— Выходите, давайте отдохнем: у нас впереди еще час езды, прежде чем мы достигнем Ханахина.
Лизл последовала за ним, медленно спустившись по круто уходящей вниз тропе среди скал, и почувствовала, как ее ног коснулся мягкий песок пляжа. Дождь прекратился, но ветер все еще метался и ревел, как живое существо; он набрасывался на все, что лежало на пути, и грозные валы разбивались о скалы внизу. Казалось, они играют в вечные "кошки мышки" с берегом.
В пределах обозрения не было никаких признаков человеческого жилья, а единственным признаком пребывания человека был след шин автомобиля Джеймса на верхней дороге.
Они пошли по пляжу. Ветер заставлял Лизл задыхаться, но тут же наполнял неизъяснимым восторгом. Во всем присутствовало чувство свободы и дикости, и пока Лизл шла возле Джеймса, чья высокая фигура заслоняла ее от морского ветра, она мало-помалу чувствовала, как напряжение внутри спадает. Они шли минут пять, пока Джеймс не остановился у подножия крутых нависших скал и не указал ей рукой на выступ, укрытый от ветра. Он и сам сел и сказал:
— Это, должно быть, совсем не похоже на Святую Землю.
Она весело рассеялась.
— Понятия не имею: я никогда не бывала там.
Он быстро взглянул на нее.
— Но я думал, действие "Сестер Иудеи" происходит в Святой Земле?
— По сценарию — да, — снова рассмеялась Лизл, но пейзажи мы снимали в основном на Брекон Беконз. Они там очень красивы, поверьте мне. Самое близкое напоминание о Иерусалиме для нашей съемочной группы — это были традиционные артишоки в ресторане в Эбергэвенни.
— Так вот где этот фильм снимался — в Уэльсе? — Джеймс удивленно присвистнул. Лизл кивнула головой. — Кто бы мог подумать? Век живи — век учись. — Он пристально рассматривал каждую черточку ее лица. — Как вы можете выносить такую жизнь?
Лизл пожала плечами.
— Я сама выбрала эту жизнь, и у нее тоже есть свои прелести.
Ветер выл и метался у их ног, но Лизл чувствовала себя тепло и уютно в укрытии скалы.
— Вам не холодно? — спросил Джеймс.
Она подвинулась вглубь выступа.
— Совершенно тепло.
— Ведь вы ведете сумасшедшую жизнь, правда?
— Некоторые думают так; но я уже сказала: у этой жизни есть свои преимущества.
— Какие преимущества?
Ее голос с трудом пробивался сквозь вой ветра.
— Я люблю свою жизнь. Другой я не знаю.
— А если вы однажды встретите человека, за которого захотите выйти замуж? Вы оставите свою профессию?
Лизл засмеялась и сделала небрежный жест рукой.
— Не думаете же вы, что можно все в одночасье бросить и послать к чертям? Будет только хуже.
— Но вы сделали бы это?
— Я не собираюсь замуж, — беспечно сказала она. — Не думаю, что я способна ужиться с эгоизмом еще одной актерской натуры. — Джеймс заметил, как морщина пересекла ее лоб и моментально исчезла, выдав, тем не менее, болезненные воспоминания о недавнем прошлом. — Или выйти замуж за такого же актера, как я.
— Но почему это должен быть непременно актер?
— Все мужчины, с которыми я знакома, крутятся в этом бизнесе.
— Но возможно, вы встретите человека другой профессии. Что тогда? — Тон голоса Джеймса был неподдельно любопытен.
— До сих пор я не была знакома ни с одним мужчиной другой профессии, так что этот вопрос не возникал.
— Но вы же встретили меня.
Взгляд Лизл стал холодным.
— Это совсем иное дело.
Джеймс улыбнулся, и Лизл снова заметила обезоруживающую, чарующую улыбку — и пристальный, притягивающий взгляд темных глаз.
— Не вижу, что тут "совсем иное". Всегда может встретиться кто-то где-то, кто заставит вас изменить взгляды и образ жизни.
Она понимала, что он говорит все это в шутку, однако по какой-то непонятной причине эти слова приятно задели ее — и она почувствовала внутри какой-то звоночек. Однако тут же решила переменить тему.
— Ну, а что насчет вас?
— Насчет меня? Что именно?
— Чем вы занимаетесь?
— Я ухаживаю за лошадьми.
Лизл ждала, что он побольше расскажет о себе, но он не проронил больше ни слова, хотя она ждала несколько минут. Она решила продолжить сама.
— Да, я припоминаю теперь. Ханахин знаменит своими скакунами, не так ли? Припоминаю, что Бабушка что-то мне говорила. И это занимает все ваше время?
— Вовсе нет. Еще я рисую.
— Рисуете? Что именно? — Он пожал плечами, будто не желая отвечать, и она шутливо продолжала: — Лошадей? Копыта и подковы?
Он усмехнулся, и в углах его глаз собрались морщинки.
— Картины. Пейзажи, морские виды, иногда портреты — но в них я не очень силен. Вот отчего мне нравится этот край: мне нравится бродить где-нибудь в таких вот диких местах и переносить на холст то, что я чувствую. Я рисую с тех самых пор, как помню себя. Это позволяет мне отдохнуть от работы. — Он повернулся к ней, и ей показалось, будто он смущен, признаваясь в своей любви к искусству. — Вам действительно не холодно?
— Нет, все в порядке.
Он пристально глядел на нее, и, встретив этот взгляд, она прочла в нем смешение чувств. Что это было: любопытство? восхищение? а может быть, некоторое презрение?
— Вы были раньше в Ирландии? — спросил он.
Она покачала головой:
— Никогда.
— Март — наверное, не самый лучший месяц для приезда сюда. Мне думается, вы могли бы выбрать более экзотическое место для своего долгожданного отдыха.
Лизл иронически засмеялась.
— Ирландия — это ведь так чудесно. Она далеко от цивилизации. А это именно то, в чем я нуждаюсь сейчас: в полном покое и тишине. Мне нужно побыть хоть немного подальше от людей, которые утеряли общечеловеческие ценности.
Наступила пауза. Лизл чувствовала на себе его взгляд.
— Что же у вас за жизнь, если вы не можете в ней никому доверять.
— Ну, не совсем так, — быстро возразила она.
Она развязала шарф и сняла его с головы, и теперь ее волосы свободно падали ей на лицо, как яркая пелена. Это напомнило Джеймсу, даже в полумраке их укрытия, мягкий свет свечей.
— А почему вы делаете это?
Лизл изумленно взглянула на него.
— Делаю — что?
— Играете. Почему вы играете? Это искусственная жизнь; это развлечение для людей, которым больше нечем заняться.
Она издала удивленный смешок:
— Я так не думаю.
— Но ведь это так — это все неправда. В вашем мире нет ничего реального.
— Я могла бы сказать тоже самое о вашей жизни. Почему вы рисуете?
— Это совсем иное.
— Вовсе нет. Вы же сами признались, что рисуете потому, что вам это доставляет удовольствие. Так отчего вы рисуете?
Он пожал плечами, и взгляд его блуждал по серой дали океана. А Лизл, желая знать больше об этом человеке, спросила:
