Гейб сделал еще одну затяжку и, повернувшись к Тори, принялся разглядывать ее так, словно увидел впервые. У него были темно-карие глаза, длинный нос и вечно печальное выражение лица, но седина в аккуратной бородке клинышком добавляла ему обаяния и, по меньшей мере, создавала иллюзию мудрости. Для женщины, выросшей с детскими романтическими фантазиями, постоянно задумчивый и загадочный Гейб Рио являлся интригующей фигурой. А то, что он работал на «Вискайю», только добавляло притягательности.
По слухам, передаваемым шепотом (которые Фрэнк Эспер до определенной степени подтвердил, когда Тори спросила его об этом), Гейб уволился из компании, когда узнал о противозаконных операциях «Вискайи». Его заставила вернуться преданность, но это была вовсе не преданность компании. Мигель Рио обладал взрывным характером и нередко давал волю кулакам, что часто создавало ему проблемы. Он даже отсидел семь месяцев в тюрьме за драку при отягчающих обстоятельствах. Если бы его уволили из «Вискайи», ему вряд ли удалось бы найти компанию, которая согласилась бы взять его на работу, тем более в командный состав. Он мог бы считать, что ему повезло, если бы его наняли простым матросом. Но у Фрэнка не оставалось выбора, когда Мигель устроил кровавую драку с предшественником Гейба. Гейбу пришлось пойти к Фрэнку и попросить того дать его брату еще один шанс. Шеф согласился при условии, что Гейб вернется в «Вискайю» и станет капитаном «Антуанетты». Иными словами, если брат будет держать в руках поводок, Мигель сохранит свою работу.
Так Гейб Рио стал контрабандистом.
— Я не понимаю, — сказал капитан, глядя Тори в глаза. — Почему было не отправиться в обычный круиз? Чтобы тебя там обслуживали и все такое. Кому, черт подери, нужна такая работа?
Тори почувствовала, как ее охватывает гнев.
— Вам. Вы любите ее. Может, вас не устраивает «Вискайя», но ваше дело вам нравится. Наверное, вы так привыкли видеть меня за письменным столом, что не слишком внимательно смотрели на меня. Неужели я похожа на женщину, которая будет нежиться на солнышке вместе с лощеными и довольными жизнью людьми на круизном лайнере?
Капитан тихонько фыркнул, усмехнувшись.
— Знаешь, раз ты упомянула об этом, то нет, ты совсем не похожа на такую женщину. Но я все равно хотел бы посмотреть на тебя в крошечном бикини, какие носят американские девицы здесь на островах, где их не видят родители.
Тори улыбнулась в ответ. Они проделали три четверти пути между континентами, и лед наконец тронулся.
— Майя выцарапала бы вам глаза, если бы вы слишком долго смотрели на меня, — сказала она.
Улыбка Гейба померкла, и в его взгляде снова появилась настороженность.
— Может, раньше так бы и было. Теперь нет.
Возникла неловкая пауза. Тори не знала, что сказать. Складывалось впечатление, что Майя Рио постоянно была недовольна своим мужем, но это вовсе не означало, что она согласилась бы отпустить его. В любом случае, их отношения не касались Тори. Неожиданно она поняла, в чем дело, и почувствовала облегчение. Если брак Гейба распадается, его отстраненное, холодное поведение приобретает новое значение.
— Извините, я не хотела…
— Забудь, — сказал Гейб и помахал в воздухе сигаретой.
Напряжение между ними становилось все заметнее. Тори по-прежнему ощущала, будто все ее тело покрыто толстой коркой жира и грязи и карибское солнце поджарит ее, если она простоит тут слишком долго. Она прищурилась и посмотрела на океан, радуясь отсутствию земли на горизонте. Корабль разрезал воду с тихим шипением, которое сопровождал грохот двигателей, и такая колыбельная обычно успокаивала ее. Но только не сейчас.
— Дело в доверии, — сказал Гейб.
— Я ни разу не дала вам повода не доверять мне, — повернувшись к нему, ответила Тори. — В самый первый день я сказала, что я здесь, чтобы узнать что-то новое и, возможно, внести деловые предложения, когда я вернусь, а вовсе не затем, чтобы докладывать, кто много пьет или кто с кем спит.
Выпрямившись, капитан швырнул сигарету за борт, в волны океана.
— Причина не только в тебе, Тори.
