Обычно мастер останавливался у приглянувшегося ему камня и внимательно разглядывал его голубую или серую поверхность, затем с силой опускал кирку. бывало, удар высекал искру, которая больно обжигала лицо и даже подпаливала бороду. Но Хаджи Тихий не обращал внимания на такие мелочи. Подув на камень, чтобы счистить с него землю и пыль, он снова принимался за дело.
Бывало, камень требовал нескольких дней работы. В таком случае мастер делал на нем отметину и шел дальше.
Казалось, руки и ноги Хаджи не состоят из мыши, обтянутых кожей, как у остальных людей. Острые, как бритва, осколки камней не причиняли ему ни боли, ни малейшего вреда.
Этот человек постоянно боролся с суровой природой, с горами, и сам в конце концов стал походить на гору. Что говорить, вид у Хаджи был страшным, а что творилось у него на душе, никому не было известно.
Иламану, внуку Хаджи, было лет пятнадцать-шест-надцать. Он был плотен, руки и ноги казались коротковатыми. Густые, жесткие, черные, как смоль, волосы не знакомые с гребнем, закрывали лоб.
В черных глазах парня светились отвага и хитрость. К этому нужно добавить, что Иламан был подвижен, как ртуть: никому не удавалось увидеть его спокойно сидящим на одном месте.
Иламану были известны многие заповедные места Койтен-горы. Взобравшись с риском для жизни на высокую скалу, он любил рассматривать и изучать окрестные ущелья. Наблюдал он и квадратные дворы, где облтала беднота. «И зачем так жить? — думал он про себя. — Хорошо и интересно жить можно только в горах».
Время от времени к деду приходили торговцы, чтобы купить готовую мельницу. Иламан с большим вниманием слушал их рассказы о жизни на равнине. «Если там так много народу, то недолго и потеряться», — размышлял он.
Иламан был убежден, что красивее гор Койтеиа нет места в мире. Разве не ясно, что Койтен — это символ изобилия и щедрости природы?
По горам во все стороны разбегались узкие, подчас еле заметные тропки. Спускаясь вниз, они постепенно сливались наподобие того, как мелкие ручейки объединяются в одну широкую реку. Главная дорога вела в долины, к городам и селам. Там и сям били маленькие роднички. Вода в них была вкусной и такой холодной, что когда пьешь — ломило зубы. Родниковые воды соединялись в бурную неукротимую горную речку, обильно питавшую зеленый покров Койтена.
Иламан с дедом жили в небольшой горной пещере. Здесь не было ничего, созданного руками человека, кроме полуразвалившейся двери, ведущей внутрь.
Огонь разжигали в середине пещеры, дым выходил через входное отверстие.
В дальнем углу располагалась постель Хаджи Тихого, состоявшая из шкуры какого-то дикого зверя, почти совершенно вытершейся.
Усевшись вечером на шкуру, которая никогда не убиралась, Хаджи съедал кусок хлеба, макая его в воду, и тут же ложился спать, обходясь без подушки и одеяла.
Ложе Иламана было напротив дедова. У него было какое-то тряпье, которым он мог укрыться в холодную погоду.
В селе, которое раскинулось у подножия гор, Хаджи Тихий имел небольшой участок земли. Здесь они с внуком сажали джугару. Пока она созревала, оба ютились тут же, в маленькой мазанке. Затем, собрав зерно и распродав силос кому-либо из соседей, снова возвращались в горы.
Каждый раз, когда дед и внук спускались с гор на свой участок, односельчане приходили к ним и просили сделать мельничные жернова, а то и мельницу целиком.
Нужно сказать, для Хаджи Тихого все сельчане были одинаковы — что баи, что бедняки. В порядке очередности он выполнял их просьбы.
Работал старик добросовестно, лишнего не брал, за что пользовался среди сельчан уважением. Не было на селе тоя, на который не пригласили бы Хаджи Тихого с внуком.
В начале осени один из зажиточных жителей села устроил той. Иламан с дедом пришли и сели в сторонке.
В скором времени начался гореш — борьба. Все, кроме Хаджи Тихого, пошли на утрамбованное поле наблюдать за борцами-пальванами.
— Если ты настоящий пальван, выходи на середину! — кричал некогда очень известный борец, приглашая на состязание и расхаживая по полю. — Победителя ожидает награда — красный шелковый халат!
Пробираясь через сгрудившуюся толпу, Иламан искал удобное местечко, чтобы наблюдать за захватывающим зрелищем.
Поединок начался!
Низкорослый, коренастый борец вел с более рослым непримиримую борьбу.
— Гляньте-ка на этого коротышку. Кто это? — спросил один из сидевших, вытирая свои жирные руки об ичиги.
— Это сын Сейитназар ишана. Будь у меня такой отец, как у него, я тоже бы вышел на середину поля. Клянусь, любого из этой толпы положил бы на обе лопатки, — гнусавым голосом проговорил длинный человек с бледным лицом.
— А какой у него отец?
— А вот какой. Позавчера Сейитназар привез из соседнего села купленную им там двенадцатилетнюю девочку. Своими глазами видел! — рассказчик поменял позу, привстав на одно колено. А Девочка плакала и просила: «Мулла-ага, не увозите меня, я вам подарю за это свою серенькую курочку».
— Безобразие! Что там, в селе, сорока царствует, что ли? А куда делся сельский староста? Его не было при этом?
— Староста-то есть, да что толку? Он ведь родственник Сейитназара. Эх, да что там говорить! Вот и в твоем селе есть староста, который обязан следить, чтобы соблюдался порядок. А разве неизвестно всем, что ты не можешь забрать полоску земли, которую тебе выделили из имения Мелебая?
Долговязый, задав этот риторический вопрос, не требующий ответа, не проронил больше ни слова.
— Эх, люди! — сказал кто-то из сидевших после длительной паузы, в течение которой все увлеченно наблюдали за борьбой. — Если сравнить настоящие наши дни с прежними, то старые дни были золотыми. Эти проклятые басмачи, бог ведает откуда появившиеся, не дают нам покоя ни днем, ни ночью. Единственного быка отобрали, которого я запрягал в соху.
— Кто же отобрал у тебя быка? — поинтересовался кто-то из сидевших селян.
— Сам Чоллек сердар, который объединил вокруг себя несколько мерзавцев. У моего соседа стали отбирать корову, которая была привязана к колу. Человек схватил топор, но в недобрый час вздумал он оказать сопротивление бандитам. Чоллек поставил лицом к лицу сына и отца и, убив одним выстрелом обоих, ушел из села.
— Разве об этом не знают красноармейцы, которые защищают бедняков?
— Они знают обо всем, что у нас делается, эти красноармейцы.
— Откуда?
— Очень просто. Они, брат, прежде чем приступить к какому-нибудь делу, сначала гадают. Их гадальщики живут в белых городах. Главного у красноармейцев зовут Давид, он дни и ночи сидит у телефона, ожидая, что скажут эти предсказатели.
