так, давайте посмотрим, два сидюка. один на другом, что это может быть? может, второй альбом “underworld” и лучшие вещи игги попа, я только не знаю, какой из них будет сверху, хотя первый альбом “underworld” — это тоже отпад, в таком классическом стиле, не знаю. ХИЁКО говорит, что в нас есть вожделение к жизни, и она права, да? она права, и еще она говорит, что смерть — это тоже часть жизни, полный отпад.
Глава 9
ХИЁКО и сексапильная группа длинноногих мизантропок, которых она окрестила так метко и ярко (хотя было бы несправедливо — прежде всего, по отношению к христу и его культу — сравнивать его блеклый, изнуренный лик и прискорбно заброшенный брюшной пресс с богоданной и тщательно поддерживаемой посредством физических упражнений безупречной физической манифестацией ХИЁКО) “Организацией неогейш”, впервые вошла на мое хорошо обработанное, но вряд ли плодородное ментальное поле в весеннем семестре 1995 года, проворно перескочив через изгородь, они разбрелись, красуясь, по этому полю, как довольные собой игроки женской хоккейной команды: они поразили мое нежное воображение и во главе со своим очаровательным капитаном сделались темой для моей докторской диссертации, я еще не придумала для нее название, и пока что могу сказать только одно: это будет первая в истории моего университета работа, в которой рассмотрены взаимосвязи японских религий, криминологии отклонений, женских исследований, литературного творчества душевнобольных и гомеопатии, я уже сбилась с ног: никак не могу найти себе научного консультанта.
то, что семья — вышеупомянутые Питерсоны — считала себя обязанной принять ответственность за благополучие Хедер, стало поводом для внутреннего раздора, кузены-кузины считали, что ее надо оставить в покое с ее проектами в японии. и дело не в том, что они тщательно оберегали свое сокровенное право “жить, как хочется” и пользоваться возможностями, открывающимися при достижении совершеннолетия, просто ее (Хедер) позиция невмешательства (каждый-крутится-как-может) возбудила их провинциальную впечатлительность, и — скажем прямо, а почему бы и нет? когда мы сражаемся с собственными недостатками, мы в любом случае выигрываем — им было завидно, всегда было завидно, когда родители Хедер, боб и сьюзан, покончили с собой (в иной культурной среде это было бы двойное самоубийство влюбленных) она совершила стремительный переход вниз — или, если на то пошло, вверх, — по хорошо смазанной траектории от умеренного расстройства до бесспорного замешательства, что завершилось, в конечном итоге, “восточной фазой”, в семье было принято называть нездоровые явления реальности мягкими эвфемизмами, и это у них получалось мастерски, в самом начале, когда я, будущий действующий социолог, оперировала всего лишь на уровне проблеска, я разработала следующий пояснительный словарик:
маниакальное обжорство — любит чего-нибудь пожевать
маниакальная страсть к игре — (не)удачливый человек
маниакальная тяга врать — любит пошутить
агрессивность — крутой перец
алкоголизм — душа компании
половая распущенность — влюблен(а) в любовь
в общем, вы поняли, я, как могла, изощрялась, оттачивая мастерство.
эффектное и яркое превращение Хедер в ХИЁКО в какой-то мере встревожило старших членов семьи, которые могли бы списать крайнюю недоступность “восточной фазы” на смещение системы ценностей в среде молодежи, и были, пожалуй, слишком уперты и старомодны, чтобы завидовать таким вещам, как свобода, уверенность в собственных силах и одежда из полиуретана, они пришли ко мне и попросили, с прозорливостью, не наблюдавшейся в них до сих пор, не могла бы я съездить туда и разобраться, во что там ввязалась кузина Хедер, [например, они очень настойчиво спрашивали, почему сотрудник Управления национальной безопасности, ответственный за набор кадров, справлялся об этой негоднице — а буквально на следующей день о ней же спрашивали из журнала “Мисс фитнес”!]. я с готовностью согласилась отложить свою будущую диссертацию (я в то время работала над субкультурой бодибилдинга в лагерях прокаженных и центрах по коррекции фигуры), чтобы исследовать этот вопрос на месте.
наверное, не стоит и говорить, что добытые мною сведения повергли меня в состояние тихого шока, этот первый контакт с ХИЁКО и ее кармическими достижениями стал критической, поворотной точкой в моей работе, я приехала вовсе не в роли карающей руки закона Питерсонов — нет. ну какой из меня протез власти? я прилетела в аэропорт нарита как открытая книга, “как ученица, и это был вовсе не модернизированный, стилизованный вариант “сердца тьмы”, если вам вдруг так показалось.
Глава 10
из документов доктора Клайва Цинциннати, изъятых полицией в ходе обыска 14 апреля 1997 года.
22 октября 1996
Я убедил ее прийти ко мне в кабинет под предлогом того, что использование ею университетского оборудования — т. е. являющегося собственностью университета, — для съемок видеоматериалов, которые можно счесть порнографическими, и которые, вне всяких сомнений, нельзя расценить как пристойные, вызвало определенные трудности. [См. записи от 10 октября 1996 года]. На самом деле, я хотел дать ей возможность спокойно высказаться, и попробовать провести общий психоанализ. Позволю себе привести некоторые выдержки из нашей беседы. Пациентка вела себя возбужденно. Она отказалась сесть и предпочла стоять. Я сидел за столом, и она встала прямо надо мной. Она говорила взахлеб, быстро и оживленно: рывки агрессивного монолога, подчеркнутого вызывающе пристальным взглядом. [Примечание: для простоты записи, а также же с целью избежать путаницы, связанной с ее именем, ее реплики обозначены здесь буквой “П” — “пациентка”.]
П: тут в чем, собственно, дело, клайв — Япония так долго плескалась в жидких фекальных массах, что ее просто так не отмоешь, не может быть никаких мирных социальных реформ — в стране роботов-потребителей, которые знают единственно, как соглашаться, но при этом понятия не имеют, с чем они соглашаются, сейчас они соглашаются со всей этой грязью и всем дерьмом, что на них выливает западное общество потребителей, они утратили свою самобытность, клайв. они забыли о самом главном, и ни у кого не хватает смелости им напомнить.
Ц: может, вы все-таки сядете, хедер?
П: я вам уже говорила: мое имя — не хедер.
Ц: у вас в паспорте написано хедер, но вы мне скажите, как мне вас называть…
П: да как угодно, я разберусь.
Ц: присядьте, пожалуйста.
П: я не сижу за бесплатно, я профессиональная сидельщица. мне платят за то, чтобы я сидела и развлекала клиентов приятной беседой, и с какой такой радости мне садится и развлекать вас? вы мне за это заплатите? каждое действие должно быть оплачено, клайв. каждое действие входит в космическую систему взаимообмена: если ты что-то даешь, тебе должны дать что-то взамен, у вселенной есть своя валюта: карма, к несчастью, в мире материализма, действует иная валюта — все отравляющий яд.
Ц: прошу вас, присядьте, а то вы меня нервируете.
П: нервозность — это хорошо, клайв. очень хорошо, нервозность ведет к революции, всякому обществу нужна встряска, если человек нервничает, это ему помогает достичь тех изменений в себе, которые необходимы, чтобы вырваться из тюрьмы.
Ц: из тюрьмы?
П: ваша тюрьма — кабинет с лампами дневного света, академия, дорогая квартира в престижном районе, дородная женушка германского типажа, счета, встречи с коллегами, сидение на стуле и написание нудных отчетов, типа того, который вы, вероятно, составите после нашего несостоятельного общения, сидеть — вообще нездоровая практика, не люблю, когда энергия застаивается в районе задницы.
Ц: не хотите чего-нибудь перекусить?
П: я не ем.
Ц: нет, вы едите, я лично видел, несколько раз, как вы принимали пищу.
П: это было в другой жизни, теперь я не ем. я стала новым человеком.
Ц: просто вид у вас очень голодный.
П: это другой голод, духовный, я изголодалась по чистоте, я ее всюду ищу, но не нахожу.
Ц: вы считаете, что вы чисты? П: я ХИЁКО.
Ц: вы сказали ХИЁКО? и что это значит?
П: да ладно вам, клайв, вы же у нас академик, и вы должны знать, как обращаться с японско-английским словарем, посмотрите, если вам интересно.
Ц: у меня нет под рукой словаря, ХИЁКО.
П: а хоть капля самоуважения у вас есть? надо как-то выбираться из этой выгребной ямы, клайв. вам надо очиститься, чтобы противостоять этому извращению удовольствия, клайв, если вы серьезно настроены совершить внутреннюю революцию, я могу вам помочь, могу научить, как применять удовольствие к карме, но вы должны сами этого захотеть, по-настоящему, это общество очень серьезно больно, подхватишь эту болезнь — и излечиться потом будет трудно, простых решений здесь нет. все очень запущено, вас всех скрутило в такое уродство, что больно смотреть, всякая форма испорчена, а миру снова нужна чистая форма. Японии нужна чистота формы.
