- Вы бы лучше кофе выпили, капитан, - говорит мистер Хекер мягко так, успокаивающе. - Толку-то больше будет, чем все на свете разносить.
Капитану от натуги бросилась в голову кровь, я заметил, как он цепляется за ручки кресла, чтобы не свалиться. Вздыхая и бормоча сквозь сжатые зубы слова благодарности, он взял чашку, протянутую мистером Хекером. Потом, не говоря ни слова, стал усердно поливать дымящимся кофе свою непослушную ногу.
- Послушайте! - мистер Хекер нахмурился, ему не нравились такие выходки, да, признаться, они и меня удивляли, - у него же, старого дурака, кожа слезет, хотя нет, ничего, посмеивается себе да опять колотит тростью по лодыжке.
- Дайте ей как следует! - Похоже, я стал входить во вкус.
Капитан успокоился, откинулся на спинку кресла, а кофе, все еще дымясь, понемногу стекал со штанины па пол.
- Шут с ним, - заметил, он, тяжело дыша, - ну и пусть. Я что, не понимаю, что помирать пора? Мне бы только уж сразу, а не так вот, по кусачкам. - Он с отвращением разглядывал ногу. - Черт ее дери совсем. - Правым носком он сильно ударил пониже колена. - Все равно как булавками всего искололи. А ведь было времечко, я ногой этой так наподдать мог, не сунулись бы. Даже лодкой управлял, обопрусь на правую, в руках по канату, а левой-то ногой и управляю. Только когда это было!
- Вообще-то неплохая мысль, чтобы он умирал в рассрочку, - шепнул я мистеру Хекеру, наливавшему для капитана вторую чашку. - Глядишь, и хоронить по частям будут, значит, плату внесем не всю сразу, а помесячно.
В "Клубе путешественников" это была ходячая шутка, сколько раз, завидев капитана Осборна, ее вспоминали, и, хоть мистер Хекер человек ужасно серьезный, обычно он тоже посмеивался, а вот сегодня чем-то очень уж озабочен, молчит.
- Умирать-то всем придется, вам тоже, капитан, - сказал он, передавая Осборну кофе, - вот и Тоди про это же. Но ведь не сию минуту, правда? Вы просто старый человек. Сделать-то все равно ничего нельзя.
- Сделать нельзя ничего, - отозвался капитан, - но не скажу, чтоб так уж мне это нравилось.
- А почему? - всколыхнулся мистер Хекер. - Как, скажите, мне правда интересно.
- А почему это должно мне нравиться? - парировал капитан. - Работать нельзя, размяться хорошенько тоже нельзя. Сиди себе, жуй табак, пока не загнешься- Вы с этим смирились, а я вот не хочу. - Он вытащил.из кармана платок и яростно высморкался. Карманы у него вечно набиты мокрыми платками, а другие подсушиваются на спинке кресла, гниют в ящиках стола, -.капитан, как многие, чья жизнь проходит на воде, страдал острым синуситом, который усугублялся сырым климатом округа Дорчестер, так что доктора оказывались бессильными. Помогает ему только полстакана "Шербрука", которым в виде лекарства я его потчую каждое утро, уходя на службу. До полудня он от этой терапии слегка пьян, а к обеду синусит немножко отступает.
- И зря не хотите, - возразил мистер Хекер, - умные-то люди старости всегда радовались. Послушайте-ка, я вот вчера специально из одной книжки выписал, чтобы вам прочесть.
- Да ну вас, ничего слушать не буду.
- Сейчас, капитан, он вас уму-разуму научит, - говорю.
- Нашли дурака, как же! - усмехнулся старик. Его всегда ужасно смешат мои намеки в том духе, что пора бы ему утихомириться, стать, как другие.
- А вы все же послушайте, - настаивал мистер Хекер и уже разглаживал сложенный листок, поднося его поближе к свету. - Я из Цицерона это выписал, смотрите, что Цицерон про старость пишет. Вот, пожалуйста: "И если бы кто-нибудь из богов даровал мне возможность вернуться из моего возраста в детский и плакать в колыбели, то я решительно отверг бы это"[1] . Так-то. Уж Цицерону можете поверить, а?
- Ну, вообще, конечно, так, - промямлил капитан, не решаясь перечить написанному в мудрых книгах.
- Да уж ясно, что так, - улыбнулся мистер Хекер. - Вот и я тоже думаю: у старости свои преимущества есть, просто надо уметь ими пользоваться. Как это там? "О зрелость жизни, для тебя ее начало". - Он взглянул на меня, словно искал поддержки. - Не согласны?
- Меня-то что спрашивать, мистер Хекер, мне до зрелости далеко.
- Ну, вот что, - забубнил капитан Осборн с раздражением, обычным для стариков, когда они дают понять, что, мол, хватит, наслушались чужих глупостей, а теперь скажут, как оно есть на самом деле, - вы руки мои видели? - Он хлопнул по столу ссохшейся ладонью. - Я и говорю: валяйте, привязывайте меня, чтоб не брыкался, хоть вот к тополю этому, тяните за руку, все вместе навалившись, с костями ее выдерите, черт вас дери, стерплю, честное слово, стерплю, только сделайте, чтоб мне опять сорок стало, и за всю навигацию сразу заплатите, и пусть лето только начинается. Поняли?
