еще чем-то. Подруга редактора только что начала монтаж сорокаминутного фильма со спецэффектами о поэте «родного языка» на среду следующей недели – естественно, для них это больший приоритет, чем мой завтрашний сюжет, для монтажа которого мне пришлось бы явиться к пяти утра. Я хлопнул кассетами и монтажным листом по столу: «Вот!» – и оставил их перед монтажером. Он понимающе кивнул, посмотрел на кассету, прочитал на наклейке фамилию оператора и удовлетворенно кивнул еще раз. Я вышел.
На улице шел снег. Медленно падали белые хлопья, а фонари превращали эту картинку в рождественское кино. Я уткнулся носом в жилетку и широкими шагами попрыгал через сугробы. До метро идти одну остановку, и я брел среди машин по укатанной дороге. В ресторане напротив пили вино, люди брели по снегу и заглядывали в большое стеклянное окно заведения, а оттуда им отвечали взглядами ценители горной кухни. Машины не двигались, пробка получилась из-за стоящего посреди дороги автомобиля – какая-то женщина пробила колесо, и мужчина помогал его менять; в принципе, примерно об этом я и снял сюжет… Как в фильмах о великом переселении народов, люди под снегом единым потоком брели к метро. Я думал о том, что все они находятся во власти столичного ритма, и лишь один я, благодаря мыслям о море, не подвластен этому тормозящему магнетизму.
Поезд быстро домчал до центральной станции, и, не выходя из-под земли, я перешел в большой торговый комплекс под главной столичной площадью. У входа стояла небольшая очередь к фотолавке. «Как раз успею смотать». – С этой мыслью я достал «Практику», оттянул кнопку спуска и перемотал пленку. Я крутил не церемонясь – здесь можно было сдать ролик в проявку, даже если у него не торчит «язычок». Приемщица приветливо улыбнулась, и я отдал ей катушку.
Все магазины закрывались, но «Джунгли» ждали гостей. За нашим столом собралось уже человек пятнадцать, и все обсуждали вечерний монтаж – кто на него попал, кто нет, почему, кто в этом виноват, кто не слишком и как сегодня идет снег. Скоро мы перешли за стойку на коктейльный марафон. После двух «Маргарит» у меня зазвонил телефон.
– Просили передать – сегодня твой сюжет точно не смонтируют, выходи завтра. – В голосе координатора скользило притворное безразличие. Я подумал о море и положил трубку.
– Смешай мне, ммм… – Я посмотрел на бармена. – Смешай мне водку с апельсиновым соком и персиковым ликером.
– Водка, сок, персиковый ликер? «Секс на пляже»? – уточнил бармен. Я отвернулся от телефона и посмотрел на парня.
– Да, «Секс на пляже», – сказал я и будто сделал открытие. Над рядами бутылок висели часы – десять минут одиннадцатого. Я залпом выпил коктейль, расплатился, на выходе зацепил жилетку и выскочил из «Джунглей». Мои собутыльники что-то кричали вслед, но я даже не попрощался. Охрана закрывала входные двери в торговый комплекс.
– Ребенок, там остался ребенок! – С этим воплем я пронесся мимо оцепеневших охранников и домчался до фотоларька. Приемщица выпустила из рук навесной замок и вытаращила глаза.
– Открывай, заберу пленку. – Я прерывисто дышал.
– Вы что, мы же сдаем, сдаем ее… Ее увозят в лабораторию…
– Где она? Где лаборатория?
Она взяла с прилавка визитку с адресом, а я выдернул картонный квадратик у нее из рук и помчался на метро. Поезд пришел сразу, я быстро доехал до нужной остановки и выскочил на улицу. Коктейли грели, хотя я уже успел порядком протрезветь от такого кросса. Люди небольшими группками стояли под снегом на конечных остановках и никуда не торопились. Я рассмотрел визитку – на ней был нарисован план, дома и улицы. Лабораторией оказался двухэтажный павильон у моста, я влетел в помещение – грузчики носили большие кюветы, свертки, упаковки с наклейками адресов. Я оказался у стола и положил бланк своего заказа. Парень на выдаче, не посмотрев на бумагу, уточнил:
– Чебэ? Двадцать четыре кадра, торговый комплекс? – Оказалось, приемщица успела его предупредить, несмотря на мое странное поведение – или как раз из-за такого поведения.
– Да, моя!
– Ну вы же понимаете, что мы не успели ее проявить? – Парень положил на стол ролик.
– Да-да, – проронил я и выскочил на улицу. Половина одиннадцатого. Под мостом стояла очередь из такси. Я подбежал к первой машине, щелкнул ручкой двери и назвал адрес. Водитель помялся, пришлось добавить, и мы поехали. Я боялся опоздать. Без пятнадцати одиннадцать я выскочил из машины перед многоэтажным домом в спальном районе и по лестнице взлетел на одиннадцатый этаж – на лифте не ехал специально, вдруг застрянет? Открыл входную дверь и ворвался в квартиру. Окна были закрыты – зима. Я крепко завинтил все краны, газ, закинул в рюкзак фотоаппараты, переложил их пледом и закрыл дверь. У соседа был свой ключ, через неделю он должен был вернуться с гастролей – уже в такси я вспомнил, что оставил мусор и бессовестно опустошил холодильник.
К одиннадцати я подъезжал к вокзальной кассе – очереди оказались невероятными, и быстро поменять билет едва ли было возможно, поэтому я сразу помчался к автобусу. Он уже отъезжал, неловко протискиваясь задним ходом между людьми и машинами. Я забарабанил в дверь, и водитель открыл.
– Есть места? Договоримся! – то ли скалясь, то ли улыбаясь, прорычал я в темноту куда-то в сторону руля.
– Договоримся, – покладисто и тихо сказал водитель-сменщик, лежащий сразу на двух сиденьях у двери, и я протиснулся в салон. Оказалось, что мне придется пересаживаться, если будут пассажиры, на свободные кресла и, возможно, придется ехать стоя. Поэтому я сразу облюбовал место на ступеньках и расселся, в общем-то, удобнее всех – расстелил плед и положил голову на шкаф с напитками. Автобус в весну тронулся, и впервые за долгое время я почувствовал себя спокойно.
…Я открыл глаза. Болела шея, я не чувствовал ног, с похмелья мутило. Я понял, что проснулся от жары, и снял пуховую жилетку. Попробовал встать и сразу присел – ноги затекли до боли. И все же я поднялся, стоя на ступеньках, прислонился лбом к стеклу двери. Обрывки сна и короткие ночные остановки наконец-то привели меня в единственный город, который мне так нужен и где меня ждут. Мы подъезжали. Поля, мост, разметка становится аккуратнее. Появились указатели, и скоро я увидел знакомые улицы, освещенные рассветным солнцем, – здесь давно уже не было снега, а все казалось таким близким и родным, будто я сам все это расставил, а никто и не посмел что-то тронуть. Неприятно удивили лишь огромные рекламные щиты со слоганами политика, о нем за обедом и спорили журналисты
