Мы остановились от дачи Пьянкова метров за шестьсот. Из Газона попрыгали бойцы, и, без команды, двое побежали в стороны. Снайперы. Дождавшись, когда они обозначат, что на позиции, старлей подвел меня к тройке, что спокойно стояла за газоном.
— Вот гражданский — Обросов кинул на меня- говорит, что в доме четверо.
Все посмотрели на меня. Я откашлялся:
— Слева от ворот гараж. Пьянков с подельниками лежат на полу, зафиксированные. Больше людей я там не видел. Прошло минут тридцать, но они не должны были развязаться. Дом жилой, признаков минирования не заметил… вроде все.
Тройка развернулась, клацнула затворами, и экономной трусцой, побежала к распахнутым воротам…
…В доме действительно больше никого не оказалось. Ребята загнали во двор УАЗик и Газон, притащили, и грубо забросили в кузов бандитов, и потерявшего сознание Пьянкова. Один из бойцов, впрочем, по команде командира, вкатил ему укол в бедро, из шприц-тюбика. Сам Обросов вышел из гаража, держа в руках две катушки скотча.
— Смотри Сур, как твой друг ловко придумал! Да этих и упаковал. Люблю так задерживать!
— Сур? — я посмотрел на Суркова.
— Мой позывной — пояснил он, — а его- Кеша. Он у меня командиром взвода был, целый год. Мы думали, его в Москву перевели. А он видишь — при прокуратуре. Прилетаю ночью — глазам не верю.
— Молодец! — сказал мне тем временем, явно успокоившийся и расслабившийся старлей. — туго тебя обучили.
— Ты не поверишь, Кеша, я тоже потрясен — усмехнулся Сурков. — иногда мне кажется, что не хуже любого нашего молодого бойца.
— Инокентий… — начал я
— Это позывной- засмеялся Обросов- так то меня Игорь зовут!
— Дело не в этом. Дело в том, что вот вас здесь двое морпехов. И оба из морской пехоты срыли, роняя тапки. Так что куда вам до ракетчиков.
— Кеш, — затянулся сигаретой Сурков. — может, отдашь ему гранату? А то говорливый больно.
— Ладно, к делу. — посерьезнел начальник. — мы сейчас повезем задержанных сдавать. Вам я оставляю УАЗик. У тебя здесь вещи остались? — он посмотрел на меня.
Я хлопнул себя по лбу.
— У меня там рюкзак с паспортом! Бумажник, одежда … да и умыться не помешает.
— Забираешь свое барахло, и едете на аэродром. Через — он посмотрел на часы — пару часов уходит борт на Питер. Вы должны улететь. Справитесь? Или вам охрану приставить?
— Все будет нормально — заявил Сурков. — мне надоела Киргизия.
Обросов опять засмеялся, и снова хлопнул меня по плечу. Полез в карман афганки. Мне на мгновение подумалось, что и вправду гранату даст. Но он протянул мне зажигалку Зиппо. Только не блестящую и хромированную, как была у меня. А настоящую американскую, армейскую, зеленого цвета, потертую, и царапанную.
— Бывайте. — он повернулся, скомандовал. Бойцы залезли в кузов к бандитам. Сам он уселся в кабину. И Газон уехал. Во дворе остался Уазик. Я пошел в дом.
Душ манил конечно, но я лишь облился водой по пояс, да почистил зубы. Взял свой рюкзак и куртку. Давно хотелось пить. Прошел из комнаты в большую гостиную. Хотя, она, наверное, здесь по-другому называется. Но в углу, чисто по-европейски стоял угловой бар-шкаф. Его-то я и зацепил взглядом вчера вечером, проходя мимо. Рядом, на тумбе, стояли бутылки с Боржоми. Стеклянные. Открыл лежащей тут же открывашкой. Отпил. И пошел в гараж. Там, вроде бы, под верстаком, валялись армейские фляги.
Во дворе стоял только пустой Уазик. Сурков, с водилой, курили на скамеечке, в глубине сада. За открытыми воротами лежала пустыня, подернутая жарким маревом. В гараже, на верстаке, так и стоял початый мешок с наркотой. Под верстаком и вправду лежало штук пять фляг. А глубже, стояла очень знакомая черная брезентовая сумка. Вытащил ее, и потянул молнию. И снова закрыл. Доллары. Подумал.
