– Чего это мы на «ты»? – оскорбился Петрович. – Мы на брудершафт не пили ни разу.
– Уверен? – хмыкнул таракан. – Может, я к твоей рюмке не единожды прикладывался, пока ты на балконе куришь?
– А все равно, – уперся Петрович. – Это уважительное отношение ко мне…
И осекся. Ибо уж кому-кому, а таракану было абсолютно не за что уважать Петровича.
– То-то же, – одобрил таракан. – Уважение должно быть взаимным.
– Ну ладно, вам меня не за что уважать, – согласился Петрович. – Тапком шлепнуть могу, отраву раскидать…
– Бррр, – передернуло таракана.
– А мне-то вас за что уважать? – продолжил Петрович. – Ну не вас персонально, а прочих молчаливых тараканов? А хоть бы и тебя – за что? Подумаешь, заговорил. Сосед сверху тоже небось говорить умеет.
– Логично, – согласился таракан. – Может, если узнать нас поближе…
Петрович отхлебнул чаю, демонстрируя полное пренебрежение к идее познакомиться поближе с тараканом.
– А, ну да, – поник таракан. – Тоже вроде незачем… Ну а если я скажу, что мы в играх сильны?
– Доброй Воли? – хмыкнул Петрович. – Во что с тобой играть-то? Ты карту игральную не поднимешь, костяшку о стол не брякнешь, мяч не пнешь… В молчанку, что ли?
– В крокодила, – гордо сказал таракан. – В крокодила сильней нас нет никого.
– Да ладно? – не поверил Петрович. – Как с вами играть-то? Я ж по вашей мимике да движениям ничего не пойму.
– Не веришь, да? Не веришь? – закипятился таракан. – А ну показывай! Чего хочешь – показывай.
Петрович загадал слово, затем встал на середину кухни, указал на таракана, на себя, затем сделал какое-то движение, будто обнял кого-то, и показал кулак.
– Насильственная коллективизация, – лениво ответил таракан.
– Ишь ты! – удивился Петрович. – Смотри как. А вот это? – Показал один, два, три пальца, затем сделал вид, как будто по малой нужде стоит.
– Число пи, – откликнулся таракан. – Ты посложнее ничего не можешь придумать? Что за детские задания?
– Верно, – почесал затылок Петрович. – Посложней, говоришь? Будет тебе посложнее…
Петрович выпучил глаза, указал куда-то в пол и поднял два пальца.
– Э-э-э. Номер два… – замялся таракан. – Ты не мог бы повторить еще раз, но уже лицом ко мне?
Петрович повторил пантомиму, повернувшись к таракану.
– А, ну теперь понятно, – радостно сказал таракан. – Начальник ЖЭК номер два Семен Федорович Штукин. В четверг утром на планерке.
Дальее таракан играючи разгадал «Людмила Семеновна из пятой квартиры плохо думает о пятикласснике Саньке из восьмой», «Путин восхищается нанотехнологиями», «Ядерная угроза от стран из оси зла», «Состояние дорог в Республике Коми вызывает озабоченность министра транспорта».
– Уму непостижимо! – выдохнул Петрович. – А вот это?!
Он выкатил глаза, пустил слюну из уголка рта и начал немножко подергивать головой.
– Роджер Желязны закончил писать «Принца Хаоса», – уверенно сказал таракан.
– А вот и нет! – торжествующе сказал Петрович. – Не знаю я никаких Желязны. Это Майк Тайсон на уроке математики.
– Не жульничай, – строго сказал таракан. – Майк Тайсон – это вот.
Он пошевелил усами, как-то переставил свои ноги и задрожал. И Петрович понял – это точно Майк Тайсон. И стало Петровичу невыносимо стыдно – он ведь на самом деле Желязны показывал. Он посмотрел обиженно на таракана и встал с табурета.
– За тапком пойдешь? – спросил тоскливо таракан. – И когда вы, люди, проигрывать научитесь, а?
Враги
Однажды на пороге гражданина Иванова возник конфликт в виде неприятного, небритого типа с папиросой в зубах. Тип жестикулировал, ругался и выдыхал неприятным запахом.
Иванов минут двадцать пытался понять, в чем суть претензий, затем вдруг понял, что именно сейчас драгоценные секунды жизни пропадают впустую, и просто закрыл дверь перед лицом визитера.
С утра у двери Иванова любой из соседей мог лицезреть надпись: «В 41 квартире – казлы!» Иванов при виде надписи вздохнул, пробурчал: «Детский сад какой-то, чесслово» – и пошел на работу.
Вечером тип зашел снова. Был в этот раз чисто выбрит и без папиросы. Показал Иванову на надпись и засмеялся обидно.
– Дурак вы, – сообщил Иванов типу и закрыл дверь.
– Сам дурак, казззел и шизанутый баклажан! – пропел тип торжествующе за дверью и зашагал к лифту.
– Почему баклажан-то? – не понял Иванов. – Может, он баклажаны ненавидит?
