— Лидушка… — прошептал он и, упав на колени, завыл как зверь, горько и страшно.
* * * Я уже ступила на крыльцо, когда над лесом прозвучал ужасный вой. Он был настолько жутким и пронзительным, что я вся сжалась от страха, понимая — это не волк и не собака. Это было нечто более опасное и неизведанное, притаившееся под сенью зимнего леса.
Внезапно тучи разошлись, и над поселком поплыла красная луна, зловеще окрашивая снег в цвет крови.
Я заскочила в дом и заперлась, испытывая настоящий ужас и рисуя в голове самые страшные картинки. Задернув шторы, я сделала телевизор громче и попыталась вникнуть в сюжет фильма, но удавалось мне это с трудом. Рассказ тетки будоражил мое сознание, и я уже начинала паниковать, придумывая страшного монстра, воющего на луну.
Когда зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнула и, подняв трубку, услышала испуганный голос Таньки:
— Слышала?
— Слышала… — вздохнула я. — Давай не будем делать выводы раньше времени и пугать друг друга!
— Да я уже напугана! — заныла подруга. — Они двери забудут закрыть, а потом творится непонятно что!
— Вообще-то, это мы полезли, куда не стоило лезть!
— Какая разница! — Танька помолчала секунду. — Ладно, буду укладываться. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Не накручивай себя и звони если что.
— Хорошо.
Утро выдалось ужасным — на улице мело так, что сквозь белую пелену не было видно ни зги. Сколько я не таращилась в окно, даже столб электролинии не увидела, а он стоял совсем рядом с домом. Телевизор не показывал, сломался чайник и перестал работать фен. Связь пропала, и даже забравшись на шкаф, я видела на экране одно и то же — нет сети.
— Да что творится?! — с досадой воскликнула я, бросая телефон на диван. — Конец света что ли???
В дверь забарабанили, и я кинулась открывать, радуясь, что не придется сидеть в одиночестве в этом восставшем против природы мире.
В коридор ввалилось нечто, похожее на огромную снежную бабу и в этом заиндевелом пришельце я с трудом узнала Таньку.
— Ты не поверишь, я на ощупь шла! — выдохнула она, хлопая пушистыми от инея ресницами. — Света нет, на улице дурдом творится! Ужас!
— Хорошо, что ты пришла, — я помогла ей раздеться и провела на кухню. — Мне самой совсем неуютно.
— Аналогично. — Танька прижалась к печке, потирая покрасневшие руки. — Дубарь!
— Я о вчерашнем рассказе тетки и об ужасном крике в лесу… Может, и непогода с этим связана? — предположила я, наблюдая за подругой. — Может, это все один большой трындец?
— Я уже думала об этом, — кивнула Танька. — Но все равно, хоть режьте меня, поверить не могу.
— Оставайся у меня. Вдвоем веселее, — предложила я, и Танька сразу согласилась.
* * * Заимка изменилась за одну ночь: стены ее будто выше стали, новее, большие окна с чистыми стеклами, крепкая крыша и высокое крыльцо. Корней стоял возле высокой сосны и держал на руке крупного ворона с глянцевым клювом.
— Лети за болото, и как найдешь могилу брата, положи на нее этот узелок. Потом камень с могилы возьмешь и принесешь мне. Понял?
Ворон три раза каркнул и взмыл вверх, с тихим шорохом размахивая огромными крыльями и совершенно не страшась пурги. Корней проводил его взглядом черных глаз и пошел к дому, не проваливаясь в большие сугробы, а будто скользя по ним.
Он взошел на крыльцо и перед тем как войти в дом, поднял руку и принялся размахивать ею, отчего метель стала еще сильнее, завывая между хвойными лапами.
— Крути, мети!
Все дороги занеси!
Холодом могильным скрепишь,
Ледяным солнцем заслепишь!
