Мы с водителем обычно выезжали со СПАМ боевой группы после полуночи. Ветровое стекло джипа мы опускали на капот и прикрывали брезентом, чтобы оно не отблескивало под лунными лучами или в свете сигнальных ракет. На бампере была смонтирована пила из железных уголков — для защиты от проволоки, которую немцы подчас натягивали поперек дорог. Нашим солдатам на мотоциклах или в джипах такая проволока сносила головы…
Мы нашли способ передвигаться в относительной безопасности. В Европе шоссейные дороги обычно обсажены деревьями по обе стороны, и ночью, даже в облачную погоду, сквозь ветви явственно просачивается звездный свет. Мой шофер смотрел вверх под углом приблизительно 30 градусов к дороге, а я — совершенно прямо, чтобы разглядеть возможную немецкую заставу как можно раньше. Таким образом мы вполне могли держаться дороги и гнать машину на предельно возможной для джипа скорости — 105 километров в час.
Прибыв в штаб ремонтного батальона дивизии, я должен был явиться к дежурному по мастерской и передать ему отчет о боевых потерях. Я также должен был рассказать все, что мне было известно о тактической ситуации и местоположении подбитых танков и других машин. Хотя новые машины на смену подбитым поступали только через двое суток, уже тот факт, что танковый парк пополнялся каждые двадцать пять часов, позволял боевой группе поддерживать относительную боеготовность.
Чтобы еженощно в темноте преодолевать от 50 до 80 километров между передовыми позициями боевой группы и тыловым штабом рембата, я должен был четко представлять себе наше местоположение как по картографическим координатам, так и относительно других американских подразделений. Чтобы привести колонну с танковым пополнением обратно к боевой группе, я должен был представлять не только, куда направляюсь сам, но и где в этот момент находится боевая группа. Таким образом, я представлял общую тактическую обстановку в дивизии лучше, чем любой другой из младших офицеров.
Вскоре стало очевидно, что, если читать ежедневные отчеты о боевых потерях, по ним можно восстановить хронику действий боевой группы. Собранные на этом материале данные, в сочетании с моими личными наблюдениями, беседами с другими солдатами и данными из прочих документов (они перечислены в разделе «рекомендованная автором литература»), послужили основным источником информации для этой книги. Множество интересных сведений мне давали беседы с солдатами сразу по завершении той или иной операции, — конечно, если сделать поправку на склонность бойцов к преувеличениям. Сравнивая наблюдения, сделанные с разных точек зрения и полученные из многих бесед с другими солдатами, я мог составить достаточно точную картину случившегося на самом деле.
В заключение я должен сказать, что мне особенно повезло, что я смог наблюдать за действиями американской армии в Западной Европе в годы Второй мировой — и при этом выжил. На действительную службу я поступил в июне 1941 года, и наш курс в Кэмп-Полке насчитывал четыре сотни молодых офицеров. На протяжении следующих трех лет я познакомился со многими из них и с некоторыми — сошелся близко. Но из тех, кто был назначен на передовые позиции и оказался ближе моего к фронту, — будь то пехотинцы, танкисты, саперы или передовые наблюдатели артиллерии, — ни один не прошел весь путь от пляжей Нормандии до равнин Центральной Германии и не был ранен или убит. Я должен был поведать свой рассказ, потому что они этого сделать уже не смогут.
Имена и фамилии, за исключением имен высших офицеров, получивших широкую известность, были изменены.
3‑я бронетанковая дивизия в битве за Нормандию, 24 июня — 18 августа 1944 года
Контрнаступление в Арденнах, 16 декабря 1944 — 24 января 1945 г.
Замыкание Рурского котла, 30—31 марта 1945 г.
Глава 1. РАЗДУМЬЯ
Посвящается отважным солдатам 3‑й бронетанковой дивизии, отдавшим свои жизни, чтобы мы, милостью Господа Всевышнего, могли остаться в живых.
На борту танкодесантного корабля на пути к Нормандии
С несколько смешанными чувствами глядел я на спокойные воды Ла-Манша, стоя на палубе десантного корабля. Хотя волнение было незначительным, мне казалось, что тяжело груженный корабль колышется в резонанс с моим желудком. Нам советовали за два часа до погрузки принять таблетки от морской болезни, но поскольку десять дней плавания через океан я пережил безо всяких лекарств, то был уверен, что и узкий пролив я смогу пересечь без них.
Чуть раньше, когда мы только поднялись на борт десантного корабля, нас тут же проводили в офицерскую кают-компанию, где я наелся гренок с маслом и пончиков с кофе. Это явно было ошибкой, и теперь я горько пожалел о том, что принял таблетки не раньше чем мы вышли в море!
Помимо морской болезни меня мучило и глубочайшее смятение. Тревога и беспокойство перед будущим отступали перед восторгом от того, что мне предстояло принять участие в величайшей десантной операции всех времен. И в то же время я был глубоко расстроен. Глядя на заполонившие море корабли, я осознавал, что мне следовало выбрать флотскую карьеру, — но вместо этого мне предстояло служить связным офицером отдела снабжения 3‑й бронетанковой дивизии.
В первые два года обучения в колледже при Военном институте штата Виргиния я выбрал для себя в службе подготовки офицеров резерва (СПОР) курсы артиллеристов. В начале первого же студенческого года я перевелся в Мичиганский университет, чтобы исполнить свою давнюю мечту — изучать теорию военного кораблестроения и морское инженерное дело. Но поскольку курсов для офицеров флотского резерва в Университете Мичигана в это время еще не было, я согласился поступить в СПОР для армейского артиллерийско-технического и вещевого снабжения — ничего ближе к артиллерии в расписании не нашлось. Хотя занятия на курсах засчитывались как учебные часы, мне пришлось записаться и на дополнительные занятия, чтобы заработать свой диплом. К осени 1941 года в Мичиганском университете появилась программа СПОР для подготовки офицеров флота, но к этому времени я уже получил звание второго лейтенанта запаса в департаменте снабжения Вооруженных сил.
Студентам-кораблестроителям старших курсов военно-морская СПОР предлагала после выпуска мичманские посты в Бюро кораблестроения. Узнав об этом, я немедленно подал заявку, прошел, как требовалось, медкомиссию и был принят условно: формальное зачисление должно было состояться после выпуска, то есть в феврале 1942 года.
Однако во время моего собеседования с офицером из флотской комиссии обнаружилась проблема. Мне сказали, что носить одновременно армейские и флотские офицерские звания невозможно. Чтобы поступить на службу во флот, я должен был вначале уйти в отставку с армейской. Я согласился не раздумывая и попросил от него связаться с военным ведомством и запросить, чтобы меня перевели во флот. Однако все оказалось не так просто. Согласно уставу ВМФ не мог так просто потребовать моего перевода из армии — от меня требовалось вначале уйти в отставку! Однако офицер сказал, что будет рад предоставить мне рекомендательное письмо с подтверждением того, что мне предложен мичманский чин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