Он посмотрел в зеркало – нет ли синюшности какой на лице. Синюшности не обнаружилось.
– Ну почему баклажан, а? – все не мог успокоиться Иванов, которого, как и всех, непонятное тревожило и раздражало.
Он лег спать, и ему снился опухший и небритый баклажан с папиросой.
Наутро он встал пораньше и постарался замазать водоэмульсионкой оскорбительную надпись у дверей. Маляр из Иванова получился какой-то невнятный, и надпись по-прежнему была различима. Хоть и поблекла немного.
– Прогрунтовал? – хриплым голосом поинтересовались за спиной.
Иванов повернулся и встретился взглядом со своим обидчиком.
– Нет, – честно признался Иванов. – А надо было?
– Интеллигентишко, – презрительно хмыкнул опухший тип с папироской. – На-ка вот.
И протянул банку грунтовки.
После грунтовки и водоэмульсионки надпись стала почти незаметной.
– Видишь. – одобрительно кивнул тип и безо всякого перехода заехал Иванову в ухо кулаком. – Так вот тебе, – сказал он. – Будешь знать. Питекантроп ущербный.
– Почему питекантроп-то? – не понял лежащий на лестничной площадке Иванов.
И пошел в зеркало смотреть – может, надбровные дуги как-то выделяются. Дуги не выделялись. Зато ухо опухло и стреляло. Иванов подержался за ухо и пошел на работу.
– Почему же питекантроп-то? – бормотал он.
Вечером он подошел к бабушкам, дежурившим у подъезда.
– Здравствуйте, – сказал он вежливо.
– Привет, – откликнулась одна из бабушек. – А ты чего вежливый такой? Может, это ты ящики почтовые у нас поджигаешь?
– Не поджигаю, – ответил Иванов. – У меня и спичек-то нет никогда.
– Ну-ну, – не поверили старушки. – Чего хотел-то?
– Вы знаете, я тут живу в сорок первой квартире… – замялся Иванов. – У нас тут в подъезде есть один тип такой… Грубый такой. Небритый и с папиросой почти всегда. Я и спросить хотел – не знаете, где он живет?
– Дожили, – поджали губы старушки. – Уже соседей не знают. Наплевать им друг на друга. Раньше разве было так? Да никогда не было такого.
– Да я тут недавно живу… – тщетно пытался Иванов вернуть бабушек к конструктиву.
– Нет чтоб обойти всех… – не замечали бабушки Иванова. – Познакомиться, например. Так нет. Плевать им. Не люди прям, а Ван Гоги ушастые.
– Да не был Ван Гог равнодушным! – возмутился Иванов. – Почему Ван Гоги-то?
– Поучи еще, поучи! – загалдели старушки. – Молод еще учить-то. Ты сначала с наше-то поживи. А уж потом учи. Ишь ты… Недоделок какой!
Иванов опустил голову и пошел к подъезду. «Почему недоделок-то?» – крутилось в голове Иванова.
Дома он заглянул в зеркало, но так и не придумал, по какому внешнему признаку можно отличить недоделка от прочих смертных, и поэтому просто удостоверился, что внешний вид его вполне обычен. За исключением уха.
На следующий день тип выломал дверь в квартиру еще спящего Иванова и окатил его холодной водой из ведра.
– Вставать пора, – казенным тоном сказал тип. – Спишь тут… Рудимент демократии.
– Почему рудимент-то? – не понял Иванов.
– Не понимаешь… – вздохнул тип. – Я у тебя на кухне покурю, ладно?
– Ладно, – согласился Иванов, которому не очень хотелось, чтоб на кухне курили, но вылезать из-под одеяла при постороннем ему не хотелось еще больше.
Иванов оделся и пошел на кухню. Тип сидел на табуретке и курил, задумчиво глядя в окно.
– Послушайте, – сказал Иванов – я, конечно, понимаю, что мы враги с вами… Но почему рудимент-то?
– Да так, – пожал плечами тип. – Слово красивое. И к тебе подходит. Даже лучше баклажана.
– А козел? – спросил Иванов.
– Ну нет, – покачал головой тип. – С козлом я погорячился, наверное. Какой ж ты козел-то? Ты скорее олень. Или нет… Марал! Марал-дегенерат! Вот так вот.
– Почему марал-то? – закричал Иванов и с размаху влепил типу в ухо.
Тип упал с табуретки, застонал, но папироску не выронил и продолжил курить, лежа на полу и разглядывая потолок.
– Сам белил? – презрительно спросил тип с пола.
– Сам. – Иванову почему-то стало стыдно за побелку.
– Грунтовал? – спросил тип, не поднимаясь.
– Не-а, – покачал головой Иванов. – Наверное, надо было. Но тогда я не знал.
– Марал и есть, – устало сказал тип и закинул руки за голову, чтоб лежать было удобнее. – Теплые полы не хочешь себе на кухню?