Его громкий голос пролетел по лесу, и деревья испуганно заскрипели, заохали, словно понимая, кто перед ними…
Зайдя в дом, Корней подкинул в печь березовых поленьев и, оторвав половицу, вытащил из-под пола большой, блестящий топор, больше похожий на древнюю секиру с зазубринами на полукруглом лезвии. На его древке были начертаны удивительные знаки, сливавшиеся в длинные слова, и колдун на минуту засмотрелся на них. Потом он повесил топор на широкий ремень и вышел из дома, направляясь к деревне. Лицо его не выражало никаких чувств, лишь глаза пылали ненавистью и нечеловеческой злобой, за которыми скрывалась боль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Остановившись на границе леса, он посмотрел на деревню и прикрыл глаза. Сразу же на него накинулись воспоминания и картины из прошлого. Жена, смотревшая с мольбой и ужасом — в ее глазах теплилась надежда, что он спасет ее и детей. Но Корней мог лишь рычать, отчаянно отбиваясь от нападающих и заливая кровью только выпавший снег. Сквозь свой рык и крики, он слышал плач детей и разъяренно бросался на всех, кто пытался добраться до них, но силы покидали его и перед тем, как померк свет, он увидел свои отрубленные руки — скрюченные, сочащиеся кровью обрубки.
Когда Корней распахнул глаза, в них плескалась одна лишь пустота, бездонная и черная как свежевырытая могила. Он преодолел расстояние между лесом и деревней и медленно пошел по улице, пристально разглядывая каждый дом. Колдун помнил всех, кто участвовал в убийстве его семьи и не собирался щадить их потомков, желая всем смерти. Вьюга кружилась вокруг него в сумасшедшем танце, падала ему под ноги, облизывая их снежными языками, и отчаянно выла, предчувствуя неминуемую беду.
Корней остановился перед домом, где когда-то жил охотник, преследовавший его, и почувствовал тепло, жившее внутри. Тепло, в котором родилось не одно поколение, в то время, когда его семья лежала в холодных могилах. Внезапно шторка на окне отодвинулась, и он увидел женское лицо, обрамленное темными волосами. Они мягкими волнами окутывали узенькое личико с большими глазами и толстой косой лежали на плече. Женщина улыбалась, и ему захотелось разрушить этот дом до основания, но он лишь сжал кулаки и пошел дальше.
Темную фигуру в развевающемся одеянии, Корней увидел издалека, но он знал, что его ждут. Чем ближе он подходил, тем отчетливее чувствовал страх и улыбнулся по-звериному дико.
— Встречаешь, батюшка? — он остановился напротив высокого, грузного человека в черной рясе. Его седые волосы и борода были покрыты снегом.
— Я знал, что ты придешь, — спокойно ответил он, но колдун ощущал его страх и дрожь, охватившую тело. — Давай поговорим.
— Говори. — Корней уставился на батюшку немигающим взглядом. — Ты руки охранял?
— Я… но не я один… — заговорил священник, непроизвольно хватаясь за крест, лежавший на животе. — Подожди Корней, не твори зла… прошу тебя. Люди ведь не виноваты ни в чем.
— А как же за грехи отцов своих? — зло усмехнулся Корней. — Нечего нам с тобой обсуждать. Я принял решение.
— Какое? — батюшка покосился на топор. — Я прошу…
— В доме охотника, Григория Плясова, кто живет? — перебил его колдун, и священник растерянно развел руками:
— Праправнучка его… Валентина…
— На заимку ее приведете.
— Но…
— Иначе всю деревню порешу.
Колдун развернулся и пошел обратно, не слушая, что кричит ему вслед испуганный священник. Теперь он знал, что будет делать дальше. Пришла пора платить.
* * * Пока Танька прихлебывала чай из большой кружки, я подошла к окну и посмотрела на улицу. Мело все так же сильно и к утру сугробы грозились превратиться в горы снега. И тут, в этой белесой мгле, я увидела чей-то силуэт. Он был высоким и широкоплечим, что выдавало в нем крупного мужчину. Явно не местный, у нас таких нет… Незнакомец стоял напротив моего окна, и я почему-то была уверена, что он смотрит именно на мой дом, на мои окна. Странный, парализующий страх охватил меня и я перестала улыбаться, чувствуя опасность.
— Танька, там мужик стоит и сюда смотрит.
— Где? — она подошла ко мне и тоже посмотрела в окно. — Точно, а кто это?
— Не видно. Но я уверена, что он чужой, — прошептала я, пугаясь этого слова. Чужой…
— Ага… у нас таких широкоплечих днем с огнем не сыщешь, — согласилась Танька. — Все, пошел в сторону клуба. Странно…
У меня на душе стало как-то муторно, и я задернула штору. Казалось, будто зима ворвалась в дом и покрыла инеем углы, высасывая тепло…
