– Уж не объявить ли нам боевую тревогу? – проговорил командир конвоя, как бы размышляя вслух.
– Объявить, конечно, можно, – в том же тоне отреагировал Гайдук. – Однако всякое шевеление орудиями способно спровоцировать противника. Нападать здесь, у албанских берегов, итальянцы или англичане вряд ли решатся. Тем более что командование и контрразведки обоих флотов уведомлены о нашем конвое.
Обстоятельства сложились так, что в начале сорок третьего Гайдук оказался в особом отделе береговой базы Волжской флотилии, а к осени был переброшен на Черное море, где командовал одним из отделов контрразведки, обеспечивающим безопасность морских конвоев. И хотя он так и оставался в общевойсковом звании, однако и в боях за Крым, и в рейдах к берегам Одессы участвовал в составе флота. Именно в его составе подполковник подрывался на мине неподалеку от румынской Констанцы, тонул у болгарского мыса Калиакры, а сообщение об окончании войны встретил на подходе к Бургасу.
– Согласен с подполковником, – поддержал его командир крейсера, останавливаясь рядом с контр-адмиралом. – Пусть пристраиваются к нам в кильватер или же выступают в роли почетного караула.
– Я внимательно изучал фотографии «Джулио Чезаре», – продолжил Гайдук, тоже выходя на галерею мостика и поднося бинокль к глазам. – С такого расстояния определить класс корабля трудно, тем не менее… Уж не траурная ли это процессия по случаю сдачи нам итальянцами своего линкора, который пока что идет в роли флагманского корабля?
– А что, вполне может быть, – поддержал его командир крейсера. – Роль флагмана в виде последних почестей линкору с именем Юлия Цезаря на борту…
– Вот только из штаба флота сообщили, что в залив Влёры линкор-итальянец прибыл еще вчера, – обронил контр-адмирал. – Это я так, к вашему общему сведению.
Еще немного поежившись на ветру, который в проливе дул, как в аэродинамической трубе, Ставинский потерял всякий интерес к «иностранцам» и, увлекая за собой офицеров, вернулся в закрытую часть мостика. А еще через несколько минут по внутрикорабельному переговорному устройству вахтенный офицер доложил, что скорость кораблей противника остается прежней; подводный объект на сближение не идет.
– Запросите по радио принадлежность этой воинственной эскадры, – приказал контр-адмирал, не скрывая своей иронии.
Вахтенный ответил: «Есть запросить», но как раз в это время из-за оконечности полуострова начал выползать корпус корабля. Судя по размерам и очертаниям надстроек, это был пограничный сторожевик, вслед за которым появился и нос морского буксира.
– Отставить запрос, – отменил свое распоряжение контр-адмирал, заметив, что вахтенный офицер задержался: вдруг последует еще какое-то распоряжение. – С этой минуты мы исходим из того, что пребываем не только в территориальных водах братского социалистического государства, но и под защитой его флота.
– Ну да, отныне мы – под защитой всей мощи албанского флота!.. – саркастически, хотя и вполголоса проговорил Канин, все-таки не сумев отречься от своих предубеждений относительно воинской силы «братского государства». И тут же приказал по внутрикорабельной связи уменьшить скорость.
Как бы то ни было, а сторожевичок, флагшток которого украшало багровое знамя, с распятым на нем черным двуглавым орлом, в самом деле подошел к «Краснодону» со стороны неизвестной эскадры, словно бы пытаясь прикрыть его от вражеских орудий. Корабли легли в дрейф, и вскоре на палубу крейсера ступил капитан второго ранга Карганов со своим адъютантом. Отдав честь контр-адмиралу, этот наполеоновского росточка офицер представился командующим Влёрской военно-морской базой, причем сделал это на вполне отчетливом русском, лишь слегка «припудренном» каким-то резким гортанным акцентом.
– Так, вы что… из албанских русских? – тут же поинтересовался Ставинский, отослав от себя всех, кроме начальника контрразведки конвоя.
Собственно, Гайдук тоже хотел покинуть ходовой мостик, но командир жестко сжал его локоть.
– Оставаться, подполковник, – вполголоса, но суровым тоном приказал он. – И неотступно быть при мне. Во время всех бесед-переговоров с иностранцами. Дабы не возникало потом… вопросов.
– Благоразумное решение, товарищ контр-адмирал. Приму к исполнению.
