Он вынул пистолет. Глаза окончательно привыкли к темноте. Последняя ступенька. Осокин протянул руку к выключателю. Вспышка света. Прищурив глаза, Осокин рассмотрел на тахте... Юля! Она терла пальцами глаза у переносицы, в ее позе и движении было что-то трогательно-детское. Осокин оперся спиной о стену, вздохнул с некоторым облегчением. Тем временем Юля привыкла к свету, обхватила колени руками и больше не походила на девчонку. На тахте сидела взрослая женщина, смертельно красивая и с вселенской грустью в огромных черных глазах. Если есть совершенство на земле, то в первую очередь это Юлька. В отличие от большинства красивых женщин она не стяжательница и далеко не глупа.
– Для меня приготовил? – Указала она глазами.
Он вспомнил о пистолете, сунул его под куртку, после чего остановил строгий взгляд на Юле. Ее не проймешь ни взглядами, ни словами, она живет сама по себе, поступает, как заблагорассудится. Поскольку она молчала, не соизволив объясниться, он потребовал:
– Отдай ключ. – Она отвела глаза в сторону, значит, отдавать не собирается. – Я не хочу зависеть от случая. Если к тебе подберутся...
– Тогда я съем его, – сказала она тем тоном, который нельзя отнести ни к одному состоянию. Через слово передается внутренняя жизнь, степень нервности, эмоциональный градус. Нет, Юля в этом смысле говорит и ведет себя, как в зале ожидания, где полно народу, – умеренно, кратко, спокойно.
Снаружи раздался шум мотора. Юля не отреагировала, а Осокин осел у стены, поставив локти на колени и свесив кисти рук. Он ждал и слушал. Вот открылась входная дверь, вот слышны шаги, еще одна дверь издала характерный звук, заскрипела лестница. Гера взобрался только до половины корпуса, бросил взгляд в комнату и, оценив обстановку, произнес:
– Я так и знал. – Реакция Юли никакая. – Понимаешь, сдернула из ресторана, потому что ей не нравятся мои коллеги, – как бы пожаловался Гера Осокину. – Без шубы, считай – голая, не предупредив. Ты, дорогая, воспаление легких схватишь, если будешь в такую погоду гулять по улицам голая.
– Я взяла такси, – наконец вымолвила она, но ни оправдания, ни смущения, ни других чувств в интонации не слышалось.
Гера под стать Юльке. Если Осокин внешне отдаленно напоминает романтического принца (правда, принц без дворца – пародия), то Гера – образец мужественности. Он рослый, с великолепной шевелюрой темных волос, с волевым подбородком... Да что говорить! Сошедший с экрана супермен – не иначе. На деле он мягкий и обходительный. А еще хороший друг, что является редкостью в современном мире.
– Домой приехал – ее нет, – продолжал Гера. – Подумал и сюда рванул.
– Юль, собирайся, – сказал Осокин.
Она соскользнула с тахты, встала. Зашуршала легкая ткань. Только сейчас Осокин заметил, что одета она нарядно. Юля неторопливо, словно времени у нее уйма, сунула одну ступню в модельную туфельку, потом другую, подошла к Осокину, постояла. Он воспользовался ее методом – не реагировал. Юля сделала несколько шагов по ступенькам, на секунду задумалась о чем-то, а Осокин вдруг вспомнил:
– Юль, у меня к тебе просьба. Последи за одной женщиной... – Она обернулась, одна черная тонкая бровь в удивлении приподнялась. – А я послежу за ее сыном.
– Кто она? – поинтересовалась Юля, но не более того.
– Не знаю. Завтра буду ждать тебя в половине восьмого... Ты, Гера, разрешишь? – вдруг вспомнил он, что надо, вообще-то, спросить разрешения у некоторых.
– А ей можно запретить? – удивился тот.
– Так мне рассчитывать на тебя? – снова обратился Осокин к Юле.
– Конечно, – сказала она, по-родственному чмокнула его в щеку, начала спускаться вниз.
– Подожди меня в машине, – бросил ей в спину Гера. Она не обернулась, ушла. Герасим (таково его полное имя) достал сигарету, закурил. После паузы произнес: – Хм, и это терпит законный муж...
– Перебесится, – сказал в ответ Осокин о Юльке.
– Что ты! Она не бесится. Я даже не знаю, умеет она беситься или нет.
– Потерпи. Ее завоевывать надо, как блокпост.
– Боюсь, мне это не удастся. Не вмешивал бы ты ее в свои дела, Дар.
– Нет никаких дел. – Впервые за время появления Герасима Осокин посмотрел на него. Посмотрел открыто, в глаза. Герасим ценит в нем прямоту.
– Ладно, бывай, – вздохнул Гера.
Хлопнули по рукам, Герасим сбежал по ступенькам.
Марьяна открыла дверь в половине второго ночи:
– Что так долго, блин?
– Ну, знаешь... – не находил слов Радий. – Думаешь, автогены на каждом углу валяются? Глубокой ночью купить их раз плюнуть, да?
– Достал? – взвизгнула Марьяна. Она поняла по интонации, что автоген есть.
– За бабки у нас все достанешь. Десять тысяч отвалил сторожу, но газа осталось в баллоне немного, учти. А тебе зачем автоген?
– Тащи в дом, – ликовала Марьяна, неуклюже подпрыгивая, ведь как-никак, а она совсем немного отставала от покойного мужа в весе.
Партнеры Фисуна, такие же старые уроды, считают ее красавицей и норовят пощупать, на большее они не способны. Разумеется, она хороша, это на подиумах кости вышагивают, а в постели мужики любят тело. Да и кто видел богатого, престарелого пупсика, женатого на некрасивой кляче? Впрочем, некоторые предпочитают не менять жен, но все равно на сторону бегают, уж Марьяна насмотрелась.
Радий, предприимчивый лидер молодежного движения в городе, внес в кабинет баллон, от которого отходила трубка, а на ее конце болталась какая-то штуковина.
– Чужой! Чужой! – живо отреагировал на появление Радия Бакс.
Радий вздрогнул, Марьяна его успокоила:
– Это попугай. Мы здесь одни.
Пока Радий приводил в готовность аппарат, она нервно курила, поглядывая на часы, ходила вокруг, не представляя, чем помочь.
– Трепалась про мужа? – спросил он.
– Его застрелили, – вдохнула полной грудью дым Марьяна и бешено выдохнула. – У меня на глазах. Выстрела никто не слышал, пистолет был с глушителем. Мой кабан охнул и мешком стал падать. Потом позвонили из больницы, сказали: подох.
– На убитую горем вдову ты не похожа, – подметил Радий.
– Черта с два! – дымила Марьяна, расхаживая взад-вперед. – Фисун – свинья, дерьмо. Чтоб по нему страдать? О, боже, за что я свинью оскорбляю?
– Готово, – сказал Радий. Марьяна подлетела к нему, веря в удачу. – Погоди, это не все. Нужна маска... Она закрывает лицо, а в середине сделана прорезь для глаз, застекленная, стекло очень темное. На пламя смотреть нельзя, ослепнешь.
– Почему не купил маску? – рассвирепела Марьяна.
– Сторож не нашел.
– Так... – лихорадочно она начала искать выход. – Очки подойдут?
– Вряд ли.
– Хамелеоны! За двести баксов!
– Хоть за триста. Все равно ослепнешь.
– А двое очков?
Марьяна метнулась в гардероб – специально отведенную комнату для вещей, постельного белья и всего прочего. Принесла несколько штук очков, выбрала самые темные, скрепила дужки резинками и протянула Радию.
– Нет, подруга, – отступил он, улыбаясь. – Хочется быть полноценным, а не закончить жизнь в темноте.
– Ну и пошел к черту! – психанула она, надевая двойные очки. – Покажи, как эта штука работает и отваливай.
– А что ты хочешь приварить? – поинтересовался он.
– Не твое дело.
– Тогда не расскажу.
– Денег не получишь, – пригрозила Марьяна.
– Я знал, что ты аферистка, но я тебе верил. Каюсь, дурак был. Марьяна, резак не любит неумелые ручки. Лучше скажи, что ты хочешь приварить.
– Скорее разварить... – задумчиво уронила она. А вдруг правда сама не справится? Она решительно сняла со стены картину. – Сейф хочу вскрыть.
– Сейф! – заорал Бакс. – Резак! Марьяна корова!
– Господи, – закатила она глаза к потолку. – Пошли этому пернатому скоропостижную смерть. Иначе я дуба дам от испуга.
– Марьяна, сейф вскрывать... это уголовщина, – растерялся Радий.
– Слушай, заткнись, – скривилась она, ей вторил попугай: «Заткнись, заткнись!» – Это сейф моего кабана. Значит, то, что в нем есть, мое. Я его настоящая и законная жена.
– В таком случае, почему ты сейчас хочешь его вскрыть? Что за спешка?
– Потому что завтра сюда прилетит стая акул...
– Акулы не летают, они плавают, – попытался разбавить шуткой напряженную атмосферу Радий.
– ... И эта стая не оставит от меня мокрого места, не говоря уже о том, что не даст даже посмотреть на деньги, которые лежат там. – Ткнула пальцем в сейф она. – Их мне не видать, когда сюда явятся поросята моего кабана. Потом доказывай по нашим продажным судам, что ты имеешь право на мизерную долю кабаньего капитала. Я не желаю тратить здоровье. Пусть они забирают дом, машины, кампанию. Авось, подавятся. Я уступаю, но при этом свое заберу наличными. А денег там... Радик, нам их хватит, если, конечно, ты мне сейчас поможешь.
Соблазн велик! Всем известно, что у Фисуна бабок куры не клюют. И лежат они – бабки, не куры, конечно, – так близко. Сейф большой, там их много, наверное, и все в пачках... Руку протяни... Но нет, пока не достанешь. Сначала поработать. Радик надел очки...
