уже летит к нам на всех парусах.
– Милые мои деточки, – начинает он с ходу, – какие же вы красивые! Веселитесь, отдыхайте, не стойте истуканами. Идите уже наверх, нечего вам смотреть на эти пьяные бесформенные рожи! Доченька, я в тебя верю, ты сегодня справишься со всем!
Игорь давит небрежную ухмылку, у меня, кажется, дергается веко на левом глазу, но мы старательно счастливо улыбаемся и разворачиваемся на выход из зала. Нам к лифту, практически в царские пенаты, наверх.
На протяжении трёх часов кряду я бесконечно улыбалась, старательно изображая из себя влюбленную невесту, пытаясь запомнить, кто с кем пришел, и кто из присутствующих любовница, а кто жена. Для того чтобы потом, при следующей встрече, как объяснил мне Игорь, я не лоханулась.
Кошки вновь заскребли на душе. Сейчас меня тоже запомнят, как жену, чтобы потом не перепутать? Здесь, среди элегантных женщин и мужчин, чувствовавших свое превосходство, было неимоверно скучно. Они точно так же вливали в себя тонны спиртного, дамы курили тонкие сигары на застекленном балконе, старательно обсасывая каждую сплетню. Пару раз были медленные танцы, но практически никто и не танцевал. Тамада, призванный веселить, попал под раздачу пьяного директора и теперь, с видом мученика, второй час выслушивал его пьяные нотации и положение экономически значимых предприятий в стране. Но при этом всём не было здесь ни радости, ни ощущения наступающего праздника.
Я, покрутив еще пару минут в руках тонкую ножку фужера, в конце концов поставила на барную стойку свое шампанское, окинув взглядом зал и не найдя Игоря, решила сходить в дамскую комнату.
Все кабинки были отдельными, закрывающимися на замок. И вполне себе каждая уверенно бы могла заменить комнату в общаге. По площади, имеется в виду. Кроме шедеврально исполненного унитаза и раковины, там непременно был стол, диван и шкаф с гигиеническими принадлежностями и другими полезными штуками на всякие случаи жизни.
Оказавшись в таком туалете в первый раз, я с любопытством разглядывала обстановку и не сразу обратила внимание, что в комнате нахожусь не одна. За большой кадкой с раскидистой пальмой кто-то возился.
– Простите, я не заметила, что занято. Я выйду.
– Да не ссы, заходи. Я переодеваюсь, – подала голос незнакомка. – Колготки, козлина, порвал. Хочется ему, видите ли, очень. Срочно. Стояк у него двух недель тухлости. Любимая кочевряжится, не дает. Вот что этим бабам надо, а? Хозяйство у мужика, ну просто космос. Орудует, так искры из глаз. Подожди, я сейчас, подтяну труселя…
Из-за пальмы показалась кудрявая черноволосая женщина, явно старше меня лет на десять. Дохлый бюст, обтянутый черным кружевом и скромным на количество ткани белым жилетом, юбка до колен на костлявых бедрах, колготки в сеточку. Вторые – порванные – в руках.
Я выдавила приветливую улыбку, не совсем понимая, отчего я до сих пор тут стою. Нужно выйти, занято же. Будто увидев меня, всю такую нерешительную, собеседница протянула худую руку, увешанную тяжелыми перстнями, и с такой же небрежной интонацией, представилась:
– Галина. Начальник отдела продаж. Извини, просто от секса еще не отошла, болтаю все подряд. Утащил меня сюда, как шлюшку, отодрал и ушел. Ладно в шкафчиках тут у нас на всякий случай всегда колготки припасены. Вот, переодевалась, – объяснялась остывающая мадам, поправляя помаду на губах. – Ну, ничего, я ему отомстила тоже. Укусила за ухо, синяк теперь будет. Нечего с Гавриловой связываться. А ты, малышка, держи ухо востро. И лучше поезжай домой, тут сейчас небезопасно для новеньких. Извини, что задержала.
– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я, во все глаза рассматривая эту странноватую даму.
Галина усмехнулась и уверенной походкой продефилировала до двери, повернула на замке вертушок, чтобы замок автоматически закрылся. Вышла, не оглянувшись, захлопнув с грохотом дверь.
На душе было отчего-то гадко, будто я застала эту Галину не за переодеванием колготок, а на десяток минут раньше. Быстро справившись со своими нуждами, поспешила покинуть сей примечательный оазис страсти и разврата, пока меня тоже тут кто-нибудь не подловил.
Игоря в зале снова не было. Походив из угла в угол, примостилась к небольшой компании, в которой знала отчасти хоть кого-то. Человек десять сидели в круг, на диванчиках, и разгадывали шарады. Место мне нашлось сразу, обаятельный брюнет чуть подвинулся и похлопал по кожаной обивке.
– Присоединяйтесь, у нас тут не скучно.
Улыбнувшись присутствующим, с любопытством смотрела на ведущего, пытающегося объяснить загаданное слово. Полупьяная компания дружно ржала над всеми его кривляньями, каждый из наблюдателей по очереди выкрикивал свой ответ, официант раз за разом сменял пустые бокалы на полные.
А я пыталась понять, что я тут делаю…
В какой-то миг меня словно прошило током, облило с головы до ног кипятком, что там еще бывает? Лапища, горячая и твёрдая, нагло протиснулась между спинкой дивана и моей спиной и больно сжала мою правую булку. Я замерла в ужасе. Брюнет, не подав виду, принялся делать массаж правого моего полужопия. Не смешно, блин, ни капли. Я резко встала, извинилась и направилась к туалету.
Остановилась на полпути, вспомнив дорогую Галину. Разворачиваюсь в обратную сторону и уже через два шага упираюсь лбом в широкую грудь все того же брюнета.
– Ну что ты, кисуль, растерялась? Пойдем, я приглашение принял.
Слава богу, Игорь, ты у меня есть! Со своими дурацкими замашками деспота! Потому что в следующую же секунду с удовольствием вонзаю двенадцатисантиметровую шпильку своей шикарной красной туфельки в ногу этому мачо. Он взвыл, а я, не теряя времени даром, рванула в зал, а оттуда прямиком в лифт. Благо кабинка была абсолютно свободна, и дверца закрылась быстро.
Все, с меня хватит этого Новогоднего праздника! Домой. К черту все…
5
Мама спросила однажды, кажется в четырнадцать Еськиных лет, отчего у нее такой загадочный вид перед новогодними праздниками? Уж не влюбилась ли она?
"Нет, мамочка, о чем ты?" – недоуменно таращила на нее глаза обескураженная Еська. Не хватало еще, чтобы мать что-то заподозрила и начала рыться в ее вещах. Нет, нет… Пришлось рассказывать придуманную историю о новом платье одноклассницы, которое офигенно облегает бюст Рязановой. А у Еськи на него, на этот самый пышный бюст, даже и намека нет. Мать хохотала до упаду, потом вставила пару успокаивающих фраз для дочери – подростка и, утерев невольно проступившие слезы, отвлеклась на свои домашние хлопоты.
В общем, гроза миновала. Но письма Йорика, которые Еська бережно хранила весь год, вдруг решила сжечь. Потому что не знала, как будет все объясняться перед матерью, если та их нечаянно обнаружит.
Письма пачкой,