Достал зажигалку, что подарил Обросов. Намеки и мы понимать можем. Даже если это не намек. Окинул гараж взглядом. Канистры у дальней стены. В количестве четырёх штук. Полные. Бензин. Ну да. «Догонялка» жрет бензин не по детски. Что ещё. О! Керосиновая лампа, даже со стеклом, под потолком. Ну ка… полупустая. Отлично!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пробуем проткнуть канистру вот этой отверткой, что лежит на верстаке. Нет, это сильно. Отставил в сторону, пускай течёт. Вот так. Из второй канистры закапало как надо. В тиски ее закрепляем. Потом вот эту баночку, сюда на верстак. А под неё, сбоку, палочку. Бензин из канистры капает в банку. Когда банка наполняется, она опрокидывается на горящую керосинку. К этому моменту весь пол будет залит бензином. Открыл и положил на бок оставшиеся канистры. Начинается случайный пожар. Только вот этот огнетушитель, гляди ко ты- американский, прячем под стол. Мало ли, вдруг кто за барханом прячется? Поджигаем керосинку. Фитиль побольше выпустим. Стекло не ставим. И уходим. Минут пятнадцать у меня.
Взял сумку, и накинул на плечо. Другой рукой повесил на пальцы две фляги. Вышел во двор, и направился к Уазику. Закинул на заднее сидение черную сумку, свой рюкзак, и куртку. Сурков с водилой не обратили на меня никакого внимания. Да им и не очень видно. Пошел в гостиную. Налил в одну флягу Боржоми. Открыл бар. А не плохо тут с алкоголем, в мусульманской республике! Выбрал Хенесси. Перелил во флягу и пошел на выход…
Караул на воротах военного аэродрома пропустил УАЗ без звука. Я проворчал про проходной двор. Сурков пояснил, что у прокурорских вездеход во все части округа. И ткнул в прямоугольник на лобовухе.
Чёрную сумку Сурков увидел только когда мы выгружались у КДП, возле полосы. Взгляд его мгновенно резанул по мне, и вокруг. Потом стал обычным, скептично — ироничным Сурковским взглядом. Машина уехала. Оттащили барахло к скамеечке в тени. Серега ушёл внутрь. Спустя минут десять вернулся. С брезентовым десантным мешком, типа баула, в который и засунул сумку. Сообщил, что вылет через сорок минут, доедем с экипажем. Потом уселся рядом и мы закурили.
Он курил и рассказывал, что вчера, в шесть вечера, к ним приехал Фред. Обаял Ирку и убедил ее, что Сергею нужно срочно отлучится на пару дней. Вылетел на семьдесят шестом, из Пушкина, в восемь вечера. Прибыл в четыре утра. Здесь его встретил Обросов. Поведал, что позвонили из Москвы. Нет-нет, Дух, это не Иркин дедушка. Просили отыскать Андреева, отправит в Питер, встретьте сопровождающего. Заодно старлей рассказал, что в шесть утра начнутся аресты местной верхушки. Наркота и злоупотребления. Твой Андреев прилетел вчера вечером и уехал с Пьянковым к нему на дачу — уединённый дом посреди пустыни. Обросов — старший группы захвата этого Пьянкова и его людей. Пойдём переоденешься, и поехали.
Вокруг, несмотря на неслабую жару, кипела армейская жизнь. Бегали какие то солдаты. Сновали офицеры. Пару раз, за КДП, взлетали и садились самолеты. Я слушал Серегу, и думал, что Фред крут. Узнать о принятом в ГенПрокуратуре решении, это…даже не знаю. С другой стороны, похоже, и здесь тоже информация прошла. Ничем иным объяснить произошедшее нельзя. Я вспомнил шум авто, что приезжало на дачу ночью.
На парковку заехал УАЗ-буханка. Из диспетчерской вышла группа в лётных комбезах. Сурков встал. Офицеры подошли к нам.
Старший по званию, майор, — командир экипажа, пригласил в УАЗик. Тот отвёз нас в дальний конец ВПП, где стоял ИЛ-76, с откинутой рампой. Рядом стоял заправщик. Экипаж полез в самолёт, попросив нас обождать. Мы с Сурковым встали в тени фюзеляжа, вокруг никого не было, и он спросил:
— Сумка — это то, что я думаю?
— Да. — мне вообще не хотелось говорить, слишком нервное утро выдалось.
— Блять, Дух! Это все от того, что ты в финансовый восстановился, одни деньги на уме.
— А ты бы хотел чтоб я был гинекологом…
— Я бы хотел уже свалить из этой гребаной Киргизии!
— Это Туркмения, Сурков.
— А что, есть разница? Вот скажи мне, Душина, ты сможешь отличить таджика от киргиза?
— Жаль, хотел город посмотреть. И вправду было интересно, что здесь за жизнь.
— Здесь дивизия мотопехоты стоит, и авиаполк.
