– Но учти, это должен быть настоящий убийца, а не липовый, не кто-то случайный, на кого тебе вздумается «повесить» сегодняшние два трупа. Иначе будешь должен мне два ящика. Короче, я держу тебя на контроле, понял?
– Хм, – хмыкнул Ипсиланти. – Идет. Ребята, разбейте...
Жена Фисуна Марьяна перестала голосить, едва отъехала последняя машина. Она включила свет во всем доме, в комнатах и коридорах – ей было страшно. И все же отпустила тех, кто должен был охранять покой Фисунов, в одиночестве ждала новостей. Время от времени Марьяна брала трубку и звонила в больницу, но ей отвечали, что операция еще не кончилась.
– Когда же она кончится! – в сердцах бросала трубку у ног, затем ее взгляд хищно нацеливался на картину, висевшую на стене напротив, Марьяна замирала.
Не степь ковыльная ее привлекала, не восход солнца на картине, а то, что пряталось за полотном. Из состояния столбняка Марьяну выводил попугай, начинавший вдруг гортанно выкрикивать:
– Дай пожрать! Бакс хочет Марьяну. Трахнуться хочет Бакс!
– Заткнись, урод, – бормотала она, с ненавистью поглядывая на птицу.
– Заткнись, урод! – повторял Бакс радостно.
Эта гадость на жердочке в гостиной последнее время повторяла все, что ей удавалось услышать, а папаша Фисун приходил в дикий восторг. Не думала Марьяна, что ненависть возможна к глупой птице, которая механически повторяет набор слов, вбитых в ее тупую голову тупым папой Фисуном. Но серый увалень с кривым огромным клювом раздражал ее ежедневно. Его пух летал повсюду, попадая в тарелки, отчего Марьяну выворачивало. Специфический запах от него она чувствовала даже в ванной, а мерзкие лапы с когтями, как у вампира, переступающие по спиленному сучку, вызывали постоянное чувство омерзения, особенно во время приема гостей, когда ели и пили в гостиной. И цепь гремела сутками, будто по дому бродит призрак. Папа Фисун посадил Бакса на цепь, как собаку, а эта тварь любит полетать, погрызть мебель, свалить парочку дорогих предметов интерьера.
Марьяна мечтала увидеть Бакса в кастрюле с бурдой для Цента – такой же тупой и невоспитанной, как папа Фисун, черной псины, от которой тоже нестерпимо воняло и которая постоянно чесалась.
Однажды Бакс клюнул Марьяну – он невзлюбил ее или ей так казалось. После этого у нее едва не началась гангрена, ведь чертов попугай гигиену не соблюдает и клюв зубной щеткой не чистит, – руку резали два раза, изуродовав ее шрамами. На пластическую операцию, чтобы сгладить рубцы, Фисун денег не дал, посчитав это пустой тратой, мол, и так сойдет. Сойдет до поры до времени, пока Марьяна Фисуну не наскучит и не появится следующая стокилограммовая матрешка. Муж удивительно жаден, Марьяна не раз унижалась перед ним, выпрашивая деньги. Но Фисун сейчас на операционном столе, выживет или нет – от этого зависит будущее Марьяны. Жалости к нему она не испытывала, пожалуй, ей было жаль себя.
Глава 3
Бар гудел многоголосьем, музыка гремела, сотрясая воздух, а вместе с воздухом и тех, кто находился в помещении, яркие вспышки синего света ослепляли. Осокин протиснулся к стойке сквозь толпу танцующих в экстазе девчонок и мальчишек, спросил бармена, где найти Вия. Тот лишь кивком головы указал слегка в сторону и вниз.
Под баром простирается подвал. Вий привел его в надлежащий вид, превратив в гостиную, принимает там «высоких» гостей, а точнее – покупателей, ну, еще собирается с друзьями. Оттуда можно выйти из бара незамеченным через запасной выход, о котором практически никто не знает. Всякое случается, подстраховка не помешает, тем более при таком опасном хобби, как у Вия.
Осокин спустился вниз, остановился, не выходя из-за столба, поддерживающего винтовую лестницу, изучил обстановку. В гостиной за столиком с Вием сидели два незнакомца. Один из них держался с достоинством, какое встречается у поганцев, имеющих кучу денег и массу комплексов. По тому, как он сидел, как бросал фразы, как вообще вел себя, Осокин определил: завышает свою значимость. Второй был попроще. Единственное, что бросилось в глаза, – он с параноидальной маниакальностью отщипывал от щепки кусочки и бросал их себе по ноги. Не замеченный незнакомцами, Осокин юркнул под лестницу, отворил дверь в следующее помещение – уютное и небольшое, с тахтой и старым-старым холодильником. Он слышал, как Вий попрощался с гостями, как скрипела лестница под их ногами, затем все стихло. Через пару минут лестница заскрипела вновь, потом дверь комнатки открылась.
А вот и Вий – с простецкой улыбкой до ушей, с лохматой бородой до груди, с волосами ниже плеч и лентой, опоясывающей лоб. Говорят, крупные люди добрые. Не всегда. Но Вий – добрейшей души, жизнерадостный человек. Правда, если понадобится, хребет переломает одной правой... или левой, у него обе руки крепкие, так что лучше его из себя не выводить. Встречаются люди, которым везет с пеленок, к ним относится Вий. В каких только переделках он не побывал, а жив и здоров. Кличку дал ему в батальоне Осокин сто лет назад, когда друг лишился левого глаза из-за ранения. Возможно, уместнее была бы кличка Корсар, но раненый тогда постоянно жаловался:
– Все время хочется веко поднять пальцем, я его ощущаю.