Несмотря на разницу в званиях и свою высокую должность, контр-адмирал все же по-прежнему, по старой компартийной привычке, опасался флотского чекиста. Это был страх человека, в памяти, в самом генетическом подсознании которого все еще – до кровавых рубцов, до инстинкта самосохранения – восставали ужасы и расстрельных чисток вооруженных сил в тридцатых годах, и жесткие проверки на волне шпиономании в преддверии войны, и, наконец, скорые на расправу «дела-объективки» Смерша…
– Из русских, но балкано-черногорских, следует признать, господа, – уточнил тем временем Карганов. И контр-адмирал сразу же обратил внимание, что командующий базой пользуется обращением «господа», хотя во всех штабных установках конвоя употреблялось сугубо пролетарское – «албанские товарищи».
Однако одергивать Карганова контр-адмирал не стал. За время перехода он успел привыкнуть и к такому обращению, которое много раз приходилось слышать от турецких и греческих пограничников да лоцманов.
– То есть попали вы сюда после Гражданской войны в России?
– Значительно раньше, господа. Следует признать, что Балканы – моя родина.
Ставинский и Гайдук непонимающе переглянулись и почти синхронно качнули головами.
– Что ж, пусть так, – решил завершить это спонтанное «дознание» контр-адмирал, не считая возможным понуждать русского албанца к каким-либо уточнениям.
Однако командующий базой вдруг сам решил внести ясность:
– Если конкретнее, то следует признать: вас, господа, интересует, из каких именно я русских – «керенских», «власовских», «белогвардейских» или еще тех, царско-имперских?
И только теперь Гайдук уяснил, что свое «следует признать» командующий базы привык употреблять по любому поводу, поскольку без него русской речи он себе попросту не представлял.
– В принципе, это не столь важно, – замялся контр-адмирал, не ожидавший такой прямолинейности. – Принимать линкор нам выпало у итальянцев, а не у вас. Так что уточнять вы не обязаны.
– И все же уточню, что следует признать: мои дед и отец – не из белых, иначе мне вряд ли приказали бы опекать вас, красных, – обнажил он два ряда пожелтевших, и каких-то слишком уж крупных для его комплекции, что называется «лошадиных», зубов – длинных, редких и показательно неровных. Когда он улыбался, то в улыбке его усматривалось нечто хищное.
– Вы правы, – решил контр-адмирал предстать в ипостаси дипломата, – во время контактов с иностранцами мы предпочитаем иметь дело именно… с иностранцами, а не с бывшими подданными русского царя.
Командующий базой отдал приказ капитану сторожевика продолжить движение, подождал, когда такой же приказ отдаст командир конвоя, и только потом, заметно приосанившись, решил продолжить свое знакомство с посланцами земли предков.
– Следует признать, господа, что перед вами – один из потомков русского подданного времен царя, – попытался приосаниться Карганов. – И вам придется смириться с этим.
– Прошу прощения, господин-товарищ Карганов, – решил начальник службы безопасности Гайдук, что самое время вмешаться в их разговор, который явно угрожал с самого начала пойти «не так». – Адмирал имел в виду тех подданных, которые не просто служили в рядах белых, но и все еще враждебно настроены против своей родины. Чего не скажешь о вас, гражданине Албании, офицере ее флота. И вообще, это не тема для обсуждения…
– Нет, почему же?.. – вскинул подбородок русский албанец. – Следует признать, что в свое время, еще задолго до Первой мировой, мой дед, и тоже морской офицер, руководил Сербским отделением Дунайского представительства Военно-морского министерства России в Австро-Венгерской империи.
– Вот оно как… – старался, но так и не сумел скрыть своего удивления подполковник. Ощущение было такое, словно перед ним из учебника Военной академии, в которой Дмитрий сейчас заочно обучался, предстал один из персонажей «Истории царской России».
– По вполне понятным причинам, представительство это базировалось в Белграде, – продолжал тем временем русский албанец. – А поскольку у деда, который по отцу был черногорцем, не просматривалось намерения возвращаться в Россию, то он позаботился, чтобы его сын получил военно-морское образование в Италии и стал офицером австрийского флота, базировавшегося на Адриатике. И наконец, случилось так, что женился мой отец на черногорской аристократке, княжне, имевшей албанские корни…
Адмирал и флотский чекист выдержали уважительную паузу, и лишь после этого, окончательно потеряв родословную нить Карганова, командир конвоя признал:
