрежением; их невидящие глаза были устремлены вверх — навечно.
Ахазиан повел горстку своих бойцов через безмолвные залы. Кровеграбы сбились в кучку, бормоча что-то между собой. В бою они были храбры и бесшабашны сверх всякой меры. Но здесь, в темноте и тишине, старые страхи поспешили напомнить о себе. Ночные кошмары, о которых рассказывают шепотом, собравшись вокруг костра, здесь подступили слишком близко к пришельцам. Каждая тень, казалось, скрывает легион призраков с волчьими клыками, готовых прыгнуть и разорвать дикарей в клочья.
Ахазиан ничего не сказал, чтобы успокоить их. Страх будет держать их настороже. Кроме того, он не обязан удерживать их на Восьмеричном Пути — он же не жрец бойни. Если они захотят спрятаться или удрать, Кхорн покарает их, как сочтет нужным.
Шум боя снаружи стал приглушенным, превратившись в слабый шорох. Столбы холодного света падали вниз из огромных дыр в крыше, аметистовые сгустки клубились в них, освещая дорогу. Ахазиан отводил топором занавесы из паутины и вдребезги разбивал молотом упавшие колонны и груды преграждающего путь мусора, расчищая дорогу.
Чем глубже они забирались, тем больше становилось вокруг духов мертвецов. Молчаливые призраки, потрепанные и едва различимые, бродили тут взад и вперед. Потерянные души, следующие путями исчезающей памяти, призраки не проявляли враждебности, растворенные в собственных страданиях. Но их невразумительный шепот вторгался в мысли с раздражающей частотой, и Ахазиан с досадой отмахивался оружием от тех, кто подходил слишком близко. Они же не обращали на него внимания, чем только сердили его еще больше.
Когда пришельцы наконец добрались до внутренних залов, Ахазиан окончательно утратил самообладание, и его последователи старались держаться подальше. Он уже надеялся на появление врага. Что они наткнутся, например, на засаду. Все что угодно, лишь бы выплеснуть гнев и сгладить раздражение.
Тронный зал мавзолея-цитадели представлял собой круглые покои, изогнутые стены тянулись вверх, переходя в высокий купол, разбитый во время какой-то давно позабытой катастрофы. Столбы лунного света украшали разоренное помещение, озаряя остатки поваленных, расколотых статуй и поблескивая среди толстых покровов паутины и пыли на всех поверхностях.
— Рассредоточиться, — приказал Ахазиан. Его рокочущий голос разрушил безмолвие. Воины поспешно повиновались. Сам он шагнул к широкому помосту в середине покоев. На помосте возвышался массивный базальтовый трон. А на троне неуклюже развалилась громоздкая фигура. Пол вокруг помоста и ступени к трону устилали кости рассыпавшихся скелетов, слабо светящиеся ведьминым огнем.
Ахазиан осторожно поднялся на помост. В этом Владении безмолвный труп с уверенностью мог считаться опасным. Но изломанная фигура, развалившаяся на троне, даже не пошевелилась. Тяжелые доспехи покрывал такой слой паутины, что их алый цвет украшения в виде черепов с крыльями летучих мышей был едва виден. Приблизившись, Ахазиан ощутил своего рода благоговение от одних лишь размеров усопшего властелина. Существо это было огромным — как и уткнувшийся острием в землю черный топор, который сжимала лишенная плоти рука. Труп был в тяжелом рогатом шлеме, увенчанном трухлявым гребнем.
Смахнув краем топора часть паутины, Ахазиан обнажил длинную зияющую брешь в нагрудной пластине мертвеца, оставленную, похоже, каким-то широким, невероятно острым клинком, который вошел в металл и в то, что служило покойнику сердцем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ха, — выдохнул довольный Ахазиан. Наконец-то он нашел. Вонзив кроветопор в подлокотник трона, он сунул освободившуюся руку в рану. Потревоженные пауки прыснули во все стороны — одни ринулись вверх по его предплечью, другие свалились на пол. Не обращая внимания на запаниковавших животных, Ахазиан продолжал рыться в недрах истлевшей грудной клетки, пока пальцы его наконец не сомкнулись на том, что он так долго искал.
Когда он вырвал из трупа обломок черной стали, раздался звук, похожий на стон или вздох. Ахазиан поднес добычу к тусклому свету. Щепка, отколовшаяся в момент смертельного удара. Осколок оружия — и не просто оружия, а оружия, выкованного в теневых огнях Улгу. Одного из Восьми.
— Ганг, — тихо произнес Ахазиан. — Копье Теней. Одни называли его Охотником, другие — Далеким Убийцей. Будучи брошен, Ганг всегда найдет свою жертву, и не имеет значения, как далеко она убежала или какое расстояние разделяет того, кто метнул копье, и его мишень. Даже преграда, разделяющая Владения Смертных, не помешает Далекому Убийце прикончить добычу.
Металлический осколок, казалось, дрожал в его руке, словно желая вернуться в свое гнездышко в груди трупа.
— Нет, маленький клык, пришла пора тебе пробудиться и отвести меня к моей цели.
Ахазиан опустил находку в подвешенный к поясу мешочек. Если Волундр прав, обломок приведет его к Охотнику. Частица связана с целым, одно взывает к другому. Его задача — всего лишь унести стальную щепку от останков последней жертвы.
Уже спускаясь с помоста, он услышал резкий грохот. Гром перерос в дробную пульсацию, и Ахазиан опознал в ней стук копыт по каменному полу. Его люди едва успели повернуться к дверям — те распахнулись, и в покои ворвался клин конных воинов. Угольно-черные жеребцы фыркали и хрипели, галопом несясь на ошеломленных кровеграбов. Всадники в обсидиановых доспехах сжимали длинные копья и мечи. Под несколькими вычурными, с высокими гребнями шлемами виднелись бледные женские лица; прочих скрывали звероподобные лицевые щитки. Всадники — нет, всадницы — оттеснили и изрубили большинство из бойцов Ахазиана, который успел разве что выкрикнуть предупреждение.
Бойня еще продолжалась, когда одна всадница направила своего скакуна к помосту. Ахазиан ждал. Он не сомневался в том, что при необходимости сумеет прорубить себе путь на волю, но сейчас любопытство оказалось сильнее. Женщина, лязгнув панцирем, соскользнула с седла и шагнула к ступеням. Когда она приблизилась, Ахазиан уловил запах старой крови — и хмыкнул:
— Не ожидал я увидеть здесь одну из ваших.
— Наши повсюду. Как-никак эта земля принадлежит нам. — Женщина развернулась, отрубив поднятую руку ринувшемуся на нее кровеграбу. Оттолкнув умирающего, она вспорола живот второму бойцу, пытавшемуся воспользоваться тем, что ее отвлекали. Затем всадница вновь обратилась к Ахазиану: — Однако сюда постоянно лезет множество подобных тебе паразитов.
Ахазиан пожал плечами:
— Я просто странник.
— Слишком громкий. Твои Связанные Кровью подняли изрядный гам, когда ты отвлекся. — Вампирша улыбнулась, обнажив клыки. — Ладно, я не против толики шума — время от времени. — Она небрежно взмахнула мечом, снеся голову раненому кровеграбу, который брел к ней. — Криков, например.
Ахазиан покрутил шеей, расправил плечи. Ему уже не терпелось скрестить с ней мечи. Томимые жаждой Мертвецы известны как умелые бойцы — по меньшей мере.
— Значит, ты царица этой груды костей? Я оскорбляю тебя своим присутствием? — Он шагнул с помоста на лестницу. Оружие подрагивало в руках, стремясь впиться в неживую плоть.
— Я не царица, но служу царице. А она требует то, что ты явился украсть. — Женщина вытянула меч. — Отдай это, и я позволю тебе уйти, сохранив все конечности в целости. — Она улыбнулась. — Или нет.
