Итак, мы спокойно подсобрали снаряжение, просушили и свернули 500-тку, заколотили ящики с образцами. Всю посуду и ведра сложили в большой фанерный ящик от лодки, снесли все на вертолетную площадку и прикрыли брезентом, придавив его теми же ящиками и лодкой. Оставили только личные вещи, рацию, спальники, кастрюлю и чайник…
Когда прилетел вертолет, мы загрузились и вылетели в Жиганск. Так прошел мой первый полевой сезон на речке Улах-Муна на участке Верхне-Мунского кимберлитового поля.
Самые прекрасные воспоминания, прекрасный сезон, прекрасные дни…
Эвакуация
Но это не конец рассказа, это только вступление ко второму сезону!
2. КИМБЕРЛИТЫ. СЕЗОН ВТОРОЙ
В Москве мы готовили материалы о проделанной работе и составлению альбомов дешифрируемости кимберлитовых тел. А их всего на Сибирской платформе было выявлено около 300 «штук». Пока получалось, что дешифрируются на аэроснимках около 15%.
– Где же твоя хваленая статистика? – сказал как-то Осташкин. – Что же ты ни одной не нашел?
Что я мог сказать? Не говорить же мне ему, что за буднич-ностью работы и малому навыку по кимберлитам я просто механически делал намеченную работу и надеялся только на минанализ лаборатории.
Постепенно приходили результаты из лаборатории и вот, как-то, нам передали очередную ведомость. В основном пробы были пустые или говорили о слабом заражении, но одна проба меня поразила: она содержала минералы оливина, пикроиль-менита и, главное, много анкилита – не количество зерен, а процентное содержание! Много – процентов 5 (если не15). Сейчас уже точно и не помню…
Леша Тимофеев
Что за анкилит? С чем его едят? Мне было неудобно рассп-рашивать об этом в своей партии, показывая свою некомпетен-тность, и, перед тем как заглянуть в учебник, я пошел для кон-сультации в партию Сибирцева к Леше Тимофееву, моему кол-леге, моему живому ходячему справочнику по всем возникаю-щим вопросам.
Он сразу сказал, что это минерал ультраосновных пород из группы редкоземельных и в незначительных количествах вст-речается в кимберлитах. Я покопался в умных книжках и понял, что встреченный набор минералов присущ разным породам, но вместе они могли содержаться только в кимберлите.
И я показал результат анализа Осташкину – работает ведь статистика! Хоть одна фотоаномалия, но подтвердилась. Дешифрировалось это место нe пятном на аэрофотоснимке, нe темным шлейфом, а как разрыв структурного уступа. Вот идет уступчик по склону… и как проглотил кто-то из него кусочек…
– На будущий сезон заверим, – сказал Игорь Михайлович. Ему передали практически весь состав партии Сибирцева и он планировал на «нашем» участке дальнейшие работы с использованием воздушной и наземной магнитометрии, попутной металлометрии по профилям наземной магнитки, горными работами (вручную, без взрывчатки) и проведением УШО по некоторым участкам выделенной нам территории.
Я наметил себе на полевой сезон крупный протяженный ручей, приток р. Укукит, по которому в большую воду можно было попробовать сплавиться на резиновых понтонах 500-ках. В приустьевых частях притоков самого ручья надо было провести УШО; навестить трубку «Обнаженная», вскрывающуюся скальным выходом по правому склону в обрыве на речке недалеко от устья ручья и заверить несколько фотоаномалий, выделяющихся не снимках темными пятнами с четкими или расплывчатыми контурами.
Разрыв уступа
И вот, залетев на неделю в Нюрбу, я вновь в Жиганске, базовом поселке экспедиции. Арендуемых домов было не так уж много и мы размещались тесно, но дружно и весело. Партия была молодая, дружная и веселая, основные полевики были недавние выпускники геологического института или техникума. Мы все время подтрунивали друг над другом…
Так, поработав в Верхоянье с Башлавиным, я научился у него предусмотрительности и старался с тех пор предвидеть по возможности все, с чем можно столкнуться при проведении полевых работ. А некоторые высказывания Дмитрия Константиновича я использовал как поговорки-инструкции, чем веселил ребят и даже хмурого Осташкина.
Помню, как-то, замучавшись ждать обещаемого каждый день вертолета, Башлавин сказал: – Погоду надо ломать! Выезжаем! – И мы, сняв лагерь и загрузив вездеход, выехали в моросящую сырость к новому месту лагеря… Вертолет догнал нас через час после выезда…
– Погоду надо ломать! – улыбаясь, стали часто говорить мы, не трогаясь с места.