Осокину припомнился персонаж из гоголевского ужастика, который просил поднять ему веки, он и пошутил вслух. Так кличка «Вий» и приросла к другу.
Вспоминать об этом Осокин не любит, потому что есть только настоящее, оно стоит того, чтобы не вспоминать прошлое. Сейчас у Вия вместо уродливой щели на месте левого глаза стоит протез, он вполне прилично смотрится, только глаз постоянно открыт, но кличка осталась. Впрочем, он и по габаритам похож на гоголевского персонажа, а последнее время еще и в весе прибавил, короче, вид у него устрашающий: Осокин рядом с ним щенок, – познакомиться с Вием обычно людям не хочется. Наверное, по этой причине от него убегают женщины.
– Привет, – улыбался Вий, отбрасывая длинные волосы назад движением головы. – Что-нибудь стряслось?
Осокин водрузил футляр аккордеона на стол, отбросил крышку, отошел, молча приглашая друга посмотреть. Тот приблизился, заглянул в футляр и присвистнул:
– Ух, ты! Где взял?
– Нашел.
– Прямо так: идешь по улице и...
– Ага. Стоит аккордеон, а в футляре...
Не важно, поверил Вий или нет, он принимает ту информацию, которую ему выдают.
– «Галил»... – благоговейно прошептал Вий, достав винтовку и лихо разложив приклад, затем сошку. Поставил оружие на стол. У него не было слов.
– «Галлил»? – припоминал Осокин. – Израильская?
– Угу. У меня такой нет.
Мало того, что ходит Вий до сих пор по планете по причине везучести, так еще наследство получил. Скромное наследство, ничего не скажешь, но хватило, чтоб открыть забегаловку для недотеп постподросткового возраста. Наркотиков в баре не водится, Вий тщательно следит за этим, следят и его вышибалы. Стоит только заметить неестественное оживление, сразу ищут источник этого оживления, находят, ибо в помещениях установлены камеры слежения, после чего вызывают ментов, те гребут подряд и тех, кто продавал, и тех, кто употреблял или покупал. Это не стукачество, а принципиальная позиция. Вий не желает, чтобы его клуб снискал дурную славу, а папы с мамами не пускали к нему отпрысков избавиться от лишней энергии. Есть и другая, главная причина, почему Вий гонит прочь всякую шушеру с дурью. Тот, кто держал в руках оружие, кто знает его и любит, расстаться с ним соответственно не может. Вий коллекционирует современное оружие. Разумеется, продает тоже. Не первому встречному, не бывшим врагам, а по рекомендациям знакомых. Зачем ему лишние проблемы из-за наркоты? Зачем ему обыски, слежка и так далее?
– Знаешь, насколько она тяжелее нашей СВД? – Вий не смотрел на Осокина, а разглядывал винтовку со всех сторон. – На один килограмм восемьсот пятьдесят грамм. Во как! У этой и дальность эффективного действия меньше, всего шестьсот метров, а у СВД – тысяча триста. Но в «галиле» что хорошо, так это количество патронов – двадцать. А у нашей всего десять, хотя калибр одинаковый. Не, наша лучше. Но вот такой у меня нет. Сколько хочешь?
– С друзей денег не беру, – хмуро пробубнил Осокин, доставая из холодильника пакет с соком. – Так забирай.
– А я халяву не люблю, – любуясь винтовкой, сказал Вий. – Халява потом двойными потерями оборачивается, это я по себе знаю. Слушай, показал бы место, где «галилы» валяются, а?
– Тогда... – отпивая сок прямо из пакета, сказал Осокин, тоже глядя на «находку», – подержи у себя. Когда понадобится, заберу. Идет?
– Идет, – рассеянно произнес Вий и вдруг напрягся. – Дар, что-то я не понял. Тебе понадобится снайперская винтовка? Зачем?
– Как обычно. Найду покупателя, притащу бабки, заберу винтовку.
– А... – удовлетворенно протянул Вий, и снова его взгляд, полный любви и нежности, приковался к винтовке. Иные женщину так не ласкают взглядом. – Согласен. Подержу у себя, пока не налюбуюсь, потом толканем. И глушитель! И лазерный прицел... Между прочим, ее загнать за хорошие бабки можно. Наши папуасы питают страсть к импорту. Придурки. Видел двоих? Тот, что старше, такого крутого из себя корчит – мама моя родная. Говорит: «кольт» хочу. Представляешь? «Кольт» ему нужен... Ха! Я ему, не отходя от кассы: какой «кольт»? Он мне: ты не знаешь, что такое «кольт»? Я: почему же, знаю. Но, говорю, «кольтов» много: «кольт Лоумен», «детектив Спешиэл», «кобра», «вайпер». Это все «кольты». Какой точно, говорю, тебе нужен «кольт»? Он мялся, мялся, потом нашелся: какой посоветуешь? Я ему парочку подборок кинул. Полистай, говорю, выбери, а то оружие – это как жена, выбирать надо по вкусу. Не буду ж я какому-то недоразвитому объяснять, что если на дело идти, надо наше оружие брать, оно надежней. Мне выгодно сбыть дорогую игрушку, а чем дальше от нас она сделана, тем дороже стоит, верно?