Он откинулся на спинку кресла, совсем обессилев, но лицо озарилось улыбкой торжества.
- Совсем из ума выжил, а? - Мистер Хекер адресовался ко мне, словно к арбитру в их споре. - Неужели вы бы тоже на такое согласились?
- Ну уж нет, - отвечаю. Мистер Хекер расплылся от удовольствия, а капитан бросил на меня свирепый взгляд.
- Вы бы, значит, так себе и сидели бы сиднем да книжки свои дурацкие почитывали? - спросил он недоверчиво.
- Тоже нет. - Теперь на лице мистера Хекера читалось разочарование.
- А что вы про это думаете, только честно скажите, - потребовал он. - Или у вас своего мнения нет?
- Как же, мнения у него нет. - Капитан разразился смехом и тут же закашлялся. - Да у него на любой случай мнение найдется!
- Правильно, мнение у меня есть, - говорю. - Если хотите знать, проснулся вот сегодня и как раз на этот случай мнение свое составил.
- Вот прямо-таки на этот случай, надо же! - пролаял капитан. - То еще мнение, уж будьте уверены.
Не очень-то рассчитывая услышать приятное для себя, мистер Хекер терпеливо ждал, что я скажу дальше, но от огорчений его избавил капитан Осборн, зашедшийся от смеха кашлем и чуть не задохнувшийся, - с ним такое часто бывало, и пришлось нам поочередно колотить его по спине, пока дыхание не восстановилось, хотя в груди все еще что-то клокотало и хрипело. Убедившись, что приступ почти прошел, я покинул заседание клуба и отправился к себе в номер за "Шербруком", лекарство, уж разумеется, требовалось капитану безотлагательно.
Прямо как по воздуху летел. В секунду пересек холл, словно кружился в ритме быстрого вальса. Мое мнение? Ну ясно, какое у меня мнение. САМОУБИЙСТВО! Спокойно, друг-читатель, спокойно! Шепну тебе на ушко главную мою тайну: вся моя жизнь, хорошо, не вся, но почти вся была подчинена тому, чтобы этот вот вопрос и решить, с этим вот фактом и примириться. Тут вся штука в том, как к нему относиться, то есть к вопросу этому, с какой стороны подойти, - если угодно, вся штука в той роли, которую для себя избираешь, хотя не очень хорошее это слово. В нем презрительный оттенок есть, а я бы его никак не хотел. За свою жизнь я пробовал к делу этому подойти четыре, а может, даже пять раз, и всегда с новой стороны, от разных умозаключений отталкиваясь, - видите ли, у меня, боюсь, есть склонность придавать абстрактным идеям такое значение, словно от них зависят жизнь и смерть. И всякий раз мне казалось, что, вот с этой-то стороны зайдя, я уж наверняка разрешил мучившую меня дилемму, с фактом этим примирился, а потом непременно случалось что-нибудь такое, из-за чего решение становится неверным, или вдруг выяснится, что заходить-то следовало совсем не с той стороны, и неубедительно как-то получилось, и что-то там одно с другим не соглашается, не складывается, - в общем, количество переходит в качество, как Маркс выразился, - значит, все заново начинай, опять роль для себя выдумывай, а мне это тяжело дается, медленно, да чаще всего и не хочется выдумывать-то, совсем не хочется. Вы уж не посетуйте, постарайтесь понять вот что: несколько лет подряд, вплоть до 1937-го, я двигался к решению, не сомневаясь, что уж на этот раз все по-настоящему и раз навсегда устроится, потому как правильно выбрал, откуда двигаться, а потом все эти пять месяцев начавшегося 1937 года были одни разочарования - нет, не оттуда, - ив ночь 20 июня, то есть накануне нашего с тобой, друг-читатель, знакомства, я окончательно убедился, вынужден был убедиться - точно не оттуда, заводи, значит, всю эту карусель заново, как будто в 1919 год вернулся: ну вот, чудеса, да и только, - стоило мне всего-то соснуть часок перед рассветом, а пробудившись, плеснуть по щекам холодной водой, как я понял, что нашлось оно, решение, пришел настоящий, последний, безукоризненный ответ, отыскалось единственное слово, открылось, с какой стороны заходить надо было, чтобы уж больше и сомнений не возникало. Если бы не рань эта, когда шуметь нельзя, да я бы трепака прямо на месте сплясал, я бы во все горло заголосил про радостный денек! Я вроде уже предупреждал, что выложу все напрямик? Что ни юлить, ни вокруг да около разглагольствовать не собираюсь? Самоубийство! Жаль мистера Хекера, долго же ему придется узнавать, какое у меня мнение (боюсь, аж до Судного дня, бедолаге этакому), но от тебя-то, друг-читатель, ничего не утаю. Самоубийство - вот мое решение, ответ мой - самоубийство. Вам, наверно, не оценить, как он правилен, вы ведь еще в саму проблему не вникли, но ничего, я сейчас проблему эту перед вами как на ладошке выложу, шаг за шагом, по-своему, то есть по системе своей, у меня ведь система, не забыли? - да, система, и очень даже стройная, если моей логике следовать, не смущаясь, что она у меня особенная.