Или еще – Башлавин был страстный охотник, во всяком случае любил это дело. Выбирал себе самые дальние маршруты, чтобы возможность встретить оленя или барана была наиболее вероятна и винтовка у него была, а не карабин, чтобы бить на более дальние расстояния. И стрелял он, посылая пулю за пулей, учитывая упреждение. И ведь попадал… За 300, 400, 500 метров, да ведь часто еще и вдогонку. И рабочих брал двоих, чтобы легче донести добычу до лагеря. И, кстати, он был нашим основным кормильцем.
А, возвращаясь в лагерь, как-то на вопрос Ивана Раскосова, нашего радиста (из старой гвардии), встречавшего приходящих из маршрута, стоя у костра и облокотившись на слегу тагана: – Ну, как там, Дим, что там?.. – Башлавин стал рассказывать, как он встретил барана, как стрелял, но тот ушел и говорил, что видел кровь на камушке… Иван поддакивал, качал сокрушенно головой, а когда Константиныч пошел к своей палатке, сказал вслед ему улыбаясь и явно подтрунивая: – Охотник «хренов»…
С тех по выражения – «Охотник хренов» и «была кровь на камушке» стали тоже нашими, часто повторяемыми выражениями.
Горные бараны
Мне же как-то везло встречать живность недалеко от лагеря. То куропатку подстрелишь, то утку, а как-то, вернувшись из маршрута, я заметил двух баранов, пасущихся на склоне сопки прямо возле лагеря. Я подкрался поближе и выстрелил из малокалиберки (карабина в этот сезон мне не успели переслать из Зырянки – он был там на хранении в УВД). Я почувствовал, что попал, выстрелил еще, выпустив обойму (звук выстрела из мелкашки это не грохот из карабина) и почему-то у меня кончились патроны. Обычно у меня был приличный запас. Мы занорились в палатку и наблюдали, как один пасся, негромкое щелканье пулек о щебенку его не особенно беспокоило, а второй тревожно озирался, не пытаясь уйти. Потихоньку они передвигались вверх по склону к вершине. Мы ждали Башлавина и, когда он пришел, бросились к нему:
– Константиныч! Бараны! Один ранен! Добей! – Башлавин, что-то ворча, осторожно подкрался к подножию сопки и выстрелил в раненого. Тот упал, а второй подпрыгнул и скрылся за сопкой. Осматривая добычу, Башлавин сказал мне:
– Ты перебил ему коленный сустав и ему было трудно передвигаться. Это взрослый баран. Если бы ты ранил молодого, то старый ушел бы и увел молодого за собой.
Сохранение мяса обветриванием
Хранили мы мясо по разному: у Шульгиной засаливали в фанерные бочки из под сухой картошки или в молочных флягах, ставя их на мерзлоту; у Башлавина складывали в большой брезентовый баульный мешок и, привязав веревкой, бросали в ручей на глубокое, но проточное место; у Осташкина – подвешивая на слеге в тени на ветерке.
Я и Лачевский на берегу Лены. Жиганск.
А в Жиганске меня, например, поразил хозяйственник партии. Я привык, что любую вещь, нужную тебе из снаряжения или продуктов, нужно было буквально выпрашивать. Помню, Дыканюк Женя в паре с Володей Антоновым, шутя, но с серьезным деловым видом, приходя с заявкой на канцелярию, спрашивали кладовщицу:
– Ковши экскаваторные есть?..
– Нет! – Тут же, даже не задумываясь и без тени улыбки, серьезно отвечала та.
– А замки замочные?..
– Нет!
А здесь, Лачевский, крупный, пожилой, седовласый, необычайно спокойный мужчина, просто сказал мне: – Пойдем посмотрим… – Мы пошли на склад и я получил то, что просил.
На выбранный для работ участок я вылетел в паре с Лешей Жадобиным, немолодым, но крепким напарником-радистом (старой гвардии) и рацией РПМС с двойным комплектом батарей, двумя понтонами 500-ми, снаряжением и продуктами на пол сезона. И, хотя нас было всего двое, вещей набралось прилично. Вертолет высадил нас на небольшой песчано-галечной косичке. Мы выбрали рядышком, но повыше ровную площадку и поставили палатку.
Пятно-шлейф фотоаномалии трубочного типа.
Металлические колья («пальцы» траков ГАЗ-47), две раскладушки, по листу кошмы на них и спальники – 15 минут и палатка стоит. Я даже стояки и перекладину для палатки затем возил с собой, чтобы не рубить новые и не терять время. Они высыхали и были очень легкими.