— Капитан, послушайте…
— Я проработал на «Вискайе» пять лет перед тем, как уволился, и семь после этого. Конечно, Фарзан теперь является менеджером по перевозкам, но, когда я нанимался в компанию, такой должности не было, и я получал задания напрямую от Фрэнка — никакого дерьма, никаких посредников и уж точно никакого «менеджера по контролю за качеством». Ладно, у меня возникли разногласия с руководством и я ушел. Но я считал, что, согласившись вернуться, я заслужил право на доверие. Просто мне трудно смириться с новым положением дел.
Тори огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они одни, потом прикоснулась к руке Гейба. Он удивленно посмотрел на нее, щурясь на ярком солнце.
— Капитан, в руководстве знают о моей преданности компании, — тихо сказала она. — Я, конечно, бросила колледж после того, как проучилась там всего год, но им прекрасно известно, что с головой у меня все в порядке. Мне доверяют. Это совсем не просто для людей, которые занимаются таким делом, однако в моей верности не сомневаются. В данный момент там пытаются понять, чем я могу заниматься в будущем, и хотят, чтобы я разобралась, как все устроено.
Капитан молча смотрел на нее.
— Вам тоже доверяют, Гейб. Не будьте дураком, вы и сами знаете, что это так.
Он развел руками.
— Откуда мне знать? Ведь ко мне приставили няньку.
Тори посмотрела на капитана, и на сей раз ее взгляд был таким же жестким и мрачным, как и у него.
— Если бы вам не доверяли, вас бы не было в живых.
Гейб отшатнулся и пристально посмотрел на нее. Тори видела по глазам, что он прекрасно все понимает. Он вздохнул или тихо усмехнулся.
— Проклятье, девочка, когда ты стала такой злой?
— В другой жизни, до того как приехала в Майами. И я совсем не злая, просто у меня имеется определенный взгляд на вещи. Если довольно долго врешь самому себе, наступает момент, когда единственное, чего ты хочешь от людей, — это правда, пусть даже самая горькая.
2
Безмолвная «Марипоса» тихо покачивалась на океанских волнах. Браулио лежал на полу в полубессознательном состоянии, и шхуна нежно баюкала его, точно он вновь оказался на руках у матери. Он открыл глаза и в первое мгновение почувствовал благословенное онемение, но в следующую секунду боль расцвела с новой силой, набросившись на него с такой лютой злобой, что он чудом не провалился в непроглядный мрак.
Браулио вскрикнул — от боли и чтобы заставить себя не потерять сознание. С криком вернулись воспоминания. Чувствуя, как все тело налилось свинцом и не желает подчиняться, он чуть-чуть повернулся. И сразу же новый мучительный приступ пронзил живот и ногу, обжег лицо и грудь. Раны, которые он считал смертельными, открылись.
«Анжелика».
Старый рыбак зажмурился и снова всхлипнул, проклиная себя за слезы и слабость. Перед ним возникло лицо внучки. Шестилетняя Анжелика стала даром небес, и ее появление на свет вернуло Браулио сына. Марвин родился в результате одной-единственной ночи, проведенной Браулио с официанткой, давно пережившей свои лучшие годы, — женщиной, которая обратила на него внимание, когда он был молодым и красивым или, по крайней мере, молодым. Он практически не общался с Марвином до этого, однако с рождением Анжелики все изменилось. Мама девочки бросила их, мать Марвина давно умерла, и мальчику требовалась помощь. Денег у Браулио было не очень много, но он делал что мог и отдавал малышке все свое время.
Ради Анжелики стоило жить. Стоило бороться.
Солнечный свет проникал сквозь маленькое вентиляционное отверстие во внешней стене гальюна. Как долго он находился без сознания? Что сейчас — утро или день? Браулио затошнило, когда он попытался понять, сколько часов осталось до наступления ночи. Неужели демоны вернутся? И можно ли предположить, что они приходят только по ночам?
Он заставил себя дышать ровнее, прогнал слезы, сжал зубы, сражаясь с болью, и прислушался. До него доносился скрип корабля, стук тросов и блоков лебедки. И больше ничего. Он не слышал даже криков чаек, которые указывали бы на то, что корабль относит к берегу.
Браулио вспомнил о капитане и оружии, которое унесли на остров.
И о радиостанции.
Неужели он действительно слышит шум помех, который доносится сверху? Казалось, что это вовсе не игра воображения.
Собрав все оставшиеся силы, рыбак заставил себя встать. Снова нахлынула боль, он застонал, поскольку уже не мог кричать, и плотно прижал руки к кровоточащей ране в животе. На лбу и спине выступили новые капельки пота, медленно потекли по коже. На границе зрения царил мрак. Браулио повалился на дверь и начал соскальзывать на пол, чувствуя, что опять теряет сознание.
