Он откатил мяч из-за стола и поставил на него правую ногу. Мышцы еще помнили этот упругий снаряд, но силы были уже не те. Боб развернулся с мячом и сделал пас вперед. Мяч подхватил Кенни и принялся прорываться по правому флангу, ему навстречу бежал Эррера. Эррера сделал неудачный подкат и скосил Кенни. Судья дал свисток. Штрафной. Боб быстро подбежал к мячу и долго выбирал, кому сделать передачу, игроки «Фореста» не успели оттянуться. Он так сильно пробил в сторону левого фланга на ход Лингарду, что два стула, которые стояли рядом с диваном, были сбиты, как кегли в боулинге.
– Боб, что у тебя там происходит? – крикнула жена Хелен из комнаты.
– Ничего. Все хорошо. Стулья просто упали, и все. Сейчас подниму, – сказал Боб скорее про себя, чем вслух и принялся поднимать стулья.
Хелен открыла дверь и зашла в комнату. Несмотря на возраст, – она была моложе мужа на два года – Хелен держалась прямо, сохранила осанку, и речь ее была внятной и четкой. Они познакомились на забастовке профсоюзов в далекие пятидесятые. Боб сидел на диване и листал журнал.
– У тебя точно все хорошо? – спросила она снова.
– Да. Я же сказал.
– Я не слышала. Там очень плохо слышно.
– Все хорошо, – сказал Боб и перевернул страницу. – Ты, кстати, помнишь, что мы сегодня идем на матч? – спросил он, совершенно забыв, что говорил об этом утром.
– Конечно. Я помню, ты уже говорил.
– Да? Совершенно вылетело из головы. Хорошо. Будь готова – в шесть часов нужно будет выйти, – сказал он и снова погрузился в чтение.
Спустя два часа Боб стоял у зеркала и повязывал красный галстук, аккуратно продевая широкий конец и делая большой красивый узел. Он расправил воротник рубашки и надел черный пиджак с эмблемой красного дракона на кармашке. Расправил плечи и еще раз посмотрел на себя в зеркало. Пиджак немножко провисал в плечах, и Боб, недовольной этим, подумал, что неплохо бы отдать его в ателье и ушить.
Он вышел из комнаты в коридор, хлопнув дверью. Серебряный мяч, пущенный им, запутался в сетке.
– Хелен, ты готова?
Весенний бег
В те дни было как-то особенно хорошо.
Наступил март, и уже чувствовалось, как по-весеннему начало пригревать солнце. В застывшем морозном воздухе растекалось тепло, медленно заполняя все вокруг. И лица прохожих начали постепенно преображаться, стали более приветливы, пропала напускная зимняя строгость и серьезность. Появилась какая-то искренность, или мне все это казалось, или я хотел, чтоб это было так.
Тогда был третий курс института, и я снимал квартиру на пересечении улиц Ленина и Мейерхольда, неподалеку от футбольного стадиона и спортивного центра «Гранит». Как и всякий студент, я был до крайности самолюбив, тщеславен, как бывают тщеславны все подростки, и в меру циничен. Только все это не вылезало наружу, а смешивалось в эликсир и фонтанировало внутри.
Каждое утро, рано, еще до того, как начнут ходить по своим маршрутам первые автобусы, я просыпался по будильнику, надевал синий спортивный костюм, быстро холодной водой прогонял остаток сна и выходил на пробежку.
На улице прохладно, но сразу согреваешься, когда начинаешь бежать.
И вот уже остаются позади дома, в которых только-только люди начинают просыпаться и готовить себе завтрак, детские площадки, между которыми я лавирую, заспанные лица, рекламные вывески, метро на Победе, петляющие и разбегающиеся в разные стороны серые переулки. Воздух совсем свеж и чист: не успели закоптить небо – на улице совсем нет машин, дороги совершенно пустые. Кажется, что ты только один в этом городе, редко кого встретишь.
Позади центральный мост, перекинутый через железнодорожные рельсы, а ты все напираешь и переставляешь ноги. И сколько может вместить в себя этот шаг, этот бег, когда внутри все горит, все напряжено до предела, но ты бежишь, выработав оптимальную скорость, к какой-то цели, которая маячит где-то впереди, с блеском проносится в чистом небе. И вот уже крутой спуск, и ты переключаешься, ноги расслабляются. На каком-нибудь повороте поймаешь мысль, и она тянется за тобой, как привязанный на нитке гелиевый шарик. Ты полностью сосредоточен на ней, не можешь переключиться. Как было возле Безымянки, где тротуарная дорожка выложена двухцветной плиткой, ровными квадратиками, и ты бежишь по отшлифованной гладкой поверхности шахматной доски между важных, похожих на небоскребы, фигур, которым не хватает поля. И состояние особенного трепета разносится по всему телу.
Конец ознакомительного фрагмента.
